– Так, может, ты ее и того? – предположил Петр, направляясь за урологом. – Вы вчера шикарно лаялись за столом, многие это слышали. Мне было бы обидно, окажись я на твоем месте.
Уролог остановился, Петр чуть не налетел на него.
– Это что, шутка такая? Я смеяться должен?
– Не должен, – уточнил Петр. – Задуматься ты должен. Ладно, давай, показывай, где ты ее обнаружил.
Уролог усмехнулся одной половиной лица:
– Хе, я уже начинаю жалеть, что тебя разбудил. Надо было идти досматривать сон. Пусть бы другой кто-нибудь потом на нее наткнулся.
– Кстати, почему тебе не спалось? Вся турбаза дрыхнет так, словно наглоталась барбитуратов, а ты перед рассветом бродишь, пастой мажешь коллег… Ты – сомнамбула?
– Да сосед мой всю ночь шастал. Он странный, ты сам знаешь, – поморщился Энтони, вспоминая Цитрусова. – Все дела какие-то у него. То придет, то уйдет. А я сплю чутко… Вот и решил, что зря такое утро терять. Дай-ка подшучу, пока у всех крепкий сон.
Они медленно, стараясь не шуметь, поднялись на второй этаж. Сбитнев впереди двигался практически бесшумно, несмотря на внушительный вес.
Когда вошли в комнату Инги, рассвет в окне уже неплохо прорисовывал детали, от которых становилось не по себе. Одна из коек была застелена, на другой лежало накрытое простыней женское тело.
«Почему ты подумал, что тело женское, дружище? – поймал себя на мысли Петр. – Ведь простыня скрывает все… Или почти все!»
Он словно окаменел – не мог пошевелиться. Так стоял минуту, вторую… Пока Сбитнев не понял, что надо взять инициативу на себя. Уверенно обошел коллегу, одним движением сорвал простыню.
Увидев то, что было под простыней, Петр вскрикнул и зажмурился. Ему показалось, что зажмуриться недостаточно – изображение проникает сквозь веки, заставляя созерцать эту жуть в свете утренних лучей. Он закрылся руками, отвернулся, но и это не спасло: увиденное стояло перед глазами, словно успело отпечататься на сетчатке.
Пришлось повернуться и посмотреть еще раз.
Энтони не обманул: это была Инга. Серые глаза смотрели в потолок, гримаса обезображивала синюшное лицо, толстые губы были приоткрыты, между ними виднелся язык. Как будто женщина перед смертью решила подразнить убийцу.
Желудок Петра сократился, рвотная волна пошла вверх, доктор согнулся в три погибели… Сбитнев понимающе смотрел на его конвульсии, молча перетаптываясь с ноги на ногу.
Первое, что бросалось в глаза – зловещая, абсурдная пионерская атрибутика. Красный галстук на шее и пионерские значки, безжалостно приколотые к соскам. Яркий галстук и выбежавшая кровь на ареолах сосков вносили оттенок какой-то зловещей клоунады, как в американских фильмах ужасов, где маньяки наряжались клоунами.
Левая рука держала раскрытый сборник Буйкевича, словно Инга читала его перед смертью. Согнутая в локте правая рука лежала на груди, в пальцах виднелось что-то непонятное.
– Смотри, она словно прикрывает грудь, – высказал предположение Антон, на что Петр отрицательно покачал головой:
– А по-моему, не прикрывает. Думаю, убийца хотел, чтобы она отдавала нам пионерский салют. Представляешь картину: читает книгу и отдает салют… Просто окоченение в мышцах только-только начало развиваться, и рука опустилась под собственной тяжестью, этого убийца учесть не мог… Или…
Петр взял ладонь покойницы, разогнул пальцы, нашел несколько волос, поднял, посмотрел на свет.
В этот момент дверь комнаты резко заскрипела и захлопнулась. Оба непроизвольно вскрикнули, отпрянув от трупа.
– Кто это?! – Сбитнев рванулся к двери, выглянул наружу, прислушался. Потом вернулся в комнату. – Никого… Но это не сквозняк, точно! Это человек!
– Возможно, кто-то хочет нас отсюда выкурить, – продолжая невозмутимо рассматривать волосы Инги на просвет, произнес Петр. – У меня такое впечатление, что здесь… незаконченная картина. Мы нагрянули слишком рано. Кто-то хотел, чтобы мертвая Инга отдавала салют, но у него не получилось, он зачем-то вышел, а тут мы… Вмешиваемся.
– Салют? – Сбитнев сморщился так, что его лысая голова стала походить на гнилую очищенную картофелину. – Дурость какая! Зачем это нужно? Кому? Что за идиотизм!
– Это не идиотизм, а послание, чтобы мы голову поломали, – буркнул Петр, перебирая волосы Инги в своих пальцах. – Он привязал ее кисть к волосам, чтобы рука застыла в салюте, видишь, за большой палец.
– Почему тогда волосы развязались?
– Или… ему кто-то помешал, – закончил свою мысль Петр. – Возможно, ты с зубной пастой. Или он захотел куда-то сходить, что-то принести. Это я и хотел сказать. Такая вот зловещая инсценировка.
– Обрати внимание, – рука Сбитнева потянулась к книжке Буйкевича, но Петр схватился за нее, словно тот мог порвать натянутую нить мины-растяжки, и тогда здание турбазы взлетело бы на воздух.
– Не трогай ничего. На что обратить внимание?
– Ему, значит, можно трогать, – обиженно промямлил уролог, – а мне нельзя. Книжка-то вверх ногами!
