– Но я же не хотел пропускать такое интересное…
Я подумал, что Жанин, должно быть, плохо знала собственного сына, если полагала, будто сможет удержать его на расстоянии, если просто не пригласит. Однако подобное недомыслие – недостаток большинства матерей. Моя матушка упорно не замечает всех тех диковин, которые я творю как магид, – всех тех диковин, которые творят трое ее сыновей.
– Занятные, должно быть, разговоры вели вы с Робом и Мари в лифте, – процедил я.
Ник и Роб переглянулись. Взгляд этот был одновременно заговорщический и гневный.
– Я думал, вы не заметите, – буркнул Ник.
– Хотите об этом рассказать? – спросил я.
Настала довольно долгая пауза, нарушенная только шепотом Мари. Я расслышал только «говори», но не знал, велит ли она Нику выложить все как есть, или это на самом деле «не говори». Однако это доказывало, что Мари все понимает. Я воспрянул духом. Она оказалась куда крепче, чем я думал, даже с поправкой на мое случайное вмешательство.
В конце концов Роб открыто посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
– В общем, я, конечно, сказал Нику, что мы с ним кузены. Но я думал, что сейчас потеряю сознание…
– И у нас не оставалось времени, потому что вы тянули лифт обратно вниз, – поспешно вмешался Ник.
– Роб объяснил, каким образом человек и кентавр могут в принципе оказаться родственниками? – спросил я. – Казалось бы, это маловероятно.
– Естественно, это вопрос договоренности! – воскликнул Роб. Его красивые черты так и источали искренность и невинность. – Мой дядя Кнаррос и мать Ника – названые брат и сестра.
– Когда они об этом договорились? – спросил я.
Меня интересовало не «когда», а «зачем», но я понимал, что этого Роб мне не скажет.
– Пятнадцать лет назад, перед тем, как она покинула империю, – ответил Роб.
– Получается, Жанин – законная гражданка Корифонской империи? – спросил я.
Роб закивал, довольный, что удалось мне угодить:
– Она родилась в Талангии.
В устах кентавра такое утверждение – наверняка истина. Уже кое-что. Однако я понимал, что дальше мы при Нике не продвинемся, особенно если учесть, что я рассчитывал на помощь Ника с Мари. Уилл с тревогой смотрел на меня, явно пытаясь внушить мне ту же самую мысль. Меня вдруг охватила смертельная усталость. Я кивнул Уиллу, показав, что теперь его очередь разговаривать с Робом, и, взяв из комода чистое белье, ушел в ванную помыться и переодеться. От этого мне сразу стало гораздо легче, несмотря на то что челка почти сгорела. Я смазал ожоги мазью и вышел.
Уилл ничего не добился. Это было видно с первого взгляда. Роб по-прежнему сиял искренностью. Ник надулся. Я пошел к мини-бару и добыл себе маленькую синюю бутылочку бренди.
– Хочешь, Уилл?
Уилл никогда не был любителем спиртного.
– Нет, у нас впереди большая работа, – ответил он. – Но тебе-то явно не помешает.
Сделав первый блаженный, согревающий, жгучий глоток, я развернулся к Робу, жалея, что нельзя обрушить на него известие о смерти Кнарроса – хотя рано или поздно сказать придется, – но я решил, что при Нике лучше сначала обрушить на него известие о состоянии Мари.
– Вы знаете, что с ней произошло? – спросил я, показывая на кресло.
Взгляд Роба неохотно переместился на крошечную, скорченную, выцветшую фигурку.
– Ее разметали между мирами, да? Я слышал, от этого белеют.
– Совершенно верно, – ответил я. – Мари разметали между мирами. Более того, врата открылись в недра вулкана. И это была не случайность. Вторая половина Мари уничтожена.
Я снова отхлебнул из бутылочки, глядя поверх нее на Роба и надеясь, что это поколеблет прочные бастионы его фальшивой невинности. Вероятно, так и было. Он опять нездорово побледнел, но я решил, что теперь он не притворяется.
К сожалению, именно в этот момент с похвальной расторопностью появился официант из обслуживания номеров и вкатил к нам столик на колесах, нагруженный чизбургерами, огромной корзиной чипсов и великанским кофейником с великолепным местным кофе. Я дал официанту щедрые чаевые. Учитывая поведение узла, паренек их заслужил, хотя меня даже слегка перекосило при мысли, сколько денег у меня ушло за эти длинные выходные. На досуге я снова поглядел на Роба – на его смуглые щеки вернулась краска, и лицо сделалось несколько самодовольное, словно он считал, будто выкрутился из неприятного положения.
«Я с тобой еще не закончил, сынок!» – подумал я.
Но до поры до времени мы все занялись едой, даже Ник: как я и рассчитывал, он не смог устоять перед вкусными ароматами и набросился на чипсы. Мари, ко всеобщему ужасу, похоже, есть не могла. Нику все-таки удалось заставить ее проглотить немного сладкого кофе, – он с неожиданным терпением уговаривал и подбадривал ее, склонившись над креслом, пока Уилл и Роб с энтузиазмом уничтожали ее порцию. Роб сидел в постели и уминал чизбургер, и зрелище было то еще: темные глаза так и горят, из-под моего одеяла то и дело показывается то копыто, то еще что-нибудь. Кентавры не просто быстро поправляются, они еще и очень много едят.
Маленькие квачки, судя по всему, тоже. Я начисто забыл о них и совсем растерялся, когда у меня из-под кровати появилось два пушистых комочка. Уилл скормил им кусочек булки от чизбургера и один-два чипса. Однако на Мари они подействовали просто поразительно. Она выпрямилась, подалась вперед и провожала птенцов глазами, словно не могла насмотреться. На ее измученном выцветшем лице даже появилась слабая улыбка. Конечно, вспомнил я, она же училась на ветеринара. Наверняка она выбрала эту профессию, потому что любила маленьких существ.
Прежде чем она снова погрузилась в бормочущую полужизнь, я смахнул со столика все крошки и кусочки и оставил их на ковре перед креслом-каталкой. Квачки так и набросились на горку угощения, и Мари, нагнувшись, внимательно смотрела на птенцов.
– Хорошо, – сказал я. – Теперь настало время для серьезных дел. Роб, мы сейчас будем работать со страшными тайнами, а вы окажетесь невольным свидетелем. Вынужден просить вас дать клятву никогда ни с кем об этом не говорить.
– Можешь наложить на Роба гейс, – посоветовал Уилл.
– Ах, прошу вас! – воскликнул Роб. – Клянусь никому не говорить ни слова. Если хотите, я могу силой воли погрузить себя в сон.
– Не нужно, вы же клянетесь, – сказал я.
Он очень серьезно и официально поклялся именем Корифоса Великого. Уилл подмигнул мне:
– Свечками запасся, Руперт? А то мои все внизу, в Бороздилке. Сходить?
Подобно Мари, которая, похоже, никогда не расставалась со своей ветеринарной аптечкой, я везде вожу с собой сумку со всем необходимым для магидской работы. Я взял ее с вешалки и проверил. У меня было восемнадцать простых белых свечей и запас жестяных подсвечников.
– Свечей хватит, – сказал я Уиллу. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь выходил из комнаты, пока мы не закончим. В гостинице у нас по меньшей мере два сильных противника. Начинай строить самую мощную защиту. А я найду дорогу и расскажу все Нику.
Мы оба встали спиной к двери и сосредоточились. Я чувствовал, как Уилл строит что-то такое толстое и прочное, что у меня возникло ощущение, будто я работаю в бункере. Уилл строил защиту очень тщательно и отгораживал нас от узла надежно и надолго. Я был ему за это благодарен. Это означало, что я могу полностью сосредоточиться на обдумывании своей собственной строфы про Вавилон, моего фрагмента страшной тайны.
А где дорога в Вавилон?
У дома твоего.
Хоть сотню раз пройду по ней?
Не сотню – три всего…
Ник и Роб смотрели на нас с практически одинаковым благоговейным почтением. Внезапно Ник проговорил севшим голосом:
– Мне надо в туалет. Можно?
– Лучше давай сейчас, заранее, – сказал я. – Роб тоже. Бегом.
Ник ринулся в ванную. Роб осторожно спустил на пол все четыре копыта, отбросил одеяло и тяжело поднялся.
– Уй! – Он невольно схватился за бок, там, где Мари наложила многочисленные швы.
Взгляд Мари обратился на него с расфокусированным профессиональным интересом. В ней явно стало больше жизни. Она посмотрела, как Роб, осторожно переставляя копыта, обошел квачек и вдвинулся в ванную. Я подумал, что там ему едва хватит места. Ник ему поможет. Я вернулся к стихам.
Дорога, естественно, была здесь, в комнате, более или менее у меня под ногами. И всегда будет открыта и для меня, и для кого угодно, поскольку была в некотором смысле самодостаточна. Эта вавилонская конструкция была древним-древним, основополагающим волшебством. Ник, а потом и Роб вышли из ванной, но я, не обратив на них внимания, прошагал по той части дороги, которая лежала внутри комнаты. Она шла странно, наискось. Чтобы не сойти с нее, мне пришлось отодвинуть кресло Мари к самой кровати. Поймав дорогу, я двинулся по ней к двери и через каждые несколько шагов ставил справа свечу в подсвечнике. Между первыми двумя свечами был всего шаг, расстояние между остальными должно было быть больше, а потом еще больше; всего их получилось девять. Затем я прошел в обратном направлении и поставил по свечке напротив каждой из первых девяти, так что у меня получились две параллельные цепочки на расстоянии примерно фут друг от друга, из девяти свечек каждая. Потом я опять вернулся к двери и посмотрел, правильно ли у меня получилось.
Правильно. Хотя я поставил свечи двумя параллельными линиями, с порога, где я стоял, казалось, что передо мной тропинка, которая резко сужается к дальнему концу. От иллюзии перспективы комната вдруг стала вдвое просторнее.
Я поманил Ника к себе.
– Слушай меня внимательно, – сказал я ему. – Вам с Мари предстоит путешествие. Ей придется идти пешком. Вот почему нужно, чтобы ты отправился с ней и помогал ей. О том, что будет по пути, я тебе рассказать не могу, потому что об этом почти ничего не известно. Но я знаю, что будет нелегко. Тебе нужно обязательно провести ее и туда, и обратно, чтобы вышло так на так. Вернуть ее сюда так же важно, как доставить туда. Понимаешь? – (Ник кивнул.) – В конце пути, – продолжал я, – может быть город, или крепость, или что-то совсем другое. Мы не знаем. Но вы сами поймете, когда там окажетесь. И тогда каждому из вас будет дозволено попросить только о чем-то одном, и это должно быть что-то такое, что вам очень нужно. Проследи, чтобы Мари попросила, чтобы ей восстановили и вернули вторую половину. Постоянно напоминай ей об этом. Себе проси что угодно, но сделай так, чтобы Мари попросила вернуть ей вторую половину, иначе все труды пойдут прах