Папа направился прямиком к «Фольксвагену», а я поспешил войти в школу. Не успел я перешагнуть порог, как кто-то толкнул меня сзади, я споткнулся и упал. Разумеется, рядом со мной стояла Джоанна.
– Чего это твой папа полез с моей мамой разговаривать? – Я попытался встать, но она толкнула меня обратно своим чёрным ботинком. – Что он хочет ей сказать?
– Без понятия. Он хочет предложить возить нас по очереди или что-то в этом роде.
– Нет!
– Это не моя идея.
– Держись от меня подальше! И не лезь в мою жизнь! – И она возмущённо удалилась.
Я поднялся и приметил, что Генри стоит возле своего шкафчика, наблюдая за этой сценой. Потом он молча развернулся и исчез в конце коридора.
Я ухитрился избегать Джоанны весь день. Я прихватил ланч с собой – связываться с подносами желания не было, – так что сел в уголке, повернувшись спиной к стене, чтобы Джоанна не смогла застать меня врасплох. Генри сидел в одиночестве за нашим обычным столом, вяло ковыряя желе пластиковой вилкой.
После ланча мы с Джоанной и Генри отправились на один и тот же урок – английский язык. Я всегда сидел рядом с Генри, но сегодня всё ещё злился на него за выброшенную бутылочку. Судя по всему, он злился не меньше, поскольку мы оба повернули столы так, чтобы не смотреть друг на друга.
Наша учительница, мисс Кратц, вызвала Джоанну к доске и попросила привести пример предложной группы. Джоанна не тронулась с места.
– Джоанна, я отлично знаю, что ты меня слышала. Будь добра, выйди к доске!
Мисс Кратц, по моим прикидкам, было не меньше пятидесяти, но носила она те же марки одежды, что и мои одноклассницы.
– Зачем? – спросила Джоанна.
– Что зачем?
– Зачем мне выходить к доске? Вы что, сами не можете написать предложную группу?
– Разумеется, и это было бы намного проще, чем спрашивать вас. Я могу все уроки вести подобным образом, а все вы можете просто оставаться дома. К сожалению, процесс обучения построен совершенно иначе. Вам положено хоть чему-то учиться.
Джоанна вздохнула и, шаркая ногами, вышла вперёд. Выбрав маркер, она небрежно написала на доске «в дверь».
– Верно, – сказала мисс Кратц. – В – это предлог, дверь – существительное. А теперь можешь ли ты составить предложение?
Джоанна приписала три слова спереди. Получилась фраза «Я хочу выйти в дверь».
– Как я понимаю тебя, дорогая, – буркнула мисс Кратц. – Но до летних каникул больше месяца. Нам обеим придётся потерпеть. А теперь вернись на своё место.
Когда уроки закончились, я отправился домой один. Перед тем как повернуть в конце квартала, я обернулся. Генри стоял у выхода из школы и наблюдал за мной. Убедившись, что он меня видит, я сунул руку в карман и вытащил бутылочку, чтобы показать ему, что он не победил. Он отвернулся.
Кому нужен этот Генри? Что с того, что мы дружим с первого класса? Что с того, что мы тусуемся вместе семь дней в неделю? Половину времени он меня доводил до белого каления. И если я захочу найти нового друга, сделать это проще простого.
Я сунул руку в карман и коснулся бутылочки.
– Я хочу нового друга, – сказал я ей.
Вернувшись в Брайт-хауз, я в очередной раз увидел миссис Эпплъярд. На сей раз она сидела перед домом в ржавом шезлонге и курила сигарету.
– Совсем один, Десять Центов? Ты у нас волк-одиночка?
– Кто?
– Ну, одиночка? Любишь быть один?
– В общем-то нет. То есть нет. Я люблю тусоваться с друзьями.
– И где они?
– Кто? Мои друзья? Не знаю. В смысле, я сейчас как раз решил их сменить.
– Значит, всё-таки волк-одиночка. – Она попыталась изобразить волчий вой, в итоге раскашлялась. – Я точно такая же с тех пор, как меня покинул мистер Эпплъярд. – Короткий смешок. – В конечном итоге все остаются одни. Знаешь почему?
Я покачал головой.
– Потому что люди непременно тебя покидают. Всегда. Так и в брачных обетах говорится: «Пока смерть не разлучит нас». Тебя начинают готовить к разлуке, когда ты только заключаешь союз! Да ещё это «пока смерть» и всё такое – в лучшем случае.
Миссис Эпплъярд швырнула окурок в заросли бурьяна. Он продолжал дымиться, и я даже задумался, не загорится ли трава, но тут наша квартирная хозяйка старательно затоптала его.
– Пожар устраивать мне ни к чему. Во всяком случае, пока что. Да, кстати, чуть не забыла. Передай папе, что к нему приходил какой-то тип. Юрист или вроде того. Размахивал тут каким-то толстым конвертом, но оставлять его отказался. Я просила.
Я зашёл в дом. Добравшись до площадки, я принялся шарить в кармане в поисках ключа от квартиры, и тут дверь напротив распахнулась. На лестницу вышел Брэкли-сын, Ланкастер. На нём красовались здоровенные наушники.
Я показал на своё ухо и спросил:
– Что случаешь?
– А?
Я повторил вопрос. Он стянул наушники и назвал группу, о которой я сроду не слышал. Мне невольно пришло в голову, уж не Ланкастер ли станет моим новым другом.
– Как насчёт поиграть в приставку?
– Чего бы нет, – пожал он плечами.
