Наверное, наступило утро – в доме было по-прежнему темно, ставни на окнах были закрыты. Я проснулась. Видимо, сработала привычка. Я всегда просыпалась в 7.00, даже в выходные. Прежде всего проверила, на месте ли шапочка. Она оказалась в целости и сохранности, только голова от нее сильно чесалась – я не привыкла спать в полушерстяной шапочке. Кое-как успокоив зуд, присмотрелась к дивану. Антона на нем не было! Я уже начала волноваться: вдруг его вообще не существовало? Заскрипела дверь, и появился он. Сзади его освещало небольшое окошко, и я увидела его мощную рельефную фигуру во всей красе. Во мне опять проснулись вчерашние чувства. Ну вот, надежда избавиться от них не оправдалась. Теперь держись, Стеша-Степаша!
– Уже проснулся? Как нога? – спросил Антон.
Ну зачем он так?! Мне и так тяжело, а он еще со своим сочувствием!.. Дрожащим голосом я ответила:
– Пока не знаю…
– Давай посмотрим! Держись за меня. Я перенесу тебя в сени, там есть дневной свет.
Одной рукой он обхватил меня, приподнял и понес. Теперь я поняла, как такому Тарзану удалось уложить меня в машину. Я для него, наверное, ничего не весила. Он подтвердил:
– Какой ты легкий! Сколько тебе лет?
Вот так вопрос! Откуда же мне знать, за мальчишку какого возраста он меня принимает? Я прикинула свой вес: 58 кг. Во сколько лет мальчики могут весить столько? Пусть будет 15.
– Уже пятнадцать.
– Выглядишь ты моложе. Наверно, плохо ешь, потому такой хлипкий? При твоем росте тебе нужно набирать массу, чтобы нормально развиваться.
Ага! Только одна поправка: я уже развилась, а мой вес я считаю идеальным для 168 см и настоящего возраста.
– Кстати! С едой у нас плохо. Хлеба нет и пока не будет. Нашел макароны. Они немного отсырели, но есть можно. Я их уже сварил.
– А вода откуда? – спросила я.
– Я принес. Из колодца достал. Поэтому встал пораньше, пока темно. Кстати, свет я починил. Так что у нас макароны, чай и варенье.
Для меня сейчас это был королевский завтрак: вчера я ела мало, и даже то немногое оставила по дороге в этот дом.
Антон усадил меня на ящик и осмотрел ногу.
– Смотри-ка! Опухоль почти спала! Ну ты боец! Сразу видно, что молодой! На мне раньше тоже все быстро заживало.
– А сколько вам сейчас?
– Тридцать четыре.
«Он старше меня на восемь лет… Какая замечательная разница!» – размечталась я. Мне всегда хотелось иметь мужчину старше себя, а не своих сопливых ровесников. Бог мой, о чем это я?!
– Так! Теперь лицо, – деловито скомандовал Антон и начал всматриваться в меня.
«Все… Сейчас он меня рассекретит», – решила я. Ну не до такой же степени я страшненькая, чтобы не разглядеть во мне женщину. Но, наверное, до такой! Антон внимательно посмотрел на меня, аккуратно потрогал синяки.
– Смешной ты какой! – резюмировал он. – Такая веселая мордашка! Глядя на тебя, хочется смеяться.
Вот только мне было не до смеха. Значит, моя влюбленность совсем пропащая, если он даже при дневном, пусть и слабом свете не смог отличить меня от мальчишки. Впервые я очень сильно пожалела, что не красива, как кинозвезда. Разве тогда бы он так со мной обращался? Он бы уже трепетал от вожделения, забыв обо всех проблемах и о ранениях. Ошибалась моя бабушка: красота и обаяние несоизмеримы!
– Все! Хватит! – рассердилась я. – Есть хочу!
– Свет будем экономить. Пробки старые и могут скоро перегореть окончательно. Ставни открывать нельзя: жители деревни очень любопытные, обязательно придут посмотреть, что почем. Поэтому поедим здесь. Вот! – Антон поставил рядом со мной ящик повыше, – это будет стол.
Он поставил на него кастрюлю с макаронами, тарелки.
Потом мы пили чай и ели земляничное варенье. Я никогда так вкусно не ела. Может потому, что прежде рядом со мной никогда не сидел такой мужчина.
Во время трапезы я спросила:
– А почему мы прячемся от местных? Они что, могут вам навредить?
– Послушай! Говори мне «ты», а то я чувствую себя дряхлым стариком.
– Хорошо, – сказала я.
– Жители деревни в физическом смысле не смогут нам навредить, но достать ненужными вопросами – так вполне. У них развлечений мало, поэтому наш приезд может доставить им массу удовольствий. Будут ходить по очереди под разными предлогами, замучают. А мне нужно подумать. Прежде всего – разработать план по возвращению тебя домой или решить, как связаться с твоими родителями. Потом нужно проанализировать и постараться понять, кому я перешел дорогу, почему в меня решили стрелять. В нынешнее время такие методы применяют редко. Значит, кому-то я помешал до такой степени, что они решились на убийство. Как ни крути, не могу понять, что я такого сделал.
– А вы… то есть ты рассказывай мне. Моя мама – психолог, всегда говорила, что, озвучивая проблему, легче найти решение, – предложила я.
Антон пристально посмотрел на меня. Потом, видимо, решив, что я не представляю для него опасности, сказал:
– Ты умен не по годам. Сейчас поедим, и я расскажу о себе. Еще нам нужно сходить в лес. Там живет один древний старик. Он вроде знахаря, поможет нам быстрее вернуться в строй. Ты как, сможешь идти? Потому что дед из леса выходит редко.
