Страшно только в первый раз — страница 28 из 38

Петр выбросил сигарету и просто так, ради забавы, наклонился, чтобы разглядеть корни дерева. И вдруг заметил присыпанный хвоей сверток, который издалека увидеть было невозможно. Осмотревшись вокруг – как бы кто его вновь не ударил по голове, – сыщик присел на корточки, потянулся и достал черный полиэтиленовый пакет. В пакете был пульверизатор, которым обычно цветоводы опрыскивают комнатные оранжереи, модный футляр для очков, три серебристые маскарадные маски и пакет из крафт-бумаги.

Раскрыв его, Петр обнаружил два пустых шприца по пять кубиков каждый и укладку «Первая помощь при анафилактическом шоке» с гормонами, адреналином, противогистаминными препаратами[7].

В футляре лежали очки, напоминающие те самые, которые Петр обнаружил на трупе Инги ранним утром. Очки Пресницкой.

Когда он осознал, что именно держит в руках, звон «колоколов» в ушах резко усилился. Петр подумал, что, если закрыть глаза, запросто может показаться, что ты в храме во время пасхального богослужения.

То, что он за несколько минут до этого старался тщательно разложить по полочкам, вдруг сорвалось с них, как в расколовшемся «Титанике», идущем под воду. Такого хаоса в его голове давно не было.

Если кто-то решил умертвить Ингу, брызнув ей в нос сильнейший аллерген, то с какой стати он будет запасаться средствами первой помощи при опасном состоянии, которое сам же и вызвал?

А если все же запасся, то почему не воспользовался? Почему дал жертве спокойно умереть? Хотел сначала поиздеваться над женщиной, наказать за что-то, а потом передумал спасать? Может, он пытал ее, задавал вопросы, а она молчала, как партизанка? Он готов был ее спасти, если она расколется, а она не раскололась.

«Спокойно, сыщик, надо сосредоточиться! – стараясь дышать ровно, Петр сделал несколько шагов назад. – Во-первых, следы. Кто-то ночью принес сюда пакет, спрятал его под ветками в темноте. Возможно, подсвечивал себе фонариком».

Однако никаких следов на опавшей хвое Петр не разглядел. Возможно, преступник приходил сюда не ночью, а рано утром, когда рассвело, и спокойно замаскировал свое пребывание.

Выбрав удобную полянку, Петр устроился на траве и принялся рассматривать найденное. К сожалению, у него с собой не было перчаток, и он рисковал оставить на уликах свои отпечатки.

Очки он видел впервые, все винтики были на месте. Один из шприцев наверняка использовался, чтобы убить Цитрусова, вторым кололи что-то в вену Буйкевичу. Остатки содержимого должны быть взяты на анализ.

Что касается пульверизатора, то Петр долго не решался открутить головку и понюхать остатки содержимого – вдруг с ним начнется то же самое, что с Ингой. Брызнули в лицо Ревенчук с помощью этой штуки – этот факт сомнения не вызывал.

Однако опасения сыщика были напрасны – принюхавшись, он разочарованно цокнул языком. И шприцы, и пульверизатор, и очки перед тем, как положить в пакет, кто-то тщательно промыл и протер спиртом. Благодаря полиэтилену запах не успел испариться. Отпечатков точно никаких – ну разве что его самого.

Правда, была одна зацепка, которая не сразу бросилась в глаза. Один шприц оказался без иглы! Спрашивается, куда она могла деться, если все причиндалы были упакованы в пакет из крафт-бумаги?

Что касается маскарадных масок, то, рассматривая их, сыщик почувствовал озноб во всем теле, словно трясся под тремя одеялами с приступом малярии. Перед глазами живо возникли три фигуры в черном, лица которых скрывали маски. Три палача, три исполнителя приговора. Значит, их было трое… Одна – скорее всего, Инга. Осталось найти остальных двоих. Задачка с двумя неизвестными.

Возвращаться с пакетом на турбазу не стоило – убийца мог увидеть! Класть на старое место – неразумно, убийца мог вернуться, перепрятать, уничтожить, закопать. Пусть отпечатков пальцев на них нет, но это – улики, их следовало доставить в лабораторию при первой же возможности.

Посидев еще с минуту, Петр быстро поднялся и принялся искать укромное место, куда можно было перепрятать находку. Очень скоро на глаза попалось дупло в стволе кривой березы.

Пакет издалека заметить было невозможно, только если подойти к дереву вплотную и присмотреться. В принципе, убийца мог бы найти свое добро, если бы очень захотел. Но для этого надо быть уверенным, что пакет перепрятан именно там.

О чем может подумать преступник, не обнаружив улики на старом месте? О том, что пакет либо уже у следователя, либо его прикарманили бомжи. Второй вариант, понятно, для убийцы был предпочтительней.

Пометив новое место несколькими сломанными ветками, сыщик направился обратно на турбазу.

Перед глазами маячил окровавленный передник Светланы Вакульчик. Петру было не по себе от того, что около турбазы к нему сзади подкрался убийца, у которого с собой не было ножа, и он воспользовался тем, что оказалось под рукой. Был бы нож – еще неизвестно, отыскал бы он пакет под лиственницей или нет. Нож в тот момент лежал завернутый в газету.