Петр присмотрелся к тексту, потом поднял глаза на Сбитнева:
– Точно! Чем не Агата Кристи? Что этим хотел сказать убийца?
– У меня сейчас голова треснет от напряга! Спроси что попроще.
В этот миг в коридоре отчетливо заскрипели половицы. Кто-то тяжело двигался к лестнице на первый этаж. Уролог снова рванулся к двери, но в этот момент кто-то снаружи вставил ключ в замочную скважину и со щелчком повернул.
Сбитнев наткнулся на запертую дверь. Дернув ее пару раз на себя, он хотел от души заехать кулаком, но потом передумал: будить турбазу в этот ранний час в его планы не входило.
Петр взглянул на закрытое окно:
– Все, не могу больше, давай найдем ключ, откроем дверь и на крыльце покурим. Потом надо будет разбудить Макса, он все же патологоанатом, пусть поточнее определит время и причину смерти.
Антон указал пальцем на толстые губы и язык покойницы:
– Причина, думаю, ясна… Анафилактический шок. Только при нем язык не помещается во рту.
– Возможно, ты прав… Пошли.
– Только глаза трупу закрыть надо и накрыть простыней, – спохватился Сбитнев, чем вызвал у Петра приступ немотивированной злости: Инга – не труп, она – их коллега! Разве можно про нее так?
В следующий момент им снова пришлось вздрогнуть: звякнув, под дверь влетел ключ. Кто-то предложил им открыть дверь изнутри, собираясь при этом скрыться.
Оказавшись в коридоре, Сбитнев принялся проверять все двери: ни одну не удалось открыть. Убийца явно предлагал им поиграть.
На крыльце было свежо, на стоянке местами угадывался легкий туман, на траве тут и там серебрилась роса.
Человек на четвереньках
Петр подумал, что жизнь идет своим чередом, утро начинается обычным порядком. Несмотря на чудовищное зрелище, которое они только что наблюдали. После нескольких глубоких затяжек он начал потихоньку приходить в себя и поделился соображениями:
– Черт с ним, с ключом, подкинутым под дверь. Давай не будем на этом зацикливаться. Если это анафилаксия, в чем я пока не уверен… Макс скажет более аргументированно… То как можно было ее убить? Вколоть что-то? Я посмотрел: вены в локтевых ямках не тронуты, подключичные – тоже вроде в порядке.
– Да, я обратил внимание, – кивнул Антон. – И все же интересно, кто с нами так нехорошо шутит? Я про ключ. Как с детьми, ей-богу!
– Я сказал: не отвлекайся. Может, ей дали что-то внутрь? Выпить или съесть. Или понюхать. Не помню, чтобы она жаловалась на аллергию.
– Она могла и не знать про нее. Кстати, тебе не показалось, что в комнате чем-то пахнет? Легкий такой ароматец – то ли цветочный, то ли еще какой. По-моему, все же цветочный. Но я в цветах – не спец, затрудняюсь определить.
Петр выпустил струю дыма, помахал рукой, как бы разгоняя ее.
– Нет, ничего такого я не унюхал… Насчет того, что она не знала про свою аллергию, – не верю. Она не знала, а убийца знал? При беглом осмотре тела нет ни гематом, ни странгуляций. Галстук пионерский… обратил внимание, как повязан? Профессионально! Это либо человек, который помнит ту эпоху, тогда процесс доводится до автоматизма, либо специально учился этому уже в наши дни, что проблематично. То есть готовился к убийству! Значит, это поступок не спонтанный!
– У тебя с ней, насколько я в курсе, что-то было, – заметил Сбитнев как бы между прочим, пряча глаза. – Бабы тут нашептали.
– Это ты к чему? – Петр попытался взглянуть в глаза коллеге, но не получилось.
– К тому, что, может, твоя Элла ее… того… из ревности?
– Это что, шутка такая? – скопировал он Антона, чем вызвал у того кривую усмешку. – Я смеяться должен?
– А что? Вчера ты явно Ревенчук симпатизировал, это было заметно. Жена твоя смотрела, смотрела… Ей это понравиться никак не могло, сам понимаешь. Ну и вытекающие отсюда… Дальше сам думай.
Петр сверлил Антона взглядом, понимая, что врезать ему сейчас не сможет. Во-первых, потому что они в разных весовых категориях – уролог был килограммов на тридцать тяжелее. Во-вторых, и это главное, такая версия имела шанс на существование.
– Давай сделаем вид, – заговорщицки предложил он, – что я этого не слышал. Забудь, и никому… Ни при каких обстоятельствах.
– Напрасно, – перебил его уролог, стряхивая пепел в урну. – Вполне ничего себе версия, приемлемая.
– Как и та, в которой главный подозреваемый – ты. Чем одна отличается от другой? Лично я разницы не вижу. Разве вы вчера с Ингой не спорили? Разве тебя она не унижала? Разве это не мотив?
– Что ты заладил – разве, разве… – обиженно прогундосил уролог. – С нами кто-то решил поиграть в кошки-мышки, а ты – разве, разве…
– Ладно, все, сосредоточились, – Петр затушил окурок о край урны, стараясь не показывать Сбитневу дрожь в руках. – Надо хладнокровней, хотя как тут? Ты иди буди Лунегова, осторожно, больше никому не сболтни. Пусть все спят пока. А я вернусь в комнату Инги и обыщу все углы. Кстати, я не видел нигде ее навороченного смартфона.
– Точно! Она вчера весь вечер по нему с кем-то трепалась.