редших путников. Тела их были скрыты по шею либо плечи, но едва свет огня упал на них, как они тут же спрятались обратно.
Валек вскрикнул и в ужасе отпрянул, едва не выронив факел. Однако перед ним уже никого не было.
— Ч-что это было? — спросил он заплетающимся языком.
— А ты как думаешь?
Лишь теперь Валек мог разглядеть, где именно они находятся. Растущие впереди редкие сосны и ветвистые кедры уже не жались так плотно друг к другу, а широкое пространство между ними заняли зеленоватые лужицы. Почву вокруг них, как и во всём Глухолесье, покрывали сухие иголки, мелкие веточки и вездесущий мох, так что складывалось впечатление, будто совсем недавно здесь прошёл дождь. Но любой, кто вырос близ леса, знал, насколько это обманчиво. Там, куда манили огни, простиралось болото, готовое утянуть на дно любого, кто сделает неверный шаг.
Валек подошёл поближе к Морену, не решаясь отвести глаз от воды, таившей в себе невесть что.
— Почему они не нападают? — спросил он.
— Боятся. Когда поймаем хотя бы одну, поймёшь почему так. Обрати внимание, лошади спокойны — знают, что кикиморы не могут причинить им вред.
Животные в самом деле не проявляли тревоги, только изредка фыркали, выдыхая белёсый пар. Морен к этому моменту уже достал небольшую рыболовную сеть и тонкую металлическую цепь, которую свернул и закинул себе на плечо. Куцик предусмотрительно спорхнул и занял наблюдательный пост на дереве.
— Топор ещё не потерял? — спросил Морен, и Валек замотал головой. — Приготовь его на всякий случай. Но сначала помоги мне.
Валек воткнул факел во влажную землю и поспешил к нему. Грузила утащили сеть под воду, почти полностью скрыв от глаз, хотя из-за трясины пришлось натянуть её под углом, установив крылья на безопасном берегу. Пока они возились, кикиморы даже из воды не выглянули, но Морен чувствовал на себе их взгляды. Валек наверняка тоже, ибо лицо его было бледным, а сам он — непривычно молчаливым.
Когда с ловушкой покончили, Морен вернулся к лошадям, снял с них верёвку, которую прежде использовал как страховку, и повязал один её конец вокруг пояса, а второй бросил Валеку. Тому был дан наказ: стоять на месте и вытянуть его, если оступится. Валек кивнул, давая понять, что всё понял, и крепко стиснул верёвку в руках. Топор он зажал под мышкой. Морен подобрал с земли палку покрупнее и ступил в болото.
Ступал он осторожно, отмеряя глубину перед каждым шагом и, если ветка уходила под воду, делал крюк, потому ни разу не оступился. Когда верёвка между ними натянулась, он остановился, достал из сумки на поясе пузырёк с травяной настойкой, откупорил его зубами и вылил содержимое в болото. Склянку спрятал обратно и, освободив руки, обнажил меч, вглядываясь в пока ещё спокойную гладь.
Не прошло и минуты, как вода взбурлила и кикиморы с воем выскочили из неё. Десяток, а то и два человекоподобных существ бросились наутёк во все стороны. Одна из них кинулась на Морена, но тот отсёк ей голову ещё в прыжке, и тело её затянуло обратно в топь. Три или даже четыре побежали на Валека, и тот, отпустив верёвку, схватился за топор, но кикиморы нырнули обратно в воду, не добежав до него. Другие скрылись во тьме леса, но одна таки угодила в сеть. Она забилась в ней, визжа и стеная, барахтаясь и бултыхаясь, но когда попыталась утянуть её в трясину, Валек навалился на крыло всем телом, не дав ей этого сделать. Морен вскоре оказался рядом и с размаху вогнал меч в землю рядом с головой проклятой. Та тут же замерла и с животной ненавистью впилась в него взглядом.
Пойманная кикимора оказалась женщиной, на которой уже давно сгнила вся возможная одежда. Тело её было худым, иссохшим, а кожа — тёмно-серой, почти чёрной, и в тех местах, где касалась сеть, она отваливалась, как кожура с гнилого яблока. Глаза её, будучи блёклого розового оттенка, словно бы выцвели, но самым страшным для Валека стал запах трупья, что исходил от неё. Зажав нос рукой и подавляя рвотные позывы, он глухо произнёс:
— Теперь понятно, почему ты носишь маску.
Морен прожёг его взглядом, но ничего не сказал. Размотав цепь, он сделал на ней петлю и закинул её на шею проклятой прямо поверх сети. Кикимора вновь завизжала, забилась; она рвала когтями, пыталась дотянуться до него, но только ещё больше путалась. Морен разрезал сеть мечом, но, когда кикимора рванула в болото, цепь сжалась вокруг её горла, не дав ей уйти.
Визжала она так, что закладывало уши. Морен отступил к лошадям, потянув кикимору за собой, но та сопротивлялась изо всех своих сил. Железо оставляло рваные раны на её шее, и, когда она дёргалась, гниющая плоть отваливалась кусками. Валеку невольно стало жаль кикимору, и он попросил Морена отпустить её.
— Она уже не человек, — сказал тот в ответ. — И я не причиняю ей вреда, она сама бьётся в цепях.
— Но она живое существо.
— Нет. Не обманывайся, она жива лишь благодаря Проклятью.
— Пусти! Пусти! — взмолилась кикимора, перестав убегать и ранить саму себя.