Самого удара сыщик не помнил – в памяти отпечатался лишь незначительный шорох сзади. Однако, судя по продолжающемуся «колокольному звону», убийца не пожалел усилий. Интересно, кто это мог быть: мужчина или женщина? Передник у убитой Вакульчик был весь в крови. Вряд ли женщина в таком неистовстве будет кромсать грудную клетку жертвы. Скорее всего, она бы выбрала другой способ заставить Светлану замолчать.

В одном Петр был уверен на все сто – убили Вакульчик, чтобы заткнуть ей рот. Она наверняка – свидетель, но чего – история об этом умалчивает.

В момент удара по голове орудие убийства, скорее всего, находилось в газете под кустом. Собственно, за ним Петр и потянулся в ту самую секунду… Удар был сильным – Фролов на время потерял сознание. Падение его тела услышал Лунегов, благо окно было раскрыто. Через него, собственно, Петр и выбрался на улицу. Макс быстро привел его в чувство.

Пока Макс обегал здание турбазы, скорее всего, и прозвучал туманный диалог, отпечатавшийся в мозгу сыщика. Женщина просила мужчину кого-то найти, аргументируя это тем, что этот кто-то украл у нее улику. Голоса были изменены настолько, что сыщик готов был подумать, что эти люди – не от мира сего.

Макс не мог слышать этого диалога. Его вообще, кроме Петра, никто не слышал.

Петр остановился, нащупал на затылке болезненную шишку, глубоко вздохнул и направился дальше. Когда впереди показалась знакомая автомобильная стоянка, в кармане завибрировал смартфон. Звонил Чагин:

– Привет, сыщик, у нас – непредвиденная ситуация, – одноклассник Петра пытался перекричать звуки сирен, крики, рев двигателей. – Недалеко от Яйвы фуру вынесло поперек дороги, в нее врезался междугородный автобус. Есть жертвы. В общем, полный завал, до вас еще километров двадцать, доберемся не так скоро, как планировали. Какие у тебя новости?

– Еще один труп, – буднично отрапортовал Петр, чуть замедлив шаг. – Женщина лет тридцати пяти, зарезана ножом, несколько ранений в грудь и живот. Почерк, сам понимаешь, отличается от предыдущих убийств. Сейчас над ней наш патологоанатом колдует.

– Слушай, твой патологоанатом там так поколдует, что наши эксперты потом долго плеваться будут.

– У меня что, есть выбор? Пусть плюются, – раздраженно ответил Петр, осматриваясь, чтобы его никто не слышал в этот момент. – Мне плясать от чего-то надо, пока следующий труп не появился. Меня самого по башке шарахнули, едва оклемался, а вы там… Фуру убрать с дороги не можете! Вызывайте вертолет, не знаю, передвигайтесь по воздуху! У меня – три трупа, Димон!

– Ну дела… Да слышу я, слышу…

– Объехать эту фуру никак нельзя?

– Мысль, конечно, интересная. Если только в объезд через Басановский мост. А это полсотни верст. Ладно, что-нибудь придумаем. Держись там! – одноклассник замолчал. Петр уже собрался заканчивать разговор, как вдруг услышал: – Кстати, я кое-что нарыл по поводу приколотых к соскам значков.

– Ну-ка, очень интересно, – загорелся Петр.

– У тебя выход в Интернет есть?

– Найду…

– Тогда отыщи статью в областной газете «Звезда» где-то начала восьмидесятых годов. Называется «Зацепиться за живое». Все, мне пора, давай, Петр. Держись!

Палач или жертва?

Когда Чагин отключился, Петр вспомнил, что не рассказал ему о находке под лиственницей. Ну и ладно! Приедут криминалисты, он собственноручно вручит им найденное, пусть разбираются.

На стоянке его внимание привлекла черная «бэха» Стаса Буйкевича. Она единственная не мигала сигнализацией, водительское стекло в ней было опущено. Подойдя ближе, Петр увидел, что спинка водительского сиденья откинута, скорее всего, внутри дремал хозяин машины.

Сыщик открыл дверцу пассажира и, не спрашивая разрешения, плюхнулся рядом. Стас дернулся, но, узнав пассажира, расслабленно выдохнул:

– Ну ты даешь! Зачем так пугать? У меня и без того башка раскалывается!

– Что ты хотел сообщить мне, когда полчаса назад заглядывал в нашу комнату? – Петр решил «ковать железо, пока горячо», не давая травматологу опомниться. – Теперь мы одни, свидетелей нет. Я слушаю тебя.

– Какая разница, что хотел, – улыбнулся Ковбой, ненадолго прикрыв глаза. – Не помню уже, да это и не важно… Тогда хотел, потом увидел вас и понял, что не хочу. Мы, поэты, люди ветреные: сегодня – одно, завтра – другое…

– Я слышал вчера вашу перепалку с Лунеговым, – не ослаблял давление Петр. – Что он имел в виду, говоря, что ты зря это сделал. Что ты раскрыт. Кем раскрыт? Ты ответил, что год прошел… Это было на прошлом Дне медработника? Это касается Ревенчук?

Петр уловил, как при упоминании фамилии Инги глаз Буйкевича чуть дернулся. Отвечать травматолог не спешил.

– Максимка действительно мне должен. Я иногда прошу его решить кое-какие мои проблемы. Что в этом такого? Долги ведь надо возвращать. Это наши с ним дела, не лезь, мой тебе совет. К смерти Инги это точно не имеет никакого отношения.

– А к смерти Цитрусова? – неожиданно для самого себя поинтересовался Петр.