Он прочитал стишок по-голландски. Стишка хватило на четыре этажа.
– Очень остроумно, – сказала я.
Мы вышли из лифта и потопали по коридорам через все пять углов.
– Сейчас подключим ваш компьютер, а потом вы со мной поужинаете, – сообщил Кейс.
– Нет, спасибо, – сказала я.
– Ну что вы, это обязательно! По-голландски, каждый за свой счет, – посулил он. – Голландская шутка.
– У меня нет денег, – отрезала я.
– У меня тоже нет денег! – воскликнул он. – Тогда давайте устроим Бармецидов пир[15] и вместе попьем теплой воды!
– Мне надо работать, – соврала я.
Когда мы пришли в номер, Кейс попытался застрять и подключить компьютер. Я твердо решила, что он этого не сделает. Я ему не доверяю и не хочу, чтобы он нашпиговал мои программы голландскими шутками. То есть я ему не доверяю – и точка. И более или менее выставила его за дверь. На пороге он обернулся с обезоруживающей улыбкой:
– Какая вы решительная! Позвоните, если передумаете. Я в номере триста первом.
– Вон, – сказала я.
Когда я подключила компьютер, то поняла, что хочу есть. Нашла служебную лестницу на случай, если Кейс ошивается возле лифтов и ждет меня, – лучше бы носил кейсы еще кому-нибудь… тьфу, ну и приставучие эти голландские шутки! Не нравится он мне, и все, а почему – сама не знаю (ну или знаю), и вообще, у меня крах в личной жизни, а Кейс – это все-таки второй сорт после того шикарного скандинава, – и поэтому я спустилась по лестнице и нашла столовую. От цен, указанных в меню у входа, у меня волосы встали дыбом. Так что я пошла в бар, уповая на то, что там дают бутерброды. Мне стало страшно, что придется голодать до завтрака.
Там тоже были зеркала – и не только за барной стойкой, но и целая зеркальная стена в торце, так что зал казался очень просторным. Я в жизни не ела таких дорогущих ветчинных рулетов. Взяла себе стаканчик апельсинового сока и нашла где сесть.
Разговоры в баре велись самые диковинные. Американцы за соседним столиком жарко обсуждали какие-то «общие вселенные» (я решила, что это когда ты вынужден делить мир еще с кем-то и никто не спрашивает, хочешь ты этого или нет), а сзади кто-то повторял: «Не могу же я его филк перефилкнуть за здорово живешь!» Жутко заросший бородач передо мной ныл: «Ему постоянно не везет с контуровщиками!» Потом от зеркальной стены донесся девичий визг: «Все на тыбовскую оргию! Чур, я вóда!», на что сразу несколько голосов отозвалось: «Ой, замолчи уже, Таллула!»
Я оглянулась посмотреть, кто это визжал, и увидела не кого-нибудь, а этого хлыща – Венейблза!
То есть это не он визжал. Он как раз держался скромно. Сидел на высоком барном табурете и болтал с тем потным блондином. Поскольку там тоже было зеркало, я видела Венейблза и спереди, и сзади и не могла ошибиться. Сзади было видно узкий гладкий затылок, а в зеркале – узкое гладкое лицо с очками в золотой оправе, и это лицо отворачивалось от меня с тем же ужасом, какой охватил меня при виде его. Хорошо хоть на сей раз он был не в костюмчике, зато нарядился в шикарный замшевый пиджак и новенький свитер с воротником поло. Было видно, что Венейблз тут совершенно не к месту. Я была готова спорить на крупную сумму, что джинсы на нем глаженые.
– Ох ты! – сказала я и резко отвернулась. И очень удачно, потому что в зеркале я увидела Рика Корри – он стоял и с сомнением глядел на меня сверху вниз. – А, привет, – сказала я ему.
– Привет. Вы одна, без взрослых? – удивился он. – Хотите, угощу вас коктейлем?
Я сказала: да, пожалуйста, только, если можно, не коктейль, а водку. Он так растерялся, что я поняла – он решил, что мы с Ником ровесники. Так многие считают.
– Мне двадцать, – сказала я ему. – Честно. Хотите, свидетельство о рождении покажу?
– Наверное, мне не стоит доводить вас до того, чтобы вы вот так поправляли очки на носу и смотрели на меня, – проговорил он. – Я понимаю, что это пророчит беду.
Потом он принес себе внушительную кружку пива, а мне водки. И мы немного поболтали. Ему тоже нравятся демоны дяди Тэда. Я сказала, что мой любимый – голубой трехногий, который просовывает морду сквозь стены спален, чтобы подсмотреть, чем люди занимаются в постели. Его любимый – тот, который с виду просто плевочек, но если на него наступить, с лодыжек облезет вся кожа. И мы с Риком были согласны в том, что демон, который нападает на тебя из унитаза, – это чуточку слишком близко к настоящим страхам и потому не радует. Потом у Рика запищал радиотелефон. Рик бросил пиво и помчался улаживать острые вопросы. Я огорчилась. Но я же понимаю, что в обычной жизни Рик Корри тоже подстроил бы, чтобы его вовремя вызывали по разным там радиотелефонам. Он из тех, кому трудно подолгу разговаривать с одним и тем же человеком. Наверное, здесь таких очень много.
И все-таки жаль, что он убежал, поскольку я очутилась целиком во власти жуткой женщины, которая была устроена как раз наоборот. Пока мы с Риком говорили, я заметила, как она бочком подваливает к американцам на соседних местах, а они разом сказали «Привет, Тэнси-Энн» и отвернулись от нее. Теперь понятно почему. Едва Рик ушел, как это страшное чудовище Тэнси-Энн набросилось на меня.
