Петр вспомнил, как медленно двигалась по коридору Олеся рано утром, как с трудом она вошла в комнату с трупом. И не сразу разглядела мертвую подругу. Ей потребовалось подойти вплотную и на ощупь убедиться, что это Инга. Все потому, что на Олесе не было очков. Они в этот миг были на трупе.
Видимо, Петр в этот момент был похож на загипнотизированного кролика, так как Элла щелкнула несколько раз перед его носом пальцами. Это не помогло, только легкая оплеуха привела его в чувство.
Окончательно очнулся он в своей комнате, когда уселся на стул.
– Ты сейчас вообще где? – поинтересовалась супруга, стоя перед ним на коленях. – Это турбаза «Макарьево», не забыл?
– Не забыл, – медленно включаясь в реальность, ответил Петр, обводя взглядом комнату. – А вообще-то я все еще на прошлогоднем празднике.
– Гонишь! Тебя там не было! – погрозив ему пальцем, заметила Элла, словно, находясь там, он мог увидеть нечто запретное. – Могу поклясться.
– Физически, может, и не был, но виртуально… Только что просмотрел запись Сбитнева. Ты говорила, что тогда наутро Инга была сама не своя. Все что-то искала…
Элла неожиданно напряглась, изменилась в лице, словно по мановению волшебной палочки оказалась после путешествия по Диснейленду в демонстрационном зале кафедры судебной медицины.
– Да, не своя… Я не помню ее такой ни до того момента, ни после, – напряженно вспоминая, она ткнула ему пальцем в грудь: – Помнишь фильм «Отель «У погибшего альпиниста»? Мы еще вместе на него ходили. Была ретроспектива прибалтийских фильмов в кинотеатре «Триумф»…
– Еще бы! – усмехнулся Петр с таким выражением, словно его спросили, помнит ли он свое имя. – Это же Стругацкие! В моей жизни это был уже пятый или шестой просмотр этой картины.
Элла скорчила гримасу и замахала руками, дескать, сейчас не время демонстрировать свою эрудицию.
– Так вот, самым шокирующим моментом во всем фильме для меня был вид госпожи Мозес, отключенной от питания. Она оказалась роботом. Ее лысый череп после того, как этот физик с нее снял парик, – просто жесть, по-моему.
– При чем тут Инга, что-то не пойму никак.
– Она чем-то напоминала в то утро госпожу Мозес. Была похожа на робота, отключенного от питания. Словно ночью побывала в другом времени, в зазеркалье. Ночью случилось что-то страшное. Изменилась за ночь радикально. Утром у нее была идея фикс – найти потерянное во что бы то ни стало. Но что именно, я не в курсе. Может, у нее что-то украли? Она даже шарила по сумочкам, и ее застали за этим делом пару раз. Короче, конфузы были жуткие.
– Спасибо, Элк, за информацию, – Петр засобирался к Буйкевичу. – Мне надо успеть до завтрака.
У самой двери его настиг вопрос супруги:
– Ты ничего не сказал про мою идею с перевернутой книжкой в руках трупа и плохим зрением убийцы. Пригодится тебе эта мысль?
– Гениально! Пригодится однозначно! Назначаю тебя капитаном Гастингсом, – он вернулся, похлопал супругу по плечу и чмокнул в лоб. – А сейчас, извини, остался один человек для допроса.
– Прямо как покойницу, – бесцветно заметила она.
– Умеешь ты поднять настроение, – ответил он уже из коридора.
Внутри Петра все сопротивлялось этому признанию, но он вынужден был констатировать: мысль, высказанная Эллой, претендовала на открытие следствия номер один. Как он сам об этом не догадался?
Никакого смысла в перевернутой книге нет! Просто убийца плохо видел. Причина тому – потерянный винтик от очков.
Петр остановился буквально за метр до двери, ведущей в комнату Буйкевича и Монро. Выпавший винтик крепил всего лишь носоупор – деталь, без которой очки вполне могли еще выполнять свою функцию. Да, неудобно, отвлекает, мозолит, очки сидят криво, но… видеть-то можно. А убивать – тем более! В чем же дело?
Да, в копилку следствия новая мысль добавляла немного: откровенной близорукостью страдала только Олеся, которую в роли убийцы сыщик представить никак не мог. Одно с другим не стыковалось: зачем убийце с плохим зрением оставлять очки на жертве?
Все на турбазе знали, что это очки Пресницкой, ни для кого данная подробность секретом не была.
Отсюда вывод: в обоих случаях овчинка выделки не стоит. Если убийца – Олеся, то оставлять очки на носу жертвы – верх глупости и непрофессионализма. И даже если убийца – не она, то все равно невыгодно наводить таким образом подозрение на гинеколога. Пустая трата времени.
В этот миг кто-то взял Петра за локоть. Он вздрогнул и обернулся. Рядом стояла Олеся в тех самых очках, о которых он только что думал, и виновато глядела на него.
– Я давно должна была это сделать, – хрипло произнесла она.
– Что? Признаться в убийстве своей подруги? – шепнул ей на ухо Петр. – Еще не поздно, шанс есть.
– Вам бы только шуточки шутить, а мне говорить на эту тему противно. Пойдемте ко мне.
В комнате Пресницкой до сих пор витал аромат корвалола. Олеся подошла к окну и, держа очки указательными пальцами, о чем-то задумалась.
– Что вы мне хотели сообщить? – нарушил паузу Петр.
