– Да какая разница! – она выгнула бровь, – Я на свободе.
Она сорвалась с места, и бросалась то в одну сторону, то в другую, и петляла между деревьями:
– Как хорошо быть на воле! У меня лапы такие длинные, такие… прыгучие! Ха-ха!
Она носилась вокруг Юли кругами, рычала и покусывала его за уши, за хвост.
Он сжался:
– Т-ты чего?
– Навёрстываю потерянное время!
Она перепрыгнула через него, а потом перепрыгнула снова – Юли только успевал пригибаться.
– Ты от вредности? – спросил он, прижимая уши.
– Нет! От радости!
Он хотел было встать прямо, но лисичкины лапы тут же опустились ему на спину. Это она решила исполнить какой-то замысловатый кикфлип и повалила Юли на землю.
– Ай! – вырвалось у него.
– Ой! – раздался её смешок. – Прости!
И лисичка опять сорвалась с места и пустилась бежать. Юли не понравилась эта игривая радость. Вот нисколечко. Если б он знал, что она станет себя так вести, он бы ещё подумал, спасать её от лозы или нет.
Он поскакал в лес.
– Эй! – крикнула вслед лисичка. – Ты куда?
– Э-э, никуда, – сказал Юли, снова усаживаясь. – Пожалуйста, не прыгай на меня больше.
– А я – Мия, – сказала лисичка, виляя хвостом.
Юли вежливо кивнул:
– А я всё ещё Юли.
Что, интересно, Мия видит, когда на него смотрит? Для своих лун он был маленький, он это знал, и трудно, конечно же, не заметить его скрюченную переднюю лапу. Ноги у него тощие, как палки, а мех весь изодран от чрезмерного чесания. Мама говорила, что мех у него с фиолетовым оттенком, будто его «с ног до головы расцеловал куст ежевики». А вот сёстры дразнили его из-за глаз – влажных и блестящих, вечно будто на мокром месте.
Юли выпучил глаза – чтобы высохли и чтоб Мия не подумала, будто ему страшно.
– Приятно познакомиться, Юли! – сказала она и, кажется, не заметила ни лапы, ни меха, ни глаз, ничего. Она присела на передних лапах и покачала задними.
– Что будем делать?
Живот у Юли вдруг сжался и заурчал.
– М-м, – начал он в нерешительности. – А-а-а ты вообще голодная?
– Не-а! – сказала Мия и сделала кувырок. – Но давай поохотимся!
Живот его опять взвыл.
– М-м… Ладно.
– Ой, – воскликнул Мия, в первый раз увидав его скрюченную лапу. – Что случилось?
– Что, это? – Юли фыркнул, как будто не видел здесь ничего особенного. – Всегда такая была.
– А-а!
Она с грустью посмотрела на его лапу, как если бы лапа ей о чём-то напоминала. Но она тут же прогнала эту мысль.
– Ну, пока!
Мия ещё разок покачала задними лапами и припустила между деревьев. Юли сидел и ждал. Этому он хорошо научился. Он слушал насекомых, птиц, ветер в листве и старался не обращать внимания на урчащий живот.
Он услышал какой-то всплеск, потом хриплый тоскливый крик и уже подумал, что Мия, наверно, оставила его навсегда, как она тут же прибежала назад. С шубки капала вода. В пасти торчало какое-то убитое существо. Юли никогда в жизни таких не видел. И не лягушка, и не ящерица, и с жабрами, как у рыбы.
Мия положила добычу на землю.
– Я ещё никогда в жизни сама не охотилась!
Она зацепила добычу лапами и, разорвав пополам, плюхнула заднюю часть перед Юли.
– А это… кто? – спросил он, стараясь не морщиться.
– Не знаю! У него жабры, но оно ходит! Ха-ха! – она прыснула. – Просто брех какое диковинное место, этот лес!
Глаза у Юли полезли на лоб. За такое слово его сёстрам откусили бы губы. А Мия даже глазом не моргнула.
У него опять заурчало в животе. Юли надкусил свою половину существа, и струя слизи брызнула ему в горло. Сперва его чуть не стошнило, но когда зубы вонзились в мясо, внутри у Юли зарычал голод. Вот только поглощать неведомые ноги с подобающей жадностью он уже не мог.
– Изумительно вкусно! – воскликнула Мия, проглотив глазное яблоко. – Я же несколько недель ела горячую грязь!
– Горячую… грязь? – ужаснулся Юли.
– Угу!
И оба продолжили пир в чавкающем молчании. Юли чувствовал, как растягивается живот, как шкура отлипает от рёбер. Он даже не дал себе заскулить – настолько чудесно было жевать.
– Знаешь, – сказала Мия, слизывая с бороды слизь, – даже если ты не охотник за мышами, это не значит, что ты никогда никого не поймаешь. Можно пользоваться приёмом «усни-хватай».
Юли перестал жевать.
– Можно ловить добычу во сне?
– Да! Притворяешься мёртвым. Показываю.
Мия шлёпнулась на бок и свесила до земли язык.
– А когда кто-нибудь вкусненький подойдёт понюхать… – она вскочила и так щёлкнула зубами, что Юли вздрогнул, – убьёшь! Это меня мисс Лисс научила такому трюку.
Юли кивнул. А ведь в самом деле, можно попробовать. Главное, не начать икать.
– Почему ты со мной такая добрая? – спросил он.
– В смысле?
– Не знаю.
Когда от существа с жабрами остались одни лишь кости, Мия встала, отрясла с бороды слизь и, обнажив зубы, подошла к Юли.
