– Если не прекратишь это шорканье, я сейчас выйду, и ты пожалеешь!
Шрк-шрк-шрк.
Вскочив на все четыре лапы, он подбежал к выходу, зажатому между скал.
Никого не было.
Зловоние гнили щекотнуло нос. И он увидел то, что лежало на камне. Лисью лапу. Мех весь серый от паутины. Мясо кишело червями.
От омерзения он отшатнулся.
– Одетта! – взвыл мистер Шорк. – ОДЕТТА!
Лисица явилась почти мгновенно, с поникшими спросонья глазами.
– Да, муж?
– Что эта гадость тут делает? – прорычал он.
Одетта бросила взгляд на лапу.
– Я… не знаю.
– Где Мёрси? – осведомился муж.
– В женском логовище. Сидит и не шелохнётся.
Он раздражённо выдохнул.
– Выброси.
Одетта поклонилась, взяла сгнившую лапу в зубы и унесла.
Мистер Шорк вернулся к себе и всю оставшуюся ночь о лапе даже не вспоминал.
На следующий день он пометил территорию возле утёсов, болот, у расщелины, чтобы все остальные лисы, которым вздумается прокрасться сюда, понимали, с кем имеют дело. Он проверил запасы еды, а после проверил снова. Он наведался в женское логовище, и Одетта вылизала ему морду. Мёрси в его сторону даже не посмотрела. Когда взошла луна, он вернулся на свой насест.
Лапа дожидалась его в постели.
– Одетта! – закричал он.
Она явилась.
– Да, муж?
– Я, кажется, говорил тебе это выбросить.
Она бросила взгляд на лапу.
– Я… я зарыла её в болоте.
– И что, она приползла обратно?
Одетта понюхала лапу.
– Да нет, не смогла бы, даже если бы захотела.
Мистер Шорк раздражённо выдохнул и воззрился на лапу. Маленькая. Почти как у лисёнка. В голове у мистера Шорка сверкнула мысль, но он отогнал её.
– И ты говоришь, Мёрси не покидала вашего логовища?
– Уж сколько дней даже усом не поведёт, – сказала Одетта. – С тех пор как…
Мистер Шорк зарычал, заставляя её умолкнуть. Потом посмотрел на лапу и презрительно усмехнулся.
– Брось это в расщелину, там ей самое место.
– Где ей самое место, муж? – переспросила Одетта.
Он чуть не ответил: чтоб лежала рядом с хозяином, но передумал.
Шр-р-р-рк!
Он заметался и завертел ушами. Показалось, что шорканье доносится откуда-то сзади. Но это же смешно. Вот она, лапа, перед ним – мёртвая, как лисёныш на дне расщелины.
– Ступай, – приказал он Одетте.
В этот раз он сам проследил с вершины скалы, как Одетта поднесла изъеденную гнилью лапу к краю обрыва и сбросила вниз. Лапа утонула в тумане.
На следующий вечер мистер Шорк отравился на охоту.
Он поймал зайца, но мощные задние лапы добычи ударили его в грудь, оставив ужасную рану. Он переломил зайцу шею и, уже мёртвого, подхватил на клыки и яростно затряс. Он затащил останки к себе на высокие скалы и полакомился заячьей печёнкой. Потом улёгся на насест зализывать рану и отдыхать до утра.
Утром его разбудил страшный голод. Он подошёл к зайцу и ткнулся мордой в распоротый широко живот. Во рту оказалось что-то серое, покрытое паутиной. Он отпрыгнул.
Из заячьего живота торчала лапа.
Мистер Шорк заметался, выискивая незваного гостя, шерсть на загривке вздыбилась, рычание разлеталось по углам скалистой норы. Он не почуял ничего, кроме собственного лилового запаха.
В голову закрались мрачные мысли. Лапы не возвращаются к жизни так просто. Иначе все остальные бесчисленные животные, которых он отправил в Подземный Лес, повылезали бы на свет, чтобы ему отомстить.
Он бросился в женское логовище.
– Кто из вас подложил лапу в мою еду?
Он понял, что у него дрожит челюсть, и стиснул зубы, унимая дрожь.
Одетта тут же вскочила.
– Я б никогда не посмела, муж.
Мёрси даже не шелохнулась. Ему хотелось схватить её, затрясти, словно зайца, – пусть поглядит на него, заговорит с ним. Но он промолчал, стараясь дышать ровно.
Одетта всегда оставалась верна ему. Даже Мёрси убила ради него собственного сына. Они бы никогда его не предали. Они любят его слишком сильно.
Лучше уж с кем угодно, чем с вами.
– Заткнись, – прошипел он.
Одетта съёжилась.
– Я… я ничего не сказала, муж.
Мистер Шорк на мгновение задумался.
– Я хочу отправить тебя на запад, – сказал он ей. – Где кончается расщелина. Я хочу, чтобы ты спустилась на дно и убедилась, что тело моего… этого мальчишки всё ещё там.
– Но… – растерялась Одетта. – Но это же столько дней.
Он уставился на неё. Она поклонилась.
– Я вернусь как можно быстрее.
И она отправилась в путь.
Мистер Шорк вернулся к себе, взял лапу и отнёс в самую глубь болот. Прорыв в грязи узкую яму, он бросил туда лапу и закопал. Внимательным взглядом обвёл округу: не подсматривает ли кто? На болоте не было ни души.
– Ну, с этим покончено, – буркнул он и отправился назад в своё королевство.
