– Да с какого перепугу я должен был это отрицать? Он бы пустил идею псу под хвост. А я просто взял ее, развил и улучшил, и мне не стыдно это признать! Книги – общественное достояние, и нечего было так мне хамить, чтоб его!
Бледное лицо Кейса все засветилось, и он поднял руку, чтобы уж точно привлечь мое внимание.
– Я великий сплетник и всюду сую свой нос! – весело заявил он. – А здесь намечается настоящий скандал!
Один из моих знакомых американцев за столиком у него за спиной как раз говорил:
– Ну, если этот крендель считает, что у него украли идею, как он тогда относится к созданию общих вселенных? Там ты сочиняешь интересную штуковину, кто-то ее подхватывает, и оглянуться не успеешь, как ее суют во все сюжетные линии. Больше ничего Мэллори и не сделал. А Тарлесс – козел.
Тут до меня донеслись вопли – едва ли не визг – самого Тарлесса с противоположного конца зала:
– Беспардонный плагиат! Я твердо намерен подать на Мэллори в суд!
Я посмотрел на Кейса, на его бледное взволнованное лицо и поднятую руку. Да, у него были яркие способности магида. Я чувствовал, как он повышает громкость всех окружающих звуков, чтобы Тарлесса было во всех подробностях слышно даже издалека.
– Скандал! – ликовал голландец.
Очевидно, мы с Мари рано покинули круглый стол и пропустили самое веселье. Тарлесс внезапно набросился на Мэллори и обвинил его в том, что тот украл все самые смешные эпизоды «Явления тьмы» из романа, который Тарлесс опубликовал годом раньше. Мэллори учтиво признал, что так и было.
– Если мне нужна шестеренка и именно такая валялась под чьим-то халтурно свинченным механизмом, а я ее нашел, то я имею полное право взять ее и применить по назначению! – говорил он у меня за спиной.
Ну что ж. В его философскую концепцию это, безусловно, вписывалось. Однако было очевидно, что на круглом столе разразилась бурная ссора, а насладиться процессом удалось далеко не всем.
В результате манипуляций Пунта мне было слышно, как распорядитель Тина Джанетти со слезами в голосе жалуется Максиму Хауку:
– Я не смогла их заткнуть! Думала, они сейчас полезут друг на друга с кулаками прямо через меня! И мне не нравится, Максим, когда так выражаются публично!
– Как именно выражаются? – Кейс был в полном восторге. – Просто «сопля голландская» или слова покрепче, букв поменьше? Пожалуйста, пожалуйста, поведайте нам!
Теперь он прямо-таки давил на Тину Джанетти и американцев, чтобы они повторили сказанное и услышанное. Я спросил:
– Кейс, вы всегда так поступаете с людьми?
– Только когда мне нужно узнать что-нибудь! – радостно отвечал он. – Для сплетен, для экзаменов и все такое прочее!
– Это злоупотребление, – сказал я ему.
– Все с вами ясно, вы ханжа, – припечатал он. – Я сразу разглядел. Разве я кому-то делаю плохо?
– Если вы так делаете на экзаменах, это все равно что списывать, – заметил я.
– Все списывают, когда могут, – сказал он. – Было бы что-то серьезное, например парламентские выборы, я бы не стал так делать. Зато какая смачная сплетня!
Тут у меня возникли сильные сомнения в его этическом кодексе. Думаю, он, конечно, и в самом деле никому не желал зла, но из этого не следует, что он и через десять лет будет так же безобиден. Он вообще вызывал у меня сомнения – да такие, что я даже обрадовался, когда он взглянул на часы и сообщил, что ему пора идти работать тыбой для издателей.
– Можете сэкономить на десерте, – обрадовал он меня. – Ведь я такой сладкий! – И ушел.
Я тоже ушел, только сначала поймал официанта и попросил счет. Потом с трудом оторвал от пола четыре мешка книг и двинулся через зал. Тарлесс сидел за столиком у выхода. Я надеялся обработать его следующим, но он явно еще не остыл – судя по тому, как тыкал вилкой в жареную картошку на тарелке. Я прямо видел, как он представляет себе, что это почки и сердце Тэда Мэллори. У него даже бородка дергалась от злости. И все равно я был готов остановиться и поговорить с ним, но его сосед по столику при моем приближении поднял глаза и посмотрел мне в лицо. Меня в жизни не награждали таким неприязненным взглядом. Взгляд исходил из блеклых глаз, которые были желтые в тех местах, где им полагается быть белыми, а пухлые губы в зарослях каштановой с проседью бороды злобно приоткрылись, обнажив зубы.
Я видел этого человека впервые. На значке у него было написано «Грэм Уайт» – что-то смутно знакомое. Это имя упоминала за завтраком Жанин, миссис Мэллори, – вот, собственно, и все. Однако было очевидно, что это очень сильный маг – не слабее Тарлесса. Стоило мне приблизиться, и я ощутил волшебство в них обоих. И он меня ненавидел. И предупреждал, чтобы я сюда не совался. Я просто прошел мимо, будто ничего не заметил. В зеркалах, которые здесь были повсюду, мелькало мое отражение – я прошагал к выходу и толкнул двумя мешками с книгами входную дверь, не моргнув глазом и не дрогнув ни единым мускулом на лице, за что я себя мысленно похвалил. Лишь когда я очутился за порогом, ломая себе голову, почему этот тип так смотрел на меня, я вспомнил, что через спинку кресла этого Грэма Уайта был перекинут серый плащ с капюшоном. Тут все встало на свои места. Это он возглавлял процессию фигур, похожих на монахов, от которых все шарахались в фойе. А поскольку я был так близко, что ощутил характер его магии, то у меня появилась догадка, за что он так на меня ощерился. Он был в числе тех, кто раскрутил этот узел. И должно быть, сообразил, что это я остановил процесс.
Я двинулся прямиком в Торговый зал.
– Грэм Уайт? – спросил я у Цинки.
Она сидела, окруженная зеркальцами, шкатулочками и крылатыми статуэтками, и ела огромный хот-дог.
– Вынуждена тебя огорчить, – ответила она с набитым ртом. – Местный житель. Владеет оружейным заводом в Вонтчестере. Всегда участвует в «ФантазмаКоне» и всегда преподает эзотерику во «Вселенной-три». Не вздумай в него тыкать даже багром, а то и чем подлиннее.
– Спасибо, – сказал я и ушел, чтобы не отвлекать ее от еды.
Затем я двинулся к машине. Вышел через кухню на яркое солнце – день, однако, оказался неожиданно холодным, и снежинки вились в солнечных лучах, будто пыльца, – и сначала сложил свои мешки с книгами в багажник, а потом забрался за руль.
Громкое тиньканье Скарлатти сменилось тихим тиньканьем.
– Явился не запылился! – воскликнул Стэн. – Радиотелефон разрывается, а я, кажется, не сладил с автоответчиком. Приходилось терпеть, пока он звонит.
– Извини, я был занят, – сказал я. – Стэн, где ты раскопал этих кандидатов в магиды?
– У старосты магидов, – ответил он. – Список спустили ей Сверху примерно тогда, когда я умирал. А что?
– Из Верхней палаты или еще выше? – уточнил я.
– Ну, к ней список попал через Верхнюю палату, как обычно, – ответил Стэн. – Но все старательно уклонялись от подробностей, поэтому у меня возникло ощущение, что это откуда-то гораздо выше. Положа руку на сердце, мне пришлось потрудиться, чтобы выбить для тебя список с фамилиями и адресами.
– Так я и думал, – кивнул я. – Стэн, мы влипли в Предопределение. И мне это не нравится. Я не понимаю, куда они клонят! Ни один из кандидатов не подходит. Лучше всех Пунт, а для него нет ничего святого – лишь бы посмеяться. Хорват, по-моему, просто ненормальный. Тарлесс с самого начала только и делает, что закатывает сцены, будто примадонна, и, подозреваю, к тому же балуется черной магией. Фиск – сущая катастрофа, а мое мнение о Мэллори тебе известно. Я считаю, что мы должны забыть об этом списке и начать заново.
– Полегче! Мне же не просто так его дали! – возмутился Стэн. – Ты уже со всеми побеседовал?
– С Фиск и Тарлессом – еще нет, – признался я, – и с Габрелисовичем тоже толком не поговорил.
– Значит, у кого-то из них есть скрытые глубины, – сказал Стэн. – Не суди, пока как следует не…
Тут затрезвонил телефон. Это был Дакрос. Голос его доносился не как обычно, а словно издалека, потрескивая, однако звучал радостно.
– Наконец-то пробился к вам, магид! Извините, что беспокою. Я еду на вездеходе к Мировым вратам Талангии. Мы нашли Кнарроса. Кира Александра нашла.
– Да что вы?! – Не просто красотка, вспомнилось мне. – Как ей это удалось?
– Помните, я отправил ее в Талангию? – спросил трескучий голос Дакроса. – На ферму, которую я оставил дяде? Так вот, кира Александра поговорила с моим дядей и его людьми, а дядя случайно упомянул, что на горе милях в десяти оттуда есть поселение какой-то секты, а еще кто-то заметил, что там живут кустопоклонники, той же веры, что и покойный император. Кира Александра кое-что разведала, не привлекая к себе внимания. И оказалось, что там, в поселении, есть дети, по крайней мере молодые люди, но все сказали кире Александре, что тамошний глава не пускает туда никого, только по делу, и не позволяет говорить с детьми, когда кто-то приносит припасы и так далее. Тогда кира Александра стала расспрашивать дальше. И сегодня один человек сказал ей, что глава поселения – настоящее чудовище, самодур-кентавр по имени Кнаррос. Она тут же вызвала меня.
– Кнаррос – кентавр! – воскликнул я. Значит, в тех рисунках все же была подсказка!
Дакрос радостно рассмеялся сквозь шорох помех:
– Да, неудивительно, что все люди были самозванцы. Как я уже сказал, я еду в Талангию на вездеходе и взял с собой как можно больше солдат. На ферме мы будем завтра к вечеру. Магид, вы сможете присоединиться к нам у подножия горы?
– Признаться, у меня тут довольно срочные дела… – начал я.
– Если он кентавр, без магида не обойтись, – встрял Стэн у второго моего уха. – Соглашайся, а здесь отложи все на час-другой.
– Хорошо, – сказал я Дакросу с легким вздохом. – Сообщите мне координаты и приметы горы. Когда вы меня ждете?
Мы договорились на шесть вечера, и я дал отбой.
– Почему, если он кентавр, без магида не обойтись? – спросил я Стэна.
– Знал бы ты кентавров, сам бы догадался, – сказал Стэн. – Этот кентавр – доверенное лицо, однако о себе не заявил. А значит, либо обещал скрываться, либо, вероятно, должен заявить о себе лишь при определенных условиях. Такие кентавры – ужасные зануды. Тебе придется убеждать их, что все условия соблюдены. К магидам они прислушаются, даже если сомневаются во всех остальных. К тому же он, возможно, и сам умеет колдовать. Это логично, когда живешь в…