– Этого тоже грохнули? – фальшиво удивился Стас, хотя явно был в курсе. – Я к этому не имею никакого отношения. Могу поклясться на детекторе лжи.
– Где ты был этой ночью примерно с часу до пяти?
Буйкевич сморщился, словно у него одновременно разболелись несколько зубов.
– Вроде как спал. Как вырубился вчера, где вырубился – без понятия. Слушай, что ты ко мне привязался?
Петр попросил его загнуть рукав рубашки.
– Кто тебе укол сделал?
– Спроси что-нибудь попроще, – недобро улыбнулся Стас, застегивая рукав.
Петр понял, что вряд ли узнает что-то полезное. Без особой надежды на успех решил пойти напролом:
– Анжела говорит, что вы всю ночь занимались сексом.
– Она, может, и занималась, – ничуть не смутившись, ответил Стас, поглаживая обшивку руля. – Но точно не со мной. Пусть уточнит, с кем, мне тоже интересно.
– Как-то равнодушно ты об этом заявляешь, – заметил Петр, собираясь покинуть машину. – Тебе все равно…
– Мне все в этой жизни, кроме образов, рифм и метафор, уже давно все по барабану, – равнодушно послышалось в ответ. Через какое-то время Ковбой продолжил, но уже с другой интонацией: – М-да, судя по натиску, Максимка ничего тебе не рассказал, держится парень. Молодец, выделю ему кое-что из премиального фонда.
Сыщик неожиданно потерял терпение, ему стало не до приличий:
– Учти, Ковбой: когда я сам до всего докопаюсь, тебе будет не по барабану. Ты сейчас упустил свой последний шанс.
Заметив, как дрожит палец, которым он грозит Буйкевичу, Петр спрятал руку в карман, но было поздно. Стас тоже это заметил.
– Да пошел ты…
– Сейчас, сейчас… – засуетился сыщик, покидая машину. – Потерпи, главное выдам и уйду. В одном я теперь уверен на все сто – у Анжелы нет месячных. Это первое. И второе – ты свою болезнь вылечил?
– Какую еще болезнь? – удивленно поинтересовался Стас, перестав гладить обшивку руля.
– Ту самую, которой Ингу заразил год назад. Она вылечила, а ты?
С этими словами Петр захлопнул дверцу, оставив Стаса наедине со своими догадками.
Странная двойственность поселилась в душе после разговора с Буйкевичем. Петр продолжал сомневаться, кто же Стас на самом деле: палач или жертва?
Элла выглядела встревоженной. Усадив Петра на диван, она ощупала его голову, нашла шишку, попыталась сделать компресс.
– Тебе Лунегов рассказал, – покачал ушибленной головой Петр, отталкивая руку с компрессом, – что меня тюкнули? Проще говоря, проболтался.
– Естественно, больше некому, мы же не чужие люди, – Элла застыла посреди номера, держа сложенную в несколько слоев марлю. – Ты что артачишься? Его лечат, а он отталкивает.
– Мне надо к компьютеру, – поднявшись, Петр направился в коридор. Перед дверью, за которой недавно просматривал видео прошлогоднего праздника, он задержался: – Ты лучше скажи, не прокололась за это время перед Сбитневым? Ты понимаешь, о чем я говорю? Просто я сейчас его увижу, должен выстроить линию поведения.
– Нет, можешь говорить спокойно, – заверила его супруга. – Я его даже не видела.
Комната, в которой недавно Петр со Сбитневым просматривали видео прошлогоднего праздника, оказалась запертой. Напрасно сыщик стучал в дверь, даже пару раз выкрикнул: «Антон, открой, я все прощу!» Как Петр ни прислушивался, никаких звуков с той стороны не раздавалось.
У двери, за которой находился труп Инги, по-прежнему дежурил Леонтий, равнодушно наблюдавший за всеми перемещениями Фролова.
Проходя мимо него, Петр тихо поинтересовался:
– Кто-то пытался сюда еще проникнуть, кроме меня? Я имею в виду, к трупу. Типа, договориться с тобой, может, деньги предлагал?
– Нет, никто, – встрепенулся «часовой». – Может, тебе еще что-то там нужно? Так я пожалуйста…
– Нет, пока не нужно, спасибо. Скажи, где мне взять ключ от комнаты… – сыщик взглянул на номер двери, которую недавно тщетно пытался открыть, – номер шестнадцать?
– У Антонины, естественно! Она ее с полчаса как закрыла.
Спускаясь на первый этаж, Петр подумал, что Леонтий может и не проговориться, что кого-то за деньги пропускал к Инге. Деньги есть деньги, они не пахнут.
Зацепиться за живое
На первом этаже Петр с удивлением обнаружил, что комнату с трупом Цитрусова сторожит не Дамир, а сама Хозяйка. Прочитав в его глазах немой вопрос, Антонина Ильинична пояснила:
– Дамир прочищает засорившуюся раковину в женском туалете. Позавчера чистил, сегодня снова… Прямо не знаю, это ж сколько надо кофе выхлестать за ночь, чтоб раковину засорить. Прямо не турбаза, а какое-то сборище кофеманов!
– Может, все же чай? – засомневался Петр.
Хозяйка турбазы снисходительно улыбнулась и крикнула:
– Дамир, что там: чай или кофе?
В конце коридора из женского туалета вышел Дамир, держа в руках засорившийся сифон. Не обратив никакого внимания на Петра, уточнил:
– Кофе, хозяйка, никакого чая.