– У тебя или у меня?
– У тебя большой телевизор?
Я развел руки.
– Вот примерно такой.
– Тогда пойдём у меня зарубимся.
Я вошёл в квартиру вслед за Ланкастером, но, пройдя всего пару шагов, наткнулся на стул. Оказалось, что квартира буквально забита мебелью – от стены до стены. Резные деревянные столики, роскошные кожаные кресла, диваны… В крошечной гостиной можно было бы рассадить человек двадцать, вот только ходить им было бы негде.
Стены покрывали картины в золотых рамах. Покрывали в буквальном смысле – как пазл, и только многочисленные датчики дыма вносили некоторое разнообразие. Часть картин не уместилась, и они размещались на полу, между стульями и кушетками.
– Смотри на ту стену, – велел Ланкастер.
Он щёлкнул пультом, и моментально включился проектор, а на дальней стене опустился из-под потолка проекционный экран. Ланкастер протянул мне контроллер и перебрался через один из диванов, чтобы устроиться на другом.
– Садись где хочешь, – предложил он.
Я перелез через два дивана и кресло, ни разу не коснувшись пола, и добрался до здоровенного кожаного кресла с откидной спинкой.
– Отличный выбор, – одобрил Ланкастер. – Захочешь откинуться назад, нажми кнопки.
Я устроился поудобней и нажал кнопку. Спинка кресла с жужжанием начала отклоняться назад, но упёрлась в другое кресло. Дальше отклоняться было некуда.
– Можешь мне поверить, – пожал плечами Ланкастер. – Когда эта штука работает, она суперкрутая.
Мы запустили зомби-игру, в которую мне и близко не разрешали играть дома, во весь экран. Мой новый приятель вывернул громкость на максимум, так что вся квартира затряслась от грохота.
– Круто, а?
– Просто отпад. – Я положил ноги на спинку кресла, стоявшего перед моим.
Дверь спальни приоткрылась, и оттуда вышла, пошатываясь, какая-то женщина. С первого взгляда я её не узнал. Спутанные волосы, бледное лицо, заплывшие маленькие глазки. На ней был халат поверх пижамы.
– Лэнни, сделай потише, будь добр. Мама пытается поспать.
– Уже три часа дня, – отрезал Ланкастер. – Маме давно пора вставать.
– Мама вчера легла очень поздно и всё ещё хочет спать. Выключи, а не то я… – Она заметила меня. – Лэнни, ты мог бы сказать, что пригласил гостей. Это же… Ты ведь мальчик из нашего дома, верно? Лэнни, как зовут твоего друга?
Ланкастер продолжал играть.
– Без понятия. Спроси сама.
– Гейб, – ответил я, не дожидаясь вопросов.
Она потуже завязала халат и пригладила волосы.
– Рада тебя снова видеть, Гейб. У меня кошмарный вид, я знаю. Лэнни, сделай потише, ну пожалуйста. Хоть немножко, для мамы. Покажи своему новому другу, что ты бываешь хорошим мальчиком.
Ланкастер закатил глаза и нажал паузу.
– Ладно, – буркнул он и снизил громкость на несколько пунктов. – Довольна?
– Спасибо, милый. – Страдалица исчезла в спальне.
Ланкастер немедленно вернул прежний уровень громкости.
– Берегись, я тебя подорву! – Персонаж моего нового приятеля подстрелил моего, а у меня всё крутились в голове её слова – «твой новый друг».
Это же круто! У меня будет постоянный доступ к этому громадному телику. Тут я припомнил, что могу пожелать себе такой же здоровенный телевизор. Больше того, я могу пожелать что угодно.
Играя, я забросал Ланкастера самыми разными вопросами. Он был на класс старше меня и учился в Чарльз Райт Академи. Его папа был директором хеджевого фонда. На вопрос, что такое «хеджевый», Ланкастер ответил:
– Рискованный.
– В каком смысле?
– В том смысле, что иногда мы богатые, а иногда не такие богатые. По крайней мере, так говорит Гуди.
– Кто такая Гуди?
– Мачеха. – Ланкастер кивнул в сторону закрытой двери спальни. – Она тоже рискованная.
– И давно вы здесь живёте?
– На этот раз? Месяца два. Но это наш третий приезд в эту помойку. До этого мы жили в Старом городе. В доме с бассейном. И домиком при нём. Мне отдали весь этот домик.
– Да, я тоже скучаю по нашему старому дому.
– А где он был?
– На углу Двенадцатой и Холли.
– Двенадцатой, говоришь?
– А что?
– Просто мой папа говорит, что к югу от Двадцать первой не считается.
На этом наш разговор прервался, потому что Ланкастер не стал меня ни о чём спрашивать. Некоторое время мы стреляли по зомби, а потом я сказал, что, пожалуй, пойду. Не, серьёзно. Я нормальный парень и обожаю стрелять по зомби. И делать это с кем-то ещё веселее. Но оказалось, что это не то же самое, что тусоваться с Генри. Никаких шуток. Никакого смеха. Бах-бах-бах, и только.
Ланкастер пробормотал «пока», не прекращая играть. Я перебрался через мебельные баррикады и пошёл домой.
На лестничной клетке я подошёл к окну и выглянул наружу. Напротив дома стоял незнакомый серый седан. Показалась старенькая «Хонда» папы и остановилась за ним. Поразмыслив, я принялся спускаться вниз, ему навстречу.
Выйдя на улицу, я обнаружил, что из седана выбрался лысый человек в строгом костюме и подошёл к папе.