Сон не шёл к мистеру Шорку в эту ночь. Луна светила чересчур ярко. Волки молчали. Беспокойное сердце вбивало в голову странные видения:
Тело трёхлапого лисёнка с переломанными костями, торчащими из-под меха, вылезало из жерла Подземного Леса. Какое-то шевеление в темноте. И вот уже все остальные – бесчисленные – мёртвые дети мистера Шорка выползают следом…
Шрк шрк шрк.
Мистер Шорк, вздрогнув, очнулся. Ухо задёргалось, не в силах определить, был ли звук. Может, бессонный бред?
Шрк-шрк-шр-р-р-рк.
Он вскочил и подбежал к восточному камню. Тихо.
– Одетта!
Шрк-шрк-шрк.
Звук теперь раздавался с запада. Мистер Шорк пробежал между скалами. Опять тихо.
– Мёрси!
Шрк-шрк-шр-р-р-рк.
Звук раздавался с севера.
Он бросился вдоль камней на другую сторону, но ничего там не обнаружил.
– Ха! – усмехнулся он. – Я же закопал твою лапку, теперь тебе нечем меня пугать!
Он расхохотался в ночи, а потом вдруг умолк, прислушался. Звёзды мерцали в такт с его сердцем.
В лунном свете глаза его уловили какую-то тень. Кто-то скакал по холму.
– Одетта? – прошептал мистер Шорк.
Но тень не взбиралась вверх. Она ковыляла к пещере, чьи ходы криво переплетались в сердцевине его королевства. Мистер Шорк прищурился. Шерсть его встала дыбом. Тень была слишком маленькой для Одетты. Окровавленный мех сиял в лунном свете. У тени было только три лапы.
Мистер Шорк попятился от края.
Шорканье послышалось снова.
Шрк-шрк.
На западе.
Шрк-шрк-шрк.
На севере.
Шрк-шрк-шрк-шр-р-р-рк.
Мистер Шорк метался из стороны в сторону.
– Выходи! Посмотри мне в глаза!
Из-за камня выползла лапа. Покрытая паутиной и червями. Она поднималась и плюхалась, вгрызаясь когтями в землю, и медленно подбиралась ближе, ближе.
Сердце мистера Шорка забилось так быстро, что, казалось, оно сейчас разорвётся.
– Мой рассудок, может, и помутился, но давай проверим, как ты защитишь эту трёхлапую тварь!
Он соскочил с насеста и помчался вниз по камням к уродливому холму. По кровавому следу и отпечаткам трёх лап он устремился к пещере.
– Я знаю, ты там!
Там-там-там.
– Не знаю, как ты выжил после падения, но клянусь, что на этот раз ты не выживешь…
Выживешь-выживешь-выживешь.
Мистер Шорк упёрся когтями в землю и скакнул внутрь.
Вой пронзил темноту.
– У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!
Эхо отозвалось из глубины, зашумели, заголосили встревоженные тени. Со сводов пещеры стекла чёрная масса, изогнулась в воздухе и с пронзительным визгом набросилась на него.
Нет.
Тени пожирали мистера Шорка. Крылья хлестали по глазам. Когти терзали нос. Клыки шипели в ушах. Впереди, меж обезумевших тварей, он кое-что заметил – пара лисьих ушей торчала из мелкого озерца.
Сквозь визг и хаос он стал продираться к ним.
Он схватит этого калеку-лисёныша и затрясёт до смерти, как не сумела Мёрси.
Он клацал зубами, срывая с боков летучих мышей.
Он убьёт сына, и никто никогда не узнает, что он породил такого лисёныша.
Всё больше летучих мышей впивались в мех, рвали, кусали, визжали. Он протискивался напролом.
Все лисицы на земле станут его почитать.
Летучие мыши, вонзая острые зубы, рвали в клочья мех. Шкуру.
Королевство его разрастётся.
Мистер Шорк споткнулся, уши его оглохли от тысячи воплей.
Он не сдастся, не проиграет бой своему жалкому сыночку.
Он…
Когда последняя летучая мышь упорхнула в ночное небо, сиянию звёзд не представилось ничего, кроме крови и клочков чёрного меха.
Из-под воды, глотая ртом воздух, показался Юли.
2
Тремя ночами раньше…
Мия устала даже пытаться спастись.
Она трясла капканом, пыталась разжать его серебряные челюсти, в которых хрустела её стиснутая лапа, пыталась даже грызть серебро, которое держало челюсти вместе. Если б только она могла совладать с капканом зубами, как могли совладать с ним пальцы мисс Поттер, она бы заставила его выпустить… Но зубы соскальзывали, и капкан ударялся о землю, пронзая ногу молниями боли.
Мия захныкала. Когда мама угодила в капкан, каким храбрым вдруг стало её лицо – откуда?! Наверное, мама сильнее, – решила Мия.
Дождь прекратился, и звонкий писк мошкары сверлил Мие уши. Может быть, её прокляли? Каждый лисёнок, который к ней приближался, будто обрекал сам себя на смерть. Алфи. Марли. Бизи. Роа. Она примирилась с тем, что ни братьев, ни сестры больше нет. Что их отняло жёлтое.
Но примириться ещё и со смертью Юли она не могла. Надо было его послушать и отправиться через холмы на восток. Она хотела уйти с Юли прочь от людей, а они забрели туда, где было гораздо хуже: к его отцу. Как может лиса быть такой жестокой с другими лисами?
Мия опустила голову в лужу и, закрыв глаза, стала ждать, когда придут люди.
Мия проснулась от какого-то звука.
Хлё-ё-ё-о-о-о-о-п-п-п хлюп х-л-л-л-л-л-л-л-л.
Звук был мокрый, хлюпающий и словно впивался в уши.
Она отвернулась, потянув капкан, и новая боль пронзила её от ноги до зубов. Она заскулила и улеглась на место.