Фигура с лошадиной головой и телом человека медленно приближалась к ним. Проклятый ступал медленно и неторопливо, руками подгибая ветки, а иногда и целые деревья, вставшие у него на пути. Он никуда не спешил, размеренно переставляя конечности, вероятно, не заметив их. Ведь череп, что он надел на себя, смотрел куда-то вдаль, позади них, хотя сам леший направлялся в их сторону.
Валек подобрался поближе к Морену и шёпотом спросил:
— Ты его не убил?
— Нет, конечно. Я не настолько глуп, чтобы сражаться с таким огромным проклятым, а их, если помнишь, было ещё и двое…
Леший подошёл настолько близко, что стали слышны звуки его шагов и жалобный скрип наклоняемых им деревьев, так что оба затихли. Лошадь Морена занервничала и с тихим ржанием попыталась отступить. Он кинулся к ней, выхватил из сумки сушёное яблоко и пихнул ей под морду, отвлекая. На счастье, это сработало. Проклятый прошёл мимо, но лишь когда его силуэт вновь слился с тенями деревьев, Морен позволил себе выдохнуть.
— Почему мы прятались? — поинтересовался он у кикиморы. — Разве это не Владетель?
Она вылезла из своего укрытия и отряхнулась, разбрасывая еловые иголки.
— Нет, Владетель другой, он больше, намного больше. Этого я не знаю, не доверяю.
— Ещё больше? — опешил Морен.
— Куда же ты нас тогда ведёшь? — спросил побледневший Валек.
— К Владетелю. К яруге. Он лишь на ней показывается.
Морену всё меньше нравилась эта затея. Но кикимора уже поползла вперёд, всем своим видом давая понять, что пора бы продолжить путь.
Зажигать факел повторно они не стали, ведь тьма уже отступала, сменяясь густой серостью утра. Вновь набежал туман, окрашивая пространство в голубовато-серые оттенки. Лес редел, полотно ветвей над их головой истончалось, пропуская всё больше света, но зато дымка скрадывала подлесок и те опасности, что он мог таить. Морен внимательно следил за кикиморой, и поэтому от него не укрылось, как та начала прислушиваться, вертя головой во все стороны. Когда проклятая вдруг замерла, он остановил лошадь и жестом приказал Валеку молчать.
Тот открыл было рот, но не успел издать и звука, как до них долетели отголоски тихих рыданий. Женский плач разливался по лесу, и казалось, что он звучит одновременно отовсюду, но самой ночницы нигде не было видно. Даже её силуэт не мелькал среди деревьев, а из-за эха не удавалось уловить, как далеко она от них.
Кикимора припала к земле, почти вжавшись в неё, и поползла дальше. Морен не чувствовал рядом опасности, но на всякий случай сжал в руке меч. Они шли в молчании очень долго, пока всхлипы не затихли окончательно. Только тогда Морен обратился к кикиморе:
— Сколько здесь ночниц?
— Одна она, голодная. Она всегда голодная. Голод утолить не может, вот и плачет.
— Кто это девушка? — спросил её Валек.
— Откуда ж знать? Всегда она тут была, и он всегда тут был.
«Значит, она выжила в схватке с лешим», — заключил Морен. Отчасти он был этому даже рад, вот только живая она представляла для них угрозу.
Ели и кедры расступались по мере пути, открывая кусочки пасмурного неба, а туман рассеивался, и к моменту, когда впереди показалась яруга, день вступил в полную силу. В чаще всё ещё оставалось значительно темнее, чем должно быть в это время дня и года, но Морен всё равно испытал облегчение. А у самой границы они вновь услышали птиц, коим Валек так обрадовался, что то и дело пытался угадать, чьё именно пение слышит. Кикимора подвела их к самому оврагу, ползком спустилась в него и потребовала снять цепь.
— Я сделала, как ты хотел, — проворковала она. — Пусти меня.
— Владетель живёт в овраге? — спросил её Морен.
Кикимора не отвечала — она нарезала круги, оставляя в сырой земле рытвины от когтей.
— Только здесь его увидеть можно, — сказала она.
— Но как нам его позвать? — вмешался Валек.
Кикимора бегала на одном месте, будто выискивала или вынюхивала что-то. Затем резко остановилась и обернулась к Валеку:
— Ты хороший, тебе скажу. Но потом всё равно съем, когда Владетель убьёт вас. Ветки, корни, деревья руби — он этого не любит. А теперь пусти, пусти! — взмолилась она под конец.
Морен спрыгнул с лошади, отдал поводья Валеку и спустился в овраг. Когда он снял с кикиморы цепь, та резко извернулась и вонзилась зубами ему в шею. Валек и охнуть не успел, как болотная тварь шарахнулась и, отплёвываясь и шипя, поползла прочь.
— Железо, железо! — причитала она.
Поднявшись по корням, она, юрко петляя, скрылась в ближайших кустах, где её и след простыл.
— Ты как? — спросил Валек, не скрывая беспокойства за своего провожатого.
Привязав лошадей, он снял с седла топор и спустился на дно оврага к Морену. Тот отогнул перед ним ворот плаща, демонстрируя пришитые изнутри железные пластины. На одной из них остались маленькие вмятины от клыков.
— Я знал, что она так поступит, — пояснил Морен. — Не первый раз имею дело с кикиморами. Сам рубить хочешь или мне?
