Страшно сказать. Когда молчание ребенка говорит громче слов — страница 17 из 53

– Давай найдем какие-нибудь игры для тебя и твоей мамы, – сказала я Оскару. Я подвела его к полкам и шкафам, где лежали игрушки. Роксана все так же смотрела на него, как и Эндрю, и супервизор. – Смотри, здесь есть пазлы. Тебе нравится их собирать, – продолжила я. Взяв несколько ящиков с пазлами с полок, я положила их на кофейный столик перед диваном. Я думала, что, как только Оскар и его мать начнут играть, они почувствуют себя менее неловко. Никто из них не двинулся. – Ну увидимся в половине шестого, – заключила я.

Эндрю был единственным, кто мне ответил.

– Да.

Я попрощалась со всеми и вышла. Мой уход сопровождался тишиной. Это было самое странное, жуткое, холодное воссоединение, которое мне приходилось видеть за все годы, что я работаю временным приемным родителем.

Глава десятаяКонтакт

Что происходит между Роксаной и Оскаром, что сделало их столь опасливыми в отношении друг друга, спрашивала я себя, возвращаясь домой из Семейного центра. Это было ненормально. После трех недель разлуки никто из них ничего не сказал другому, и, по-видимому, ни один не чувствовал ничего по поводу их воссоединения. Или, может быть, они чувствовали многое, но почему-то не могли показать свои эмоции, и ни один из них не пожелал сделать первый шаг. Надеюсь, сейчас они поладили.

У меня было достаточно времени для того, чтобы отправиться домой на полчаса, прежде чем нужно будет ехать забирать Оскара. Пока я была дома, пришла Паула, и я сказала ей, когда нужно поставить в духовку рыбный пирог, который я приготовила заранее, чтобы он был готов к ужину.

Приехав обратно в Семейный центр на пять минут раньше назначенного времени, я расписалась в книге посетителей и принялась ждать в коридоре. Я знала, что для разлученных семей ценна каждая минута, проведенная вместе, поэтому никогда не прерывала встреч, пока не заканчивалось время контакта. Ожидая, я слышала доносившиеся из других комнат детские голоса, плач младенцев. Точно в пять тридцать я двинулась по коридору к зеленой комнате. Дверь была закрыта. Я постучалась и вошла. На меня обрушилась тишина.

Эндрю уже не было, супервизор контакта сидела за столом и писала, а Оскар и его мать расположились рядом на диване, близко, но не касаясь друг друга. Я предположила, что игру, в которую они играли, уже убрали, поскольку, очевидно, они не сидели так полтора часа.

Едва Роксана увидела меня, она встала и принялась одевать пальто.

– Хорошо, что вы здесь, – сказала она решительно. – Можете подбросить меня на работу? Я опаздываю.

Оскар продолжал сидеть на диване.

– Простите, сегодня я не могу, – ответила я. – На это мне нужно разрешение Эндрю, а сегодня его не будет в офисе. Мы можем спросить его завтра, могу ли я подвозить вас, и, может быть, я смогу помочь вам в следующий раз.

Надувшись, Роксана взяла сумочку и перекинула ее через плечо, явно обеспокоенная тем, что опаздывает.

– Простите, – сказала я снова. – Я спрошу Эндрю. Хотя, если вы объясните ему, в чем проблема, он может изменить время контакта, чтобы вам было удобнее совмещать его с работой.

– Мне надо торопиться, – ответила Роксана и, клюнув Оскара в макушку, попрощалась и выбежала за дверь. Оскар оставался там, где был: на диване.

Я бы хотела помочь ей, но если бы она и Оскар оказались в моей машине, это создало бы еще одну форму контакта, поэтому мне требовалось разрешение Эндрю на такие вещи. Я знала, что Роксана работала уборщицей в офисах, и, если мне будет по пути и Эндрю согласится, я буду рада подбросить ее в следующий раз. Другой выход – подгадать условия контакта к ее расписанию, как я и предложила ей, хотя Семейный центр работал только с девяти утра до половины шестого вечера с понедельника по пятницу. Я понимала, что для родителей, которые работают полный день, это сложно, но обычно для них на первом месте были встречи с их детьми.

Встав, Оскар взял свою куртку, подошел ко мне и взял меня за руку. Я ободряюще сжала ее, попрощалась с супервизором контакта, и мы с Оскаром ушли.

– Ты хорошо провел время? – спросила я у него, пока мы шагали по коридору.

Он пожал плечами.

– Вы с мамой играли в какие-нибудь игры? – попыталась еще раз завести разговор об этом я.

– Да.

– Хорошо. – Я расписалась в книге посетителей. – Во что вы играли?

– В игру, которую вы взяли на полке.

– А еще?

– Не помню. Что у нас на ужин?

– Рыбный пирог и зеленая фасоль.

Обычно, когда я забирала детей после контакта, они были переполнены впечатлениями, взволнованы и желали поделиться со мной тем, как потрясающе они провели время с родителями, а затем считали дни до следующей встречи. Оскар же ни разу за весь вечер не упомянул об общении с матерью, и его реакция тревожила меня. Я надеялась получить какую-то обратную связь об их контакте. Мой прошлый опыт говорил о том, что она, как правило, хаотична. Иногда социальный работник ребенка оставлял отзывы, иногда нет. Для временного приемного родителя очень полезно получить краткое резюме того, что происходило во время контакта. Это позволяет нам лучше справляться с любыми проблемами, которые могут возникнуть при уходе за ребенком, или вопросами, которые он может нам задавать.