– Не знаю, как начать, – все так же хрипло произнесла гинеколог. – Приходится нарушать врачебную тайну и некоторые принципы деонтологии. Утешает лишь то, что вы – доктор…
– Тайна касается Инги? – безапелляционно спросил Фролов и получил кивок в ответ. – Вы обязаны сообщить следствию все, что знаете, ведь владелица этой тайны мертва. Укрывательство любой информации в данном случае преступно.
– Но ведь вы – не следствие! – в сердцах заметила Олеся, сжав кулачки. – Вы, прежде всего, ее коллега, не выдавайте желаемое за действительное! Ладно, слушайте… Мне по секрету сообщила моя однокурсница из платной поликлиники. Словно предвидела, что возникнет такая ситуация…
Петр взглянул на часы: уже пять минут, как начался завтрак, а он еще с Буйкевичем не побеседовал! «Не укладываюсь в регламент, однако!»
– Так ради чего вы меня к себе пригласили?
– Инга прошлым летом лечила у моей знакомой очень пикантное заболевание, которое приводит к бесплодию. Я тут прикинула по срокам и ужаснулась. Выходит, получить она его вполне могла на прошлогоднем празднике.
Олеся закрыла глаза, прижала руки к груди и принялась что-то шептать. Петр прислушался, и ему сделалось не по себе. Женщина просила прощения у мертвой подруги за разглашение ее тайны.
– Извините, пожалуйста, – он дотронулся до ее плеча. – Мне не дает покоя один вопрос. Почему Инга ночевала в другом номере? Она как-то объяснила вам свое решение? Ведь изначально вас поселили вместе.
– Я об этом ничего не знаю, – призналась женщина, поправив очки, в которых все еще не хватало носоупора. – Вчера вечером на меня напала такая сонливость, что я едва смогла дойти до постели. Когда ложилась, Инги еще не было. А утром, проснувшись, я ее потеряла, пошла искать… Наткнулась на труп.
…Петр брел по коридору, пытаясь сдержать клокотавшее внутри негодование. Как ни крути, Пресницкая не похожа на убийцу. Но можно ли остаться подругами после того, как любимый ушел к другой? Выходит, можно. Он вспомнил, как тепло Инга отзывалась об Олесе, а сейчас, когда он увидел, как Пресницкая буквально вымаливала у нее прощение?..
Нет, что-то здесь не так.
С ума сойти – сколько всяких напастей свалилось на бедную голову Инги! Измена любимого, нехорошее заболевание и, как апофеоз тотальной невезухи, – смерть. За что? В чем она провинилась?
С кем у нее мог быть секс в ту злополучную ночь? С Лунеговым. Это самое очевидное. Допустим, он ее заразил, она решила ему отомстить. Выбрала именно День медицинского работника и ту же турбазу «Макарьево»…
Но что-то пошло не так, и Макс нанес упреждающий удар. Допустим, а каким боком здесь маячит Цитрусов? Его-то зачем убивать? Его на прошлом празднике вообще не было.
Оказался случайным свидетелем? Сбитнев говорит, что Валерий где-то бродил всю ночь. Вернее, половину ночи. Под утро его убили.
Одна версия круче другой.
Петр уже собрался постучать в дверь Буйкевича и Монро, как в голове фотовспышкой блеснула еще одна мысль. Если Лунегов заразил Ингу неприличной болезнью, то сам должен был страдать ею. Это может знать мужской доктор, его лечивший. Теоретически – уролог Сбитнев.
Конечно, Макс мог воспользоваться и услугами платной клиники, чтобы не «светиться» по месту работы. Но поговорить с Энтони надо. Причем без свидетелей.
След в локтевой ямке
Стас сидел на кровати никакой: бледный, с закрытыми глазами, покачиваясь из стороны в сторону. От вчерашнего Ковбоя не осталось и следа.
Вопрос Фролова «Где Анжела?» травматолог оставил без внимания.
Петр спросил себя, этого ли человека он видел вчера читающим свои стихи, подписывающим сборники. И в коридоре, когда подсматривал за разговором Стаса с Лунеговым, он видел совершенно другого человека: уверенного в себе, энергичного, сильного… Что с ним случилось за ночь?
– Тебе чего надо, земляк? – прозвучал в тишине скребущий шепот. Так метла дворника метет по сухому асфальту. – Шел бы ты подальше, а? Не видишь – сушняк замучил. Все тело ломает, словно стадо бизонов ночью топталось.
– Да, талант не пропьешь, – иронично заметил Петр, присаживаясь на край кровати. – Стадо бизонов – прекрасное сравнение. Поэтическое!
Шаркая шлепанцами, с полным графином воды вошла встревоженная Анжела. Хотела налить в стакан, но Стас выхватил графин из ее рук и, приложившись к горлышку, принялся пить крупными глотками, обливая при этом и себя, и постельное белье.
– Если так дальше пойдет, – глядя в потолок, заметила девушка, – то не знаю, насколько счастливо сложится наша жизнь… И сложится ли?
– Слышь, Гжелка, а что тут в стакане было такое невкусное? Я, кажись, вчера выпил.
– Пить меньше надо, – огрызнулась она. – Вода обычная, я таблетку запивала. А тебе после водки вода невкусной показалась? Одевайся давай, мы на завтрак опаздываем, уже пригласили!
Петра в этот момент очень интересовали смятые простыни. Во второй раз за утро он пожалел, что у него нет ультрафиолетового фонарика, в свете которого биологические жидкости выглядели бы на белье контрастно.