– Т-ты чего? – спросил он, опуская морду, чтобы защитить горло.
– Хотела тебя умыть, – ответила Мия, словно это была самая очевидная вещь на свете. – Мы же только что поели.
– А-а! – протянул в ответ Юли.
Никому никогда в жизни не хотелось его умывать. Мама его умывала лишь потому, что отказывались сёстры. А после смерти Авы даже и она перестала.
Юли собрался с духом:
– Ладно.
Мия провела языком по его морде. У него задрожала передняя лапа. Ворчание подступило к горлу. Но когда она принялась за уши, Юли уже смирился. Язык у Мии был шершавый и теплый; и от его прикосновений по телу разбегались мурашки – до самого кончика хвоста. Юли опять выпучил глаза, стараясь удержать слёзы.
Закончив с умыванием Юли, Мия сказала:
– Твоего друга тоже надо умыть?
Вопрос вытряхнул Юли из задумчивости:
– Кого?
– Твоего, – Мия показала носом на кроны деревьев, – друга?
– А-а! М-м… нет, не сейчас. Я уже умывал его.
Мия понимающе ухмыльнулась, потом закрыла глаза и выставила вперёд морду.
Юли никак не мог решиться.
– Ты просишь меня?..
У неё дёрнулось ухо.
– Если ты не против.
Каждый раз, когда он принимался умывать сестёр, те разбегались по сторонам и вопили: «Фу! Ску-у-ули! Воняет!»
Он тихонечко лизнул Мие ухо. Потом ещё. И ещё. Поначалу у её шубки был вкус дыма. Потом – чего-то пресного. А когда он слизал и его, шубка оказалась на вкус кисло-сладкой, как неспелые яблоки. Мия поскуливала – точно так же, как Юли. Как будто её тоже долгое время не умывали.
Когда Юли закончил, Мия помотала головой, чтобы высушить уши.
– Что ж, – сказала Мия, собираясь прощаться.
– Да, – грустно сказал Юли, и сердце у него ёкнуло. – Что ж…
– Мне надо идти, – сказала Мия. – Мама ждёт меня по другую сторону леса. Не хочу, чтобы она беспокоилась.
– Ну, да, – согласился Юли. – И мне тоже. Э-э… надо найти своего друга… который прячется на деревьях. Чтобы идти дальше, куда мы шли, это уже недалеко отсюда.
– Ну… ладно тогда, – сказала Мия.
– Ладно.
У Юли упало сердце. Мия, конечно, его кусала, и прыгала через него, и свалила с ног. И всё же она накормила его и даже умыла. Юли понял: вот она сейчас уйдёт, и у него будто вырвут все внутренности и оставят его пустым, как ту самую кроличью шкуру, что болталась на палке.
Он повернулся своими только что вылизанными усами туда, где – он надеялся – была мама. И понял, что ошибается.
– Удачи вам с другом! – сказала Мия.
– Да… спасибо, – ответил Юли. – Удачи вам с мамой!
Она медленно двинулась прочь.
– Пока!
– Пока! – крикнул он вслед.
– До встречи!
– Да, до встречи…
И Мия пошла в одну сторону, а Юли тоже пошёл в ту же сторону, и пути их больше не расходились… некоторое время.
Эта вообще никакая не страшная! – воскликнула третья из лисёнышей. – Вот нисколечко!
– Да, – согласился альфа. – Она такая почти… душещипательная.
– А мне понравилось! – сказала бета.
– Ну, ещё бы! – хмыкнула третья.
Небо над Лесом Оленьего Рога стало зеленовато- белым.
Самая младшая была рада услышать, что в истории произошло наконец что-то хорошее. Но она чувствовала: до конца ещё далеко. От звуков в Лесу Оленьего Рога всё так же дрожала шкура. Каждый упавший листок заставлял поворачивать уши. Каждая тень становилась похожа на лисью шкуру, болтавшуюся на палке.
– Встреча Юли и Мии стала долгожданной передышкой после всех прежних невзгод, – заговорила рассказчица. – Но как же это опасно – начинать о ком-то заботиться! Теперь каждому из них предстояло приглядывать не за одной лисицей, а за двумя. Им предстояло забрести неведомо куда. И не лес, и не поле. И не луг, и не роща. Им предстояло увидеть такое, что немногие лисы видели прежде. А те, что видели, не сумели остаться в живых.
Если самая младшая и вдохнула чуть-чуть спокойствия, на этих словах ей опять сжало горло.
В скользящей темноте
1
Юли шёл через лес за мией по запаху – её запаху неспелых яблок, – а она трещала без умолку, будто дерево, усеянное синицами.
– …И тогда мама спросила, кусала меня мисс Лисс или нет, и я сказала, что нет, а мама спросила, хорошо ли я это помню, и заставила меня зачем-то пить воду, и когда я выпила воды, мама сказала, что я единственный лисёныш, который сдал этот жёлтовонючий экзамен. Вот я думаю, если б мисс Лисс укусила меня за хвост, тогда бы я завалила, а раз она только выдрала несколько волосков, причём на самом кончике, вот я и сдала. Поэтому мне и пришлось уходить из Венцового Леса, когда ни сестра, ни братья не сдали.
Ветки деревьев становились гуще. Их кроны душили небо.
От рассказов Мии у Юли перед глазами оживали тени с трясущимися головами, липкими глазами и сухими клыками.
Он хотел укусить её за усы и сказать, что не время, блуждая по лесу, рассказывать страшные истории. Но для этого они не были так уж хорошо знакомы.