– Они с Грэмом Уайтом давно знакомы?
Ник нахмурился:
– Да… по-моему. Странно, мы вроде как познакомились только на банкете в пятницу, но за столом он что-то сказал и склонил голову к плечу, и я вдруг понял, что видел его, когда был маленький, и не раз. Он тогда был без бороды. И часто приходил к нам домой. Но папе он, по-моему, не нравился и приходить перестал.
– Он – то есть Грэм Уайт – говорил тебе то же самое, что и мать? – спросил я и замер, не дыша.
От того, что Ник ответит на этот вопрос, зависело множество моих соображений.
Ник снова нахмурился:
– Ну… не помню. Зато помню, как мама говорила все это при нем – ну, что я стану важной шишкой и про волшебство и все такое, – и он ее никогда не останавливал, не говорил, что это чушь, как всякий нормальный человек на его месте. Вроде бы. Но я тогда был совсем маленький.
– А Мари? – спросил я. – Что из всего этого Мари…
Меня перебил Стэн:
– Руперт, к сожалению, эта девочка пока еще здесь. Она шевелится. И кажется, даже пытается что-то сказать.
От этого Ник полностью утратил интерес ко мне. Он встал коленями на сиденье, перегнулся через спинку и с тревогой вгляделся в Мари. Я поправил зеркало заднего вида, чтобы тоже взглянуть на нее. Сердце у меня екнуло и упало. Да, мои старания по пробуждению жизни повлияли и на нее, сомнений не оставалось. Она вздрагивала и тихонько, но сердито шевелила руками, головой и коленями. Глаза у нее за отблескивающими полукружьями очков были полуоткрыты, они стали такие же блеклые, как и все остальное, с бесцветных губ срывался еле слышный шепот. Я глядел на нее и с горечью думал, на сколько я продлил такую ее полужизнь. На несколько часов? На день? Еще больше?
– Повтори-ка, – сказал Ник и нагнулся к ней.
С моей стороны это было черствостью, но я воспользовался тем, что он отвлекся, и задал еще один вопрос, который считал важным. Когда все чувства человека сосредоточены на чем-то другом, он отвечает неосознанно и говорит то, о чем предпочел бы молчать.
– Ник, мать никогда не говорила тебе, почему Земля получила кодовое название «Вавилон»?
– Тут разметало кого-то по имени Корис или как-то так. Она считает, это смешно. Говорит, он пытался завоевать Землю, а вместо этого построил Вавилонскую башню, – ответил Ник.
Его мысли были почти полностью поглощены Мари. Он перегнулся на заднее сиденье и медленно и отчетливо проговорил:
– Нет, все нормально. Он выступает только завтра после обеда. Ты ничего не пропустила.
Значит, обошлось. Кодовое название не имело никакого отношения к страшным тайнам. Просто одна из версий легенды о смерти Корифоса. По некоторым данным, он и в самом деле незадолго до смерти собирался захватить Землю.
– Что она говорит? – спросил я Ника.
– Говорит, она обещала посидеть и послушать, как папа произнесет речь почетного гостя, – ответил Ник и снова сел на сиденье и повернулся ко мне – совсем другой мальчик, так и сияет надеждой. – Она же поправится, да? Отрастит себе вторую половину…
Я глядел на него и не знал, как ему сказать. Я сам не ожидал, что мне будет так больно. Чувства, которых я ни за что не желал признавать, перекрыли мне горло и раздирали грудь. Это была сухая, сильная, физическая боль, как будто кто-то натолкал в меня мелких, острых цементных осколков. Я сомневался, что смогу заговорить, – так меня душило.
За меня ответил Стэн – и я ему безмерно благодарен.
– Нет, сынок. Тут все иначе устроено. Самое лучшее, на что можно рассчитывать, – что иногда очень сильные люди, очень масштабные личности, могут прожить так некоторое время. Твоя сестра очень сильная, вот и все.
– Двоюродная, – машинально поправил Ник. – Некоторое время – это сколько?
– Ни к чему тебя обманывать, – мягко проговорил Стэн. – Иногда они могут протянуть несколько лет.
Ник снова встал коленями на сиденье и свирепо уставился мне в глаза. Оранжевые огни пустого автовокзала отразились в его темных глазах, и в лицо мне смотрели две точки жгучей пытки. Как будто на меня глядела моя собственная боль.
– Вы сказали, что есть другой способ! – закричал Ник. – Чего вы тянете? Начинайте! Немедленно!
– Я не уверен, что… В общем, это страшная тайна, – едва выговорил я.
– Никому ни слова не скажу! – сказал Ник. – Начинайте!
– Не в том дело! – запротестовал я. – Это займет много времени. Может не получиться. Я никогда этого не делал. Мне нужен по меньшей мере еще один магид и кто-то, кто отправится в путь вместе с ней, и я не уверен, что у нас есть…
– Вы не понимаете! – заорал Ник мне в лицо. – Я не смогу жить, пока Мари не вернется к нам живая! С ней все по-другому, она такой человек!
– Да, я знаю, – сказал я. – Но у нас, возможно…
– Руперт, мальчик дело говорит, – сказал Стэн. – Задействуй тайну Вавилона. Ты должен вернуть девочку хотя бы потому, что чем дольше я на нее гляжу, тем больше понимаю, что ей Предопределено стать новым магидом.
Как мне было объяснить ему, что медлю я в основном потому, что сам так сильно этого хочу? Больно мне было наполовину оттого, что я хотел задействовать Вавилон. А страшную тайну нельзя задействовать, если думаешь, что делаешь это только потому, что тебе хочется. А мысль, что можно задействовать ее и все равно ничего не выйдет, была невыносима, почти так же невыносима, как и мысль, что я могу ошибиться именно потому, что так жажду вернуть Мари. Чтобы немного выпустить пар, я накричал на Стэна:
– Предопределено?! Тогда зачем Тем, Наверху, было столько трудиться, если они именно это и Предопределили? Зачем было меня втягивать?!
– Ты же знаешь, они не могут действовать напрямую, – с упреком ответил Стэн. – Им запрещено. Я дам тебе мою строфу, если надо. Она наверняка не та, что у тебя.
– Надеюсь, вы отдаете себе отчет, о чем просите! – Кажется, голос у меня сорвался, как у Ника. – Вы просите меня построить рискованную рабочую конструкцию, конструкцию, из-за которой могут погибнуть люди, в месте, где я уже наладил другую рабочую конструкцию и где лежит раненый кентавр, скрывающийся от двух убийц, один из которых пытался вмешаться в механизм узла. Причем этот узел такой мощный, что я не уверен, что даже с помощью Уилла смогу сделать все остальное и одновременно держать путь открытым и еще и следить за Мари…
– За Мари буду следить я, – встрял Ник. – Я и так этим занимаюсь.
– …а есть еще и Эндрю, помимо всего прочего! – договорил я. – Да, Ник, думаю, придется тебе. Я не могу делать все сразу!
– Руперт, ты забываешь, что я тебе постоянно твержу, – сказал Стэн. – Делай все шаг за шагом, по мере поступления. Не нужно взваливать на себя все без разбору. А то штаны с натуги лопнут.
– Я помогу, чем смогу! – заверил меня Ник. – Что угодно сделаю. Честное слово!
– Хорошо, – сказал я. – Хорошо. – И откинулся на спинку – меня прямо-таки ударило волной облегчения. – Как только выберемся с этого треклятого автовокзала, сразу и приступим.
Мы ждали. Оказалось недолго. Если что-то принялось расти, то оно очень быстро удваивается в размере. Металлические перила стали суставчатые, как бамбук, и изящно выгибались вверх и в стороны, растягивая за собой рифленую, словно свежая листва, пластиковую крышу. Она потемнела, в ней появились почки, из которых вверх выстреливали длинные полупрозрачные побеги. Мы слышали, как они шелестят на ночном ветру. Весь навес очень скоро стал напоминать аркаду из переплетенных деревьев. Я ждал, когда рост прекратится, и руки у меня тряслись на руле. Ник и в самом деле не знал, о чем просит и что это значит и для меня, и для него. А вот Стэн знал. И оттого, что я хотел, чтобы Стэн об этом попросил, я нервничал только сильнее.
– Ну, скоро поедем? – спросил наконец Стэн.
Я снова включил фары и завел машину. Остановка вдруг стала зеленая, причем вся, а не только над головой. Зеленые копьевидные листья проклевывались уже из сочленений на перилах, полупрозрачные в свете фар. Вся эта растительность шелестела, скрипела и раскачивалась, когда машина медленно-медленно проезжала внутри. Я невольно восхитился. Зеленая аркада получилась такая изысканная, что, когда мы выехали из нее и длинные глянцевые листья прошуршали по окнам, я еле заставил себя предложить остановке вернуться в прежнее состояние. Формулировать это предложение мне пришлось очень точно и сосредоточенно, чтобы на сей раз никак не затронуть Мари.
– Жалко, – заметил Стэн, когда зеленая листва принялась вянуть. – Ну и лица сделались бы у них, когда бы они это увидели, – любо-дорого.
– Ну, теперь-то вы начнете? – спросил Ник.
– В гостинице, в своем номере, – заверил я его. – Первым делом мне нужно поговорить с Уиллом.
Я помчался в гостиницу со всей скоростью, которую допускала здешняя односторонняя система. Моя многострадальная машина дребезжала и словно бы прихрамывала, где-то в шасси клацало. Когда мы продребезжали на рыночную площадь, Ник сказал:
– За стойкой портье держат инвалидное кресло. Прикатить?
Для этого мы остановились у главного входа. Дверь машины со стороны Ника не открывалась. Мне пришлось чуть-чуть поработать по-магидски, чтобы отщелкнуть замок, после чего дверь перестала закрываться. Мы прохромали на служебную стоянку с болтающейся дверью и остановились возле псевдо-«лендровера» Уилла. Я был сердечно рад его увидеть. Уилл был мне очень нужен. Я даже не мог объяснить Стэну насколько. Отправил Уиллу настойчивый зов с требованием ждать меня у лифта, а потом заставил открыться остальные двери.
– Тебе нужна моя строфа? – спросил Стэн.
– Если можно, – ответил я, стоя одной ногой на пороге со стороны водительской дверцы. Она открывалась только сильным пинком.
– Ну, вот она. – И хриплый голос Стэна продекламировал:
И как идти мне в Вавилон?
Отсюда – и вперед.
А будет мост и склон крутой?
Все будет в свой черед.
Коль ничто тебя не страшит на пути,
И с одной свечой сумеешь дойти.