Он никогда не жил в этом лесу, он и был лесом. Тот тянулся по его плечам и спине, заменив кожу, и весь хвойник, что лежал за яругой, не просто принадлежал ему, а был одним целым с ним. Большие человеческие глаза с кроваво-красной радужкой, способные поравняться размерами с домом, смотрели на незваных людей. Однако Морен не прочитал в них ненависть или гнев — Владетель казался раздражённым, угрюмым, но и только.
Морен выступил вперёд и обратился к нему так громко, как только мог:
— Прости, что потревожили тебя! Мы не хотели нарушать твой покой. Мы искали Владетеля Леса, Хозяина Глухолесья!
— Двое носили эти имена, — молвил проклятый. Голос его скрипел и гремел, как надломленное дерево. — Теперь же мне принадлежит этот лес.
— А идол у развилки дорог? Кто изображён на нём?
— Велес. Я вырезал его. Бога, что покинул меня. Бога, который предал меня!
Гневный рёв громом прошёлся по остаткам леса, потревожив последних птиц. С шумом и криком они сорвались с ветвей, уносясь далеко прочь отсюда.
Морен знал имя Велеса и нисколько не удивился, что Валек никогда не слышал о нём. Он молодой, а всех Старых Богов пожгли в Сумеречные лета, связав с ними пришествие Чёрного Солнца. Идолов осталось немного — лишь в глухих лесах да затаённых уголках, — и всё реже встречались те, кто помнил изображенных на них.
— Нам нужен не бог, — продолжил Морен, когда поднятый птицами гомон немного утих. — А тот, кто поможет нам.
— Зачем мне помогать вам? Я запретил людям ходить в мой лес. Всё, чего я хотел, — это покоя!
Лес заскрипел, загудел — проклятый поднял руку, вырывая из земли корни, что держали её, и потянулся к ним. Здравый смысл говорил Морену, что нужно бежать, — этот леший тяжёлый, медленный, он ни за что не догонит их, особенно если поспеют к лошадям. Но слова кикиморы не давали ему покоя. «Всегда она тут была, и он всегда тут был», — вспоминал он снова и снова с тех пор, как услышал, и потому не мог не рискнуть. Валек крикнул ему, что нужно уходить, но Морен мотнул головой и поднял в руке серебряный браслет.
Владетель замер, словно узнав его.
— Девушка, что живёт в твоём лесу, — заговорил Морен. — Твоя супруга, верно? Мы были в вашем доме, и я знаю, что произошло. Вы потеряли ребёнка. Она не смогла с этим смириться, не смогла с этим жить, и Проклятье забрало её. Ты спрятал всё, что было вам дорого, и ушёл за ней.
К удивлению Морена, проклятый позволил ему договорить. Взгляд его изменился, отразив боль и безграничную печаль. Он медленно опустил руку и произнёс:
— У неё не было молока. Она не смогла его выкормить.
— Мы встретили её в твоём лесу. Я мог убить её — я знаю, как убивать таких, как вы, — но не стал этого делать.
— Знаю. Я ведаю всё, что происходит в моём лесу. Будто бы вижу сон.
Морен широко распахнул глаза, пытаясь уложить в голове услышанное. Ему впервые довелось вот так вот беседовать с лешим и хотелось расспросить его ещё об очень-очень многом. Но он слышал, как медленно тот выговаривает слова, будто каждое давалось с огромным трудом, поэтому не стал его мучить.
— Если мы вернёмся в деревню, — продолжил он, — то расскажем всем, что в твой лес нельзя ступать, что в нём слишком опасно. Ты ведь поэтому запретил людям приходить? Ты защищаешь её, верно?
— Она плачет, когда убивает, — скорбь и тоска звучали в его словах. — Чего вы хотите?
Валек выступил вперёд. Голос его дрожал, как и руки, но он сжал кулаки покрепче, чтобы набраться смелости.
— Мы ищем девушку, мою сестру. Она пропала два дня назад. Она была вместе с всадниками, что погибли в твоём лесу. Я хочу найти её! Ты знаешь, где она?
— Я чувствую всех, кто ступает в мой лес, — ответили ему. — Не было девушки. Лишь трое всадников и проклятый.
Морен вспомнил, сколько именно тел они нашли. Вспомнил обрывки одежды, рваные женские юбки, вспомнил кровь… и картинка сложилась у него перед глазами. Он с тоской взглянул на Валека, взял его за локоть и тихо сказал:
— Идём. Миры здесь нет.
— Нет! — прокричал тот в ответ, не глядя на него. — Она была с ними! Она жива, я знаю, она где-то в лесу!
— Валек! — Морен повысил голос. — Мира не вернётся. Мы видели её.
Он не знал наверняка, догадался ли Валек обо всём или лишь послушал его, но глаза парня увлажнились. Морен отвёл от него взгляд и обратился к проклятому:
— Спасибо. Прости, что побеспокоили тебя.
Лес медленно опустился. Лицо и тело Владетеля скрылись под землёй, и лишь неровная в высоте берегов яруга была последним напоминанием о нём.
Валек молчал почти всю дорогу назад. Как и предлагал Морен, они пошли вдоль оврага и уже в середине дня вышли на развилку. Идол Велеса стоял на том же самом месте и пустыми глазами встречал путников. Валек спрыгнул с коня и со всей силы пнул его, вымещая своё бессилие. Плечи его поникли, и он заговорил впервые за долгое время:
— Это была она, да? Трое всадников и проклятый.