Искомый ключ оказался у Антонины Ильиничны в кармане. Передавая его сыщику, Хозяйка кивнула на дверь кают-компании:
– Сидят мирно, телевизор смотрят. Я не настаивала, чтобы они там собрались, они сами. А ведь вместе с ними и убийца, прости господи. Я в этом не сомневаюсь.
– Кто там сидит? – не понял сначала Петр.
– Все… Или почти все. Этого, здорового, нет.
– Уролога? Сбитнева? А где он? Вы его не видели? – забеспокоился Фролов. – Антоном его зовут. Такой крупный, лысый… Увалень.
– Помню, помню, его не видела, – пробормотала Хозяйка. – Нет его. Может, гуляет где.
В этот самый момент из женской раздевалки вышел Лунегов. Стягивая перчатки, монотонно пробубнил:
– Все, Антонина Ильинична, я закончил, раздевалку можете закрывать, – переведя взгляд на Петра, устало сообщил: – Теперь я готов выдать предварительное заключение о смерти. Правда, перед этим хотел бы перекурить и что-нибудь выпить.
Хозяйка, ни слова не говоря, последовала его совету. Ключ от раздевалки, как ни странно, тоже находился у нее в кармане.
– Что ж, тогда пойдем на воздух, – предложил сыщик, доставая сигареты.
Проходя мимо кают-компании, он не удержался и заглянул в комнату. Пресницкая, Элла, Стас и Анжела увлеченно смотрели какой-то детектив по телевизору. «Ничего себе – все! – хмыкнул про себя Петр. – Не густо! Уролог где-то болтается. Небось избегает встреч, думая, что я всем растрепал про его теневой бизнес. А напрасно. Я пока держу язык за зубами».
Лунегов заглядывать в кают-компанию не стал, поспешил мимо, на воздух.
– Однозначно, удары наносил мужик, женщина на такое не способна, – начал излагать Макс после глубокой затяжки. – Причина смерти – ножевое ранение сердца. Умерла она быстро, не пойму, зачем так остервенело было кромсать живот. Как будто злость какую-то вымещали.
– Сопротивлялась?
– Нет. Ни гематом, ни ссадин. Либо она хорошо знала и доверяла убийце, либо находилась в невменяемом состоянии. Но признаков наркотического или алкогольного опьянения я не нашел.
– Что относительно сексуальных контактов?
– Это вряд ли. В последние сутки, скорее всего, ничего не было. Короче, полная загадка – из-за чего зарезали бабу. Может, из-за того, что было у нее в голове?
– Больше ничего добавить не хочешь? – Петр многозначительно взглянул на плывущие по небу облака.
– Нет, очень устал, хочу отдохнуть, – Макс затушил сигарету, бросил ее в урну и направился к дверям турбазы.
Петру почему-то вспомнились подобные перекуры с урологом, тот так же реагировал на вопросы, на которые или не мог, или не хотел отвечать.
Сыщик сплюнул в сердцах: у всех – самолюбие… И только у Петра его как бы нет. Он должен находить общий язык с любым обитателем турбазы, хочется ему это делать или нет. Ничего, он докопается.
Сидя за ноутбуком, Петр хотел набрать на смартфоне номер Антона, но передумал. Они не очень хорошо закончили разговор в прошлый раз. Лучше, чтобы первым позвонил уролог.
Сыщик взглянул на часы. После разговора со Сбитневым прошло не более получаса. В принципе, время еще есть.
Статью, о которой говорил Чагин, Петр нашел в Сети довольно быстро. В ней рассказывалось о том, как в тысяча девятьсот восьмидесятом году во время приема в октябрята в одной из школ города десятиклассник так неосторожно приколол звездочку к груди девочки, что подцепил кожу. От резкой боли девочка чуть не потеряла сознание.
В школу были вызваны родители незадачливого десятиклассника, разразился скандал, замять который удалось с трудом. Были принесены извинения, никаких физических последствий для девочки данный инцидент не имел. Корреспондент газеты прозрачно намекал на то, что имя октябренка, как и все, что связано со значками, теперь всегда для девочки будет ассоциироваться с болью. Предстояла сложная психотерапевтическая работа.
Петр записал в блокнот фамилию автора статьи, прекрасно понимая, что имена и фамилии непосредственных участников инцидента, как и номер школы, наверняка изменены.
По мнению Чагина, существовала определенная связь между тем, что описано в статье, и убийством, случившимся в «Макарьеве». После прочтения статьи Петр не был в этом уверен, но какого-то иного объяснения изуверству, которому после смерти подвергся труп Инги, сыщик найти не мог. Как ни старался. Если попытаться развить мысль Чагина дальше, то либо родители Ревенчук, либо какие-то другие родственники имели отношение к тому незадачливому десятикласснику. А тот, кто убил Ингу, – скорее всего, потомок бедной девочки. Не исключено, кстати, что это сама девочка, решившая, что принесенных в детстве извинений недостаточно. С возрастом обида оформилась в скрытую бредовую идею мщения.
Если прикинуть возраст приема в октябрята, количество пролетевших с тех пор лет, то бедняжке сейчас должно быть где-то под пятьдесят. Версия: она явилась ночью на турбазу, укокошила Ревенчук, надругалась над ней. Потом бесследно исчезла.
Если в этом ключе рассматривать обитателей турбазы, то идеально на эту роль подходила Хозяйка. По возрастному критерию, разумеется. Иных признаков принадлежности к тому делу у Петра не было. До приезда Ч