После ужина, когда в гостиной остались только мы с Оскаром, я спросила его:

– Ты был рад увидеть свою маму? – Поскольку, в сущности, я не знала, так ли это.

– Да, – ответил он, но лицо его, как часто бывало с ним, ничего не выражало.

– Ты будешь рад увидеть ее опять? – спросила я. Это было не ему решать, но было важно, чтобы мы знали, что он чувствует.

– Да, но ей нужно работать, – ответил он ровным голосом.

– Я знаю, но она и Эндрю могут согласовать условия, которые подойдут ей. Для вас важно видеться, не так ли?

– Важно? – спросил Оскар.

Я скрыла свое потрясение. Большинство детей знает, насколько важно для них видеться с родителями.

– Думаю, да. Она любит тебя, и ты любишь ее, разве нет?

– Да, но она должна работать, – сказал он снова. – Я могу идти спать? Я устал. – Таков был способ Оскара показать мне, что он больше не хочет говорить об этом. Но, исходя из его поведения, получалось, что он никогда не хочет о ней говорить.

Я прочла ему сказку на ночь и повела его принять ванну.

Тем вечером я спросила его – как и каждый вечер, – не хочется ли ему, чтобы я поцеловала его на ночь. К моему удивлению, он чуть заметно кивнул.

– Сюда, как мамочка, – сказал он, указывая на свою макушку. В этот момент я поняла, как много тот мимолетный прощальный поцелуй матери для него значил.

– Твоя мама целует тебя на ночь? – спросила я.

– Нет, она на работе.

– А твои тети и дяди?

Он покачал головой.

– Так кто же укладывает тебя?

– Никто. Я умываюсь и залезаю в свой спальный мешок.

Комок застрял у меня в горле, когда я представила себе маленького Оскара, такого юного и беззащитного, укладывающегося в спальный мешок каждый вечер, без ласкового поцелуя на ночь или объятий.

– Хочешь, я обниму тебя? – спросила я, когда он устроился в постели, но Оскар застенчиво покачал головой. Я поцеловала его в макушку и, пожелав спокойной ночи, вышла и закрыла дверь. Пройдет еще месяц, прежде чем Оскар захочет, чтобы его обняли.


На следующее утро мне позвонила Тамара Хастингс, Guardian ad Litem (или просто Страж, как их часто называют в судебных процессах по опеке над детьми). Она также была Стражем для двух детей, о которых я заботилась до Оскара и чью историю рассказываю в книге «Невинные».

– А я еще подумала, что мне знакомо ваше имя, – сказала она. – Как у вас дела?

– Очень хорошо, спасибо, а у вас?

– Хорошо. Как адаптируется Оскар?

Я рассказала ей об Оскаре более или менее то же, что и Эндрю, так что она была в курсе происходящего. Мы не обсуждали моих прежних подопечных, так как это было бы неуместно. Страж – это обычно квалифицированный социальный работник, назначенный судом по опеке на время процесса. Стражи не зависят от социальной службы, но имеют доступ ко всем документам. Они видят все стороны, вовлеченные в дело, включая ребенка, его родителей и социальную службу, и отчитываются суду о том, какое решение считают наиболее соответствующим интересам ребенка. Суд, как правило, следует их рекомендациям.

Когда я сообщила ей все новости, Тамара предложила навестить нас после школы в следующий понедельник. Я сделала пометку в своем дневнике.

Эндрю позвонил после обеда и спросил, как Оскар чувствует себя после контакта. Он рассказал, что присутствовал на встрече Оскара с матерью около получаса и разговаривал этим утром с супервизором контакта. Я ответила, что Оскар был спокоен, но в этом не было ничего необычного, и когда я спросила его, что он и Роксана делали, он сказал, что они играли в настольные игры. Затем я пересказала все остальное, что сказал Оскар, включая его комментарии о том, что его мать работает.

– Выходит, что Роксана постоянно тяжело работает, – сказал Эндрю. – Это могло повлиять на их отношения. Я понимаю, что контакт под наблюдением – неестественная среда общения, но Роксана во время контакта отказывалась взаимодействовать с сыном, а он с ней. Супервизор сказала, что Роксана очень беспокоилась о том, что опоздает на работу, и упомянула об этом несколько раз, что встревожило Оскара.

– Да, он сказал мне. Я думаю, Роксана намерена попросить вас изменить время контакта.

– Я еще не говорил с ней сегодня, но я предлагаю установить такие условия контакта: три раза в неделю, с четырех до половины шестого. Я оставлю Роксане сообщение на голосовой почте, пусть она перезвонит мне. Я полагаю, сегодня днем она встречается с адвокатом. Если нам не удастся поговорить до того времени, считайте, что следующий контакт будет в пятницу в четыре.

Я сделала пометку у себя в дневнике.

– Роксана просила меня подбросить ее до работы после контакта. Я сказала, что ей следует сперва обсудить это с вами.