Валек нахмурился и сказал твёрдо:
— Сам. Должен же я хоть что-то сделать.
Морен кивнул и на всякий случай обнажил меч. Валек сделал шаг к широкому, растущему у самого края оврага кедру, но вдруг остановился и спросил:
— А если она нас обманула?
— Нет смысла. Если пойдём вдоль яруги, то легко найдём путь из леса — надо лишь дойти до развилки и твоего идола. Но не сомневайся даже, это ловушка и есть. Уверен, она спряталась где-нибудь неподалёку и ждёт, когда Владетель убьёт нас. Всё, что мы можем сделать, — не дать этому случиться.
Валек кивнул и занёс топор. Дерево, что он выбрал, проросло почти до самого дна оврага, и обнаженные корни выглядели сухими и беззащитными. Первый удар не дал ничего, только щепки полетели; на второй топор вошёл глубже, открыв взору скрытую корой белёсую сердцевину. После третьего Морен перестал считать, пока Валек не остановился, потому что по лезвию потекла густая тёмная кровь.
Валек отпрянул в ужасе, выронив топор из рук, и ничем не сдерживаемая кровь побежала быстрее, как из открытой раны. Морен обомлел — прежде он не видал ничего подобного. Придя в себя, осмотрелся, сжимая меч крепче в ожидании проклятого, но лес вокруг оставался спокоен и тих. Даже ветер не тревожил кроны вдали. Он вгляделся в спокойных лошадей, что щипали первую молодую поросль, в Куцика, что сидел нахохлившись на луке седла, вспомнил, что рассказывал Валек про этот лес в самом начале их пути… и его осенило.
— Руби ещё, другие, — бросил он на ходу, убирая меч в ножны и спешно выбираясь из оврага.
— Н-но… — по голосу легко угадывалось, как Валек напуган. — Владетель разозлится!
— Нам это и нужно, — ответил ему Морен, отвязывая лошадей.
Пока бледный Валек рубил корни дерева, Морен под уздцы перевёл коней через яругу. Идти они не хотели — почуяв кровь, вновь занервничали, — а Куцик, пролетев над их головами, прокричал устрашающее: «Гроза будет!» Валек вздрогнул от этих слов, но махать топором не перестал. К тому моменту, когда Морен перебрался на противоположную сторону, он уже перешёл к другому дереву. Каждый корень, каждый ствол, которые он рубил, сочились кровью, как живые, и чем больше её становилось, тем громче возмущались лошади, не желая оставаться даже рядом с границей. Валек ударил по тонкому суку, и тот, не выдержав натиска топора, отломился полностью. Дерево истекало кровью, точно раненый зверь, и тут земля задрожала.
Прямо под ногами Валека дно оврага раскололось. Разлом, возникший сначала у повреждённых корней, стремительно рос. У них на глазах он протянулся через всю яругу, настолько далеко, насколько хватало взгляда, разделив её пополам за считанные мгновения. А затем один из берегов начал подниматься.
Лошади ударились в панику, оглашая лес ржанием. Валек, бросив топор, кинулся к Морену, и тот, подав ему руку, помог выбраться из оврага. Шум дрожащей земли, скрип ломающихся деревьев, крики лошадей и птиц, напуганных внезапно ожившим лесом, били по ушам, но Валек всё равно попытался перекричать их:
— Ты знал, что так будет?!
— Нет! Я думал, поднимется одно, может, два дерева, а не целый лес!
А тот и в самом деле поднимался ввысь, стремясь закрыть собою небо. Им пришлось отвести лошадей подальше, туда, где лесной массив не давал увидеть то, что некогда скрывала яруга. Стремительно темнело, будто в самом деле собиралась разразиться гроза, которую предсказывал Куцик, и тут над их головой разнёсся громоподобный рёв:
— Зачем вы потревожили меня?!
Лошади встали на дыбы, но, привязанные, уже не могли убежать. Валек стоял белее снега и не моргая смотрел на то, что открывалось им сквозь деревья. Морен тоже вглядывался в чащу, и глаза его горели алым. Куцик опустился ему на плечо, сжал его когтями и сложил крылья, как бы давая понять, что не бросит. А ведь Морен слышал, как тот щёлкал клювом у его уха. Он и сам чувствовал страх, но раз они пробудили Владетеля Леса, то теперь должны были выйти к нему, и бояться уже бессмысленно.
— Браслет ещё у тебя? — обратился он к Валеку.
Тот будто очнулся и перевёл на него растерянный взгляд.
— Что?
— Браслет, серебряный. Он мне нужен.
Валек залез в карман, дрожащей рукой достал украшение и протянул на раскрытой ладони. Морен забрал его и бросил спокойное «идём». Валек ответил безумным взглядом, но побежал за ним, боясь отстать даже на шаг. Похоже, он куда больше страшился остаться один, чем показаться проклятому, а Морен даже не достал меч.
Они вышли к разлому, и Хозяин Глухолесья предстал перед ними. Лесной массив рос на его спине, подобно мху на камнях, и корни деревьев оплетали массивное тело, так что казалось — он сам состоит из них. Его лицо — лицо глубоко старца, которому ветви деревьев заменяли волосы и брови, — было обращено к ним, хотя длинная, спутанная борода, как у резного идола на развилке дорог, состояла из корней, которые также уходили в землю. Казалось, проклятый давно сросся с ней и вряд ли был способен ходить.