Я осторожно встала на ногу. Вроде бы ничего. Не болит. Усилила давление – нога немного заныла, но терпеть было можно. Попробовала пройтись. Получилось.
– Дойду, – ответила я. – Это далеко?
– По местным меркам – рукой подать. А тебе может показаться, что далеко. Но я тебе помогу. Дойдем!
Мы закончили есть.
– Что ж, пошли! – сказала я.
– Надеюсь, дед еще жив. Нужно принести ему какой-нибудь подарок. Сейчас посмотрю банку варенья.
Антон нашел на полках варенье, положил в пакет, и мы отправились в путь.
Мы прокрались позади дома. Как говорится, пошли огородами, поближе к лесу и подальше от любопытных глаз. Путь был довольно долог. Антон держал меня за локоть, оберегая от падений на землю, и тем самым добивая мое сердце.
Мы шли по пожелтевшему лесу. День был погожий. Ласково грело осеннее солнышко, воздух был полон свежести и чистоты. Как-то беззаботно щебетали птички, поднимая настроение. Разве пернатые в это время не должны находиться в теплых краях или на пути к ним? Я, конечно, не орнитолог, но так ведь можно и опоздать. О чем это я? А как было бы хорошо не хромать сейчас в образе подростка неопределенного пола с раненым Антоном, а прогуливаться, взявшись за руки, и наслаждаться последними теплыми деньками. Но, увы, сейчас не до прогулок, так что ковыляем по делу.
Прямо в лесу стояла ветхая бревенчатая избушка с крышей из камыша, в котором жил не менее ветхий дед. Скрипя косточками, сгорбившись, он вышел к нам из дома.
– Здорово, дед! – приветствовал его Антон.
– Здравствуйте, – пропищала я.
Дед пристально посмотрел на нас. Глаза его были живыми и умными.
– И вам не хворать! – ответил он, потом обратился к Антону, – Ты, что ли, внук Порфирича?
– Да. Это я, – подтвердил Антон. – Вот, Игнат Матвеевич, пришли к вам за помощью.
– Проходите в избу, – пригласил дед.
Мы миновали сени, в которых жили куры и коза. В доме у деда стоял невероятный запах: смесь сушеных трав, свежесрубленных дров и запах костра. Появилось ощущение, что мы попали в гости к колдуну. А может, так и было.
Антон поставил на стол банку с вареньем.
– Спасибо, Антоша, всегда уважал вареньице Порфирича, царствие ему небесное! – Похоже, у деда был ясный ум и хорошая память, раз он даже имя Антона помнил. – Садитесь, – он указал на скамью из бревен. Мы послушались. – Как жизня-то? – спросил дед.
– Да ничего, помаленьку, – поддержал разговор Антон. Он прекрасно говорил на местном диалекте. – Вот только подстрелили меня малехо. Может, посмотришь, Матвеич?
– Отчего не посмотреть? А с ней чего? – спросил он, указывая на меня сухим пальцем.
Я так и обмерла. Вот так дед, вот глазастый!
– Это он, – поправил его Антон, – Степан. Он ногу подвернул, да вон еще синяки на лице. – Антон оставался «слепцом».
– Ага, ага, – сказал дед, – Степан, значится! Хорошее имя, – дед приблизился ко мне и подмигнул лукавым глазом. Было ясно, что он меня раскусил. – Давай погляжу на тебя, Степан!
Похоже, ситуация забавляла деда. Он осмотрел мое лицо и хихикнул.
– Где ж тебя так шибануло, молодец? – спросил он у меня.
– Да упал. Нечаянно, – ответила я и посмотрела на деда с мольбой. Мне уже не хотелось, чтоб Антон понял, что я женщина: в мужском облике я не так стеснялась его, и был шанс с ним подружиться. А став женщиной, я бы потеряла этот шанс, так как время для признаний упущено. И Антон вряд ли теперь будет доверять мне. Дед понятливо кивнул:
– Не боись, Степан! Все будет нормально.
Я облегченно вздохнула.
Дед осмотрел мою ногу. Потом дал какие-то мази: одну – для лица, другую – для ноги.
– Придешь домой – сразу приложи. До завтрева как рукой снимет, – посоветовал он.
– Хорошо, спасибо, – поблагодарила я.
Матвеич осмотрел рану Антона.
– С тобой, милок, похуже будет, – резюмировал он увиденное. – Я сейчас тебе рану припалю, чтоб новая хворь не пристала. А потом дам средство хорошее, чтоб быстрее зажило. Будешь у нас как новый.
– Ты, Степан, иди на улицу подыши. Это зрелище не для тебя, – наказал мне дед.
Я послушно вышла. Я уже догадалась, что значит «припалю рану». Наверное, будет жечь углями. Боюсь, что видеть, как жгут рану милому мне человеку, выше моих сил. Видимо, дед это тоже понял, вот и выставил меня вон.
Через какое-то время из дома вышли дед и слегка бледный Антон.
– На вот, держи, – сказал мне Матвеевич. И протянул пакет, – подкрепитесь дома!
Я заглянула внутрь: там лежала тушка курицы, немного овощей и около десятка яиц. Меня так растрогала щедрость деда, что я поцеловала его на прощание.
– Спасибо вам за все, – искренне поблагодарила я.
Хорошо, что Антон смотрел в другую сторону и не видел этого чисто женского проявления благодарности. Когда он повернулся к нам, дед пожал мне руку и сказал: