Мия выпустила из пасти его загривок и накрепко сжала зубы.
Юли нахмурился. Боль всё так же толкала в шею. Он же знал, что его слова обидят её. Но ему было всё равно. Это она заставила его шагать по болоту и это из-за неё у него болела передняя лапа. Это она тащила его за загривок и это из-за неё у него заболела шея. А пока они блуждали по тёмным и страшным местам, она мучила его страшными историями. Она заслужила.
Глаза Мии задрожали от слёз.
– Ну и ладно. Оставайся и подыхай. Мне всё равно.
Она поскакала по мокрой траве.
– Ну и ладно! – крикнул Юли ей вслед. – Ну и подохну!
Юли сердито смотрел, как её хвост становится серым, а потом исчезает вовсе. Он ждал, что облегчение разольётся по всему телу, как бывало всякий раз, когда мама кусала сестёр и не позволяла им больше травить его.
Но облегчение не наступало. Наоборот, его неуклонно тянуло к Мии, как тянуло прежде обратно в нору, которую ему пришлось покинуть.
Он оглянулся на протянувшуюся позади топь. А вдруг мама наконец прогнала мистера Шорка и пыталась разнюхать след Юли по всему краю леса? А с другой стороны, поскачет он назад в одиночестве, а его съест камень или проглотит цветок…
– Мия! – крикнул он в болотную даль.
Морщась от боли, он изо всех сил потянул вверх и высвободил переднюю лапу
– Мия, постой! Прости меня!
Он шлёпал за ней по воде и принюхивался. Но запах Мии – запах неспелых яблок – уже затерялся среди мшистой серости и задыхавшейся зелени.
На болоте стало темнее – тревожнее. Деревья вытянулись на огромную высоту, спутанные кривые ветки доходили почти до неба и вдруг обрывались вниз к чёрной воде, где колыхалась на водорослях луна.
Юли остановился перевести дух. Туман извивался кольцами вокруг лап.
– Мия! – прошептал он.
Голос его потонул в песнопении лягушек.
Ква-а-шмар!
Ква-а-шмар!
Ква-а-шмар!
В самые мрачные минуты Юли опасался, что так никогда и не выбрался из оврага. И всё, что происходило с тех пор, – и лес, и ужас, у которого не растёт мех, и это болото, – всё это был один и тот же кошмар. Он боялся, что вся его жизнь на Валунных Полях была только сном, которому не суждено повториться.
– Мия! – позвал он чуть громче.
Сверху послышался раздражённый шорох. Он задрал голову и на мшистой ветке кипариса увидел белую, как кость, птицу. Вокруг птичьих глаз шли чёрные полосы. На затылке торчали перья, похожие на шипы. Шея свернулась кольцами, как змея.
– М-м… простите! – прошептал Юли.
Он не знал, сумеет ли птица с болота понять лису, обитающую на камнях, но можно ведь попытаться.
– Госпожа Птица! – прошептал он ещё раз.
Шея у птицы выпрямилась, и жёлтый глаз посмотрел на него сверху вниз.
– Вы не видели, лиса здесь не проходила? Такая же лиса… как я?
Птица долго смотрела на него, потом медленно свернула кольцами шею и показала клювом в просвет между кронами деревьев. Там, в небе, тревожно сияла одинокая красная звезда.
– Она пошла… в ту сторону? – спросил он.
Птица только посмотрела на него и опять показала клювом туда же. Звезда подмигнула.
– Ладно, – прошептал Юли. – М-м… спасибо!
Он пошёл на звезду, и дорога сделалась легче. Земля была илистая, но твёрдая, сверху, образуя тоннель, нависал рогоз. От света единственной в небе звезды тоннель заливало кровавой дымкой. Юли даже не успел ускакать далеко, когда заметил впереди виляющий хвост.
– Мия! – окликнул он, чувствуя, как облегчение покалывает изнутри. – Прости меня, я там наговорил. Это сёстры рассказывали мне про жёлтое. А они же врали, всё время. Ну… в общем… прости.
Хвост, не останавливаясь, продолжал в потёмках свой путь.
– Я уверен, с твоими родными всё хорошо, – говорил он, пытаясь нагнать ускользающий хвост. – Они, наверно… ну, остановись на секунду!
Хвост вышел из рогозового тоннеля и остановился.
Юли подошёл ближе и увидел, как в тревожном свете звезды хвост вылинял до серого и покрылся полосками.
– М-Мия?
Он замер. Это был не её хвост, не Мии. Совершенно не её хвост! Юли не успел даже икнуть, как владелец хвоста повернулся, встал на задние лапы и громко заверещал.
3
Юли хотел отбежать назад, но споткнулся о собственный хвост и больно ударился.
– О-ой!
Существо перестало верещать. Оно уселось на задние лапы и вытаращило масляные глазки, подведённые чёрными разводами. Его маленькие нелепые лапки прижимали к груди вытянутое яйцо в мягкой скорлупе. С зубов капал зеленоватый желток.
– Простите! Ик! Простите! Ик! Простите меня! – говорил Юли, пытаясь успокоить сбившееся дыхание. – Я… я вас перепутал… ик… с другом. Простите!
Енот, причмокивая, проглотил желток и вдруг осклабился.
У Юли застучало сердце. Неужели еноты едят лис? Сёстры не рассказывали ему про енотов страшных историй.
Енот сгорбился и, принюхиваясь, обошёл Юли по кругу. Он сунул ему в правое ухо свой мокрый нос и запыхтел. Потом проделал то же самое с левым ухом. Завершив круг, енот вылупился на Юли и захихикал.
– Хи-хи! – тоже хихикнул Юли, сам не понимая над чем.
Нелепые енотовы лапки, будто делая подношение, протянули к нему яйцо.
– Ой… м-м… – Юли подскочил ближе, – спасибо.
Яйцо лопнуло между зубами и скользнуло в горло. На вкус яйцо оказалось восхитительно солоноватым и придало Юли чуть-чуть уверенности.
– Вы знаете, как отсюда выбраться? – спросил он у енота.
Тот радостно закивал.
Юли поднял усы.
– А покажете?
Енот осклабился, потирая крошечными лапками.
– Ладно… м-м… здорово, – забормотал Юли. – Спасибо. М-м… п-после вас.
Он шёл за полосатым хвостом, то перепрыгивая через лужи, то ныряя между корнями, а под красной звездой тускло переливались листья и сгущались тени. Внезапно им преградила путь чёрная стоячая вода. Юли решил, что они угодили в тупик, но енот пошагал дальше по плавучему бревну.
– Ой… м-м… – опешил Юли. – Ладно. Да. Конечно. Я тоже могу.
Он прыгнул на бревно, и оно вдруг завертелось под его лапами. Юли вскарабкался было на другой бок, но бревно завертелось в обратную сторону, с силой ударило его по задней ноге, подбросило в воздух и пошло ко дну. Юли едва успел оттолкнуться и прыгнуть на твёрдую землю, как болото проглотило бревно с жадным бульканьем.
– Уф! – выдохнул он, пытаясь расхохотаться.
Юли оглянулся. Енот исчез.
– М-м, э-эй!
Вокруг Юли всюду была вода. А сам он, оказывается, стоял на грязной кочке, где едва хватало места для трёх его лап. Он прищурился и разглядел на дальнем берегу полосатый хвост. Енот встретился с ним глазами и снова осклабился. Потом скользнул под поваленный ствол и с другой стороны уже не появлялся.
– Ла-а-адно, – сказал Юли.
Он свесился со своего грязного островка и стал вглядываться в воду, надеясь определить, насколько там глубоко. Мошкара скользила по его отражению, наводила рябь на красную звезду и на пятна лунного света, пробивающегося сквозь кроны деревьев. Дна было не видать. Юли уже собрался проверить глубину лапами, как вдруг увидел, что по воде в одном хвосте от островка семенит паук.
– Ик! Ик! Ик!
Юли отпрыгнул назад, приподнимая по очереди каждую лапу.
Паук был величиной с его голову. Юли не сомневался, что паук сейчас прыгнет ему на горло и высосет всё внутри, но тот продолжал свой путь к дальнему берегу.
Юли дождался, когда пройдёт икота. Во тьме что-то капало и раскачивалось.
– Эй! – прошептал Юли. – Ен… ик… нот! Вы вер… ик… нётесь?
Будто в ответ, красная звезда моргнула, на мгновение осветив болото. Глаза Юли взметнулись вверх. То, что он принял за пятна лунного света, оказалось диковинными белыми птицами – такими же, как та, что он видел раньше. Каждая сидела в гнезде, устроенном на мшистой ветке, низко висевшей над водой.
Звезда снова моргнула, и птицы, вытянув шеи, откинули назад головы и в голос загрокотали. Эхо разнесло их протяжный рокот по всему озеру.
Юли поморщился. Это было нисколечко не похоже на птичье пение, которое он слышал на Валунных Полях. Звук выходил тёмный, сдавленный и совершенно бессмысленный.
Птицы грокотали не умолкая… и на их зов наконец откликнулись.
Из тёмных глубин озера поднялась бурлящая пена. Пузырьки лопались на поверхности, испуская стародавний запах гниения, плесени и мертвечины.
Юли застыл, будто палочник на стебельке.
Птицы, распрямив шеи, наклонили клюв к озеру и выпучили глаза. Вода в озере заволновалась. Плюх. Шлёп. Юли навострил усы, пытаясь учуять, где прячется неведомое существо. Оно, кажется, было… повсюду.
Больше всякого валуна.
Даже больше гор.
И пасти – тысяча! – одна голоднее другой…
У Юли сдавило дыхание.
Волны кружили в водовороте по всему озеру, пока не сошлись наконец под веткой, висевшей ниже других. На ветке одиноко сидела птица. Она судорожно дышала, бросая беглые взгляды на хлюпающую воду, но ни в какую не желала бросить гнездо.
Юли настигло дурное предчувствие. Он хотел было зажмуриться, но глаза упрямо продолжали смотреть.
Птицы голосили без умолку. От них, раздувая горло, не отставали лягушки. И вдруг вода взорвалась и с рёвом взметнулась вверх белым столбом. Щёлк! Хрум! И леденящее кровь гро-о-ок! Это зубастая пасть утащила птицу под воду.
Птицы по-прежнему голосили, не сводя глаз с красной звезды. На волнах покачивались окровавленные перья. Несколько енотов вышли на берег и принялись ковыряться в иле. Они выцарапали припрятанные там яйца в мягкой скорлупе и растворились во тьме.
Юли хотел их окликнуть, но вместо голоса раздался какой-то скрежет:
– Помогите…
Что-то чудовищное творилось на этом болоте. И оно окружало его со всех сторон.
Вода снова заволновалась.