Голос у неё был скрипучий, свистящий и то и дело пропадал, как у больных, повредивших горло. Когда она заговорила, Валек обомлел и во все глаза уставился на неё.
— Она говорит! — ахнул он.
— Пусти, — снова взвыла кикимора и потянула руки к Валеку.
Морен дёрнул цепь, заставив её повалиться на землю и присмиреть.
— А ты что думал? — спросил он у Валека.
— Я думал, нечисть не разговаривает.
— Ты же видел ту девушку в лесу. Проклятые проклятым рознь. Не все из них дичают.
— Пусти, — тихо и жалобно скулила кикимора.
— Отпущу, — обратился к ней Морен, — если поможешь нам.
— Мы ищем девушку, — заговорил с ней Валек. Его интонации были куда мягче, чем у Морена, и кикимора смерила его полным недоверия взглядом. Но затем снова забилась в обрывках сети, мотая головой.
— Нет-нет-нет! Она жрёт всех, убивает всё живое, я не пойду, не пойду к ней!
— Да не эту девушку, — Морен с раздражением дёрнул цепь, успокаивая проклятую.
— Мы ищем мою сестру, — пояснил Валек. Кикимора тут же затихла, прислушалась. — Высокая, светловолосая, фигуристая, с толстой косой до пят. Ты видела её?
— К нам она не забредала, — кикимора словно бы с удовольствием вступила в диалог с Валеком. Речь её была живой и прыгучей, интонации постоянно сменяли друг друга: с радости она перескакивала на жалобное нытьё, затем впадала в раздражение и так же быстро снова веселела. — На болотах никто не тонул, она всех жрёт, никто сюда не доходит, питаемся одной рыбой, человечины охота, а как вы сюда попали?
— В этом лесу живёт некий Владетель, — обратился к ней Морен. — Люди принимают его за божество. Знаешь, как его найти?
Кикимора долго всматривалась в него, прежде чем ответить:
— Знаю, все это знают, кто в его лесу живёт.
— Отведёшь нас к нему, и я тебя отпущу.
Каждый раз, когда кикимора обращала взгляд к Морену, её глаза горели так, будто она обещала ему самую мучительную смерть, которую только могла придумать. Но, поразмыслив немного, она встала на четвереньки и пригнулась к земле, следя за Мореном.
— Отведу, отведу, ты его разозлишь, и он шкуру с тебя спустит, тогда-то я и посмеюсь.
— Вот там и посмотрим, — ответил Морен.
Он отвязал свою лошадь, отвёл её подальше от зыбкого болота и забрался в седло, намотав цепь вокруг ладони. Кикимора поползла первой, точно ящерица переставляя худые, покрытые струпьями конечности. Валек по наказу Морена шёл прямо за ней, освещая факелом путь, — в темноте болотная тварь легко могла завести своих пленителей в топь, чтобы отделаться от них. Морен замыкал шествие. Куцик, устав сидеть на месте, полетел вперёд, и когда он махнул крыльями над головой проклятой, та резко прыгнула, пытаясь поймать его когтями, за что получила новый рывок цепью.
Они углубились в непроходимую чащу. Их проводник не считала нужным обходить валежник или крутые рвы, переползая их и пытаясь утянуть лошадь Морена за собой, за что неизменно получала наказание, но не исправлялась. Валек ехал, понурив голову, и то и дело бросал на неё жалостливые взгляды. Ночи
Ночи в этих краях по весне были длинными, Морен видел, как его спутник клюёт носом в седле, оттого, возможно, он и казался таким тихим. Зато кикимора поднимала столько шума, шебурша, словно змея в сухой траве, что будь рядом птицы, они бы давно разлетелись в страхе. Морен не доверял ей, но, похоже, она в самом деле отлично знала, куда идти, ибо вела их уверенно и прямо, не петляя и не останавливаясь.
Непроглядная тьма сменялась глубокими сумерками, знаменуя пришествие утра, но, куда бы ни лежал их путь, лес не становился приветливее. Низко склоненные ветви елей заставляли пригибать голову, мшистые камни норовили стать ловушкой для копыт лошадей, а темнеющие вдали деревья казались тем чернее, чем чётче проступали их очертания. И тут далеко за пределами света от факела Морен заметил какое-то движение, будто одна тень отделилась от другой. Он тут же остановил лошадь, из-за чего цепь натянулась, и кикимора замерла, оборачиваясь к нему. Валек тоже остановился. Он выглядел потерянным, а вот проклятая, похоже, различила что-то в тиши, потому что повернула голову в сторону теней и прислушалась.
— Что… — начал было Валек, но Морен перебил его.
— Потуши огонь, быстро, — приказал он свистящим шёпотом.
Валек спрыгнул с коня и вогнал факел горящим концом в землю, притопнув его ногой. Мгла поглотила их, и вдали во тьме проступила высокая фигура, похожая на человеческую. Кикимора ощетинилась и запричитала:
— Пусти, пусти! Спрятаться, надо спрятаться!
Морен огляделся, выбрался из седла и под уздцы повёл лошадь к широкой ветвистой пихте. Её окружал сосновый буревал из поваленных одно на другое деревьев, и именно за ним он и решил спрятаться. Валек поступил так же, но его бегающий взгляд говорил: он плохо понимал, что происходит. Заведя коней за деревья, Морен отдал ему поводья, бросил: «Не высовывайся», а сам прижался спиной к одной из сосен, выглядывая из-за неё и держа ладонь на рукояти меча. Кикимора забилась между корней, зарывшись в лесную подстилку.