– Расскажите мне все!!! – потребовала она. – Меня зовут Тэнси-Энн, я целительница!
Когда я вытаращилась на нее в полном недоумении, она добавила:
– Ваша аура – сплошная серая туча психозов. Дайте помассирую вам спину. Тогда вы больше не будете такой грустной и зажатой.
И она подвинула меня вперед вместе со стулом и начала прямо-таки месить мне плечи. Мне не понравилось. И сама она тоже не понравилась. Если уж на то пошло, она сама была сплошная серая туча психозов. Крупноватая, полноватая, а лицо словно не может поспеть за большим, не в меру любопытным носом. Еще и нарядилась во что-то оранжевое, бесформенное, все покрытое миллионами мелких холодных свисающих штучек из желтого металла, которые звякали, когда она набрасывалась на людей, и это мне тоже не нравилось. Я дернулась, высвободилась из ее не в меру любопытных холодных рук и сказала, что сейчас у меня нет настроения для массажа спины.
– Тогда давайте помассирую руки! – воскликнула она, поднырнула, зазвякала и оказалась прямо передо мной. – Я просто мастерица массировать руки. Лучшее на свете успокоительное средство! Вам обязательно понравится!
И – чтоб мне провалиться! – схватила меня за руки и ну их мять и крутить.
Я отняла руки и села на них. И сказала, что у меня все прекрасно. Спасибо, Тэнси-Энн.
– Вам надо наладить сексуальную жизнь! – заорала она. – Вы англичанка. В этом-то и беда. Я знаю! Дайте-ка я вам все объясню!
После чего подалась ко мне всем телом и заговорила. И говорила, говорила, говорила… Через некоторое время я перестала слушать. Там было что-то про тантрический секс, про карму и про ауры. Но потом она каким-то образом вырулила на разговоры о пауке черная вдова и о наслаждении, которое испытывает крыса, когда бегает по лабиринту. А я просто сидела и думала, что, наверное, дело не в том, что нос у нее такой уж большой. Дело в том, что он словно бы с любопытством принюхивается к тебе, когда она говорит. Как будто алчно нашаривает что-то, что бы у меня отобрать. Может, она вампир? Или просто чокнутая. Но я, так или иначе, не обязана ее любить. Несколько раз я пыталась встать и уйти. А она просто вдавливала меня обратно и говорила, говорила… В какой-то момент она завела речь про карты Таро. Она сказала, что вот погадает и тогда все мне объяснит.
Меня вызволила прелестнейшая дама. Она была низенькая, пухленькая, темненькая, с таким розовым-розовым невинным личиком, и ей оказалось достаточно взять и подойти к Тэнси-Энн со спины и что-то ей шепнуть.
Тэнси-Энн отпрянула от меня с воплем «Не может быть!» – и промчалась через весь бар, будто оранжевый джаггернаут, задевая столы, расплескивая напитки и вопя:
– Прошу прощения! Мне нужно срочно взглянуть на свой выставочный стенд!
Дама улыбнулась мне. На ней было длинное свободное бордовое платье и много бус – казалось бы, должно выглядеть так же выпендрежно, как оранжевая хламида Тэнси-Энн, но нет. Совсем другое дело. Бордовое платье почему-то смотрелось естественно, как будто дама заслужила право его носить и теперь обычно и носит. Мне стало интересно, кто она такая.
(Позднее: я узнала, что ее зовут Цинка Фирон, и все, кого я спрашивала, говорят, что она чудо.)
Едва затихли вдали вопли Тэнси-Энн, как я бросилась в свой номер и села это писать. «Черная вдова! – думала я, поднимаясь в лифте. – Крысы! Массаж! Да кто ей вообще сказал, что крысам нравятся лабиринты? И при чем здесь Таро?»
Некоторое время назад, уже после полуночи, в дверь постучали и вошел Ник. И мы разом, в один и тот же миг воскликнули:
– Где тебя носило?!
Отчего оба расхохотались. Потом он сказал, что я ничего не пропустила, когда не пошла на банкет с гостями, – скука была смертная, а среди гостей затесался какой-то Как-его-там Уайт, которого Ник терпеть не может. Вот Ник и сбежал, не дождавшись окончания, и пошел искать меня, потому что во «Вселенной-три» показывают «Принцессу-невесту» и он хотел посмотреть ее со мной.
– Ты же уже три раза смотрел «Принцессу-невесту», я точно знаю! – сказала я.
– Все равно захотелось посмотреть, – сказал Ник. – Пришлось идти одному. Но я пришел сказать не это. Тот хлыщ в серебряном авто, который дал тебе денег, – так вот, он здесь.
– Ага, я тоже видела! – с чувством ответила я. – А вдруг это мы его вызвали, когда сплясали Ведьмин танец? Чтобы он объявился не где-нибудь, а здесь – это как-то совсем невероятно.
– Ну, может, так и есть. – Лицо у Ника стало очень странное. – Я тебе говорю – выхожу я сейчас из лифта, а он стоит в конце коридора, где зеркала…
– И десять отражений. Ага-ага, – сказала я, вспомнив того шикарного скандинава.
– Нет, – сказал Ник. – Нет, и это тоже было непонятно. Только он – и все. Никаких отражений. А потом стены и зеркала вдруг стали поворачиваться вокруг него. Будто колесо. То есть я видел ребра зеркал, когда они крутились вокруг него. Честное слово.