— Да, — признался Морен.
— Почему она стала лешим? Ты говорил, ими становятся те, кто хочет уйти от людей. Зачем ей уходить от меня?!
Морен долго размышлял, прежде чем дать ответ:
— Ночница сказала, что не убивала тех людей. Думаю, их убила Мира. Они очень сильно… обидели её. И она поняла, что больше не сможет довериться людям, что теперь всегда будет бояться их.
Он изо всех сил желал пощадить чувства Валека и потому не мог сказать всей правды. Тот молчал очень долго, вглядываясь в чащу вечнозелёного леса, пока Морен не заговорил с ним вновь:
— Если тебе станет легче, Мира спасла меня. Когда я остался с ней и ночницей один на один, она не дала ей убить меня. Похоже, она узнала тебя и вышла к нам, чтобы защитить.
— Да… — задумчиво сказал Валек. — Спасибо.
Он снял с шеи потрёпанный вязаный шарф и с ним в руках перебрался через яругу. С некой заботой он укутал в него одну из сосен, оставив сестре прощальный подарок.
Воробьиные ночи
317 год Рассвета
Скиталец имел такое же отношение к Единой Церкви, что и лешие к раздолью пушного зверья в лесу — то есть весьма косвенное. Он не носил атрибуты Священного Солнца, не исповедовал веру в Единого Бога, да и в самих богов не сильно-то верил. Но Церковь платила ему, чтобы он делал вид, что имеет к ней отношение. Почему бы и нет? Он всё равно убивал проклятых, платили ему за то или нет, а так в кармане всегда хватало монет на еду или новую лошадь. Взамен Церковь плодила слухи, что он посланник Единого Бога, убивает проклятых по воле его и во имя него, а Морену нужно было только кивать, соглашаться и не спорить с этим.
Но всё же, несмотря на свой скептицизм в отношении веры, он не питал к Единой Церкви и её служителям нелюбви или ненависти. Будучи проездом в городах или крупных поселениях, то есть там, где обязательно жил хотя бы один представитель епархии, он неизменно заглядывал к ним. Иногда чтобы получить работу, иногда ради платы за прошлые деяния, а иногда затем, чтобы просто проведать старых друзей и знакомых.
Одним из таких был Его Светейшество Радимир — крупный круглолицый мужчина, который гладко брил и лицо, и голову, так что возраст его угадывался только по лучикам морщинок в уголках глаз. Сколько Морен его помнил, с лица Радимира никогда не сходила радушная улыбка, а серые глаза смотрели мягко и доброжелательно. Морен ценил его за благодушие и почти наивную веру в лучшее в этом мире. Радимир был одним из немногих, кто мог попросить Скитальца о помощи вне его профиля, и тот, не задумываясь, соглашался. Но в этот раз едва радость от встречи поутихла и оба обменялись последними новостями, как Радимир ошарашил Морена неожиданной вестью:
— В Теменьках поселился ведьмач. Уверен, тебе это будет интересно.
— Ведьмач? — Морен хмыкнул. — Колдун, что ли? Да и Теменьки — это вообще где?
— Небольшое поселение под Берестом. Один день пути отсюда. Колдун, чародей, ведьмач — называй, как хочешь, сути это не изменит.
— Ты, должно быть, шутишь? — Морен даже не скрывал насмешку в голосе. — Магии не существует.
— Неважно, — Радимир поднял ладонь, будто бы просил не перебивать его, — веришь ли в неё ты и верю ли в неё я. Важно, что в неё верят местные. Они боятся его и попросили Церковь о помощи. Мы не можем им отказать.
— Но при чём здесь я? Ты считаешь, он может быть проклятым?
— Скорее допускаю, — Свещенник откинулся назад и сложил руки на круглом животе. — Перестраховываюсь. Ты всё равно сейчас неподалёку. Да и как знать, может, вслед за проклятыми и магия появилась в нашем мире? В письме говорится, что несколько человек видели, как он творил колдовство. Призывал огонь, гром и молнии! Представляешь? Ума не приложу, что там случилось. Я и сам в магию не сильно верю, но загляни к ним. На всякий случай. Попробуй поговорить с этим ведьмачем и, если он не опасен, убеди в этом местных.
Вот так Морен и оказался в Теменьках — деревушке, которой совершенно не подходило её имя. Ведь край, в котором она располагалась, оказался удивительно светлым. Со всех сторон, куда ни глянь, лежали бескрайние поля пшеницы, и лишь где-то вдали, за деревней, чернели очертания леса да высокая мельница. Небо было совершенно чистым — ни одно облако не тронуло его лазурь — и летнее солнце пекло, пробуждая желание поскорее спрятаться в тени.
Как объяснил ему Радимир, Теменьки были самым отдалённым от Береста поселением, которое тем не менее условно относилось к его предместьям. Предместьям одного из самых крупных и богатых городов Радеи, что бросалось в глаза сразу, стоило лишь ступить за ворота. Изрытая колёсами телег дорога вела прямиком к рыночной площади, откуда звучали громкие, бойкие голоса. Люди не боялись и не прятались по домам, завидев человека в чёрных одеждах, — видать, привыкли, что в городе встречались личности и постраннее, — и не прерывали оживлённых разговоров, когда он проезжал мимо, хоть и всё так же косо поглядывали ему вслед. Все дома были крепкими, будто недавно отстроенные, и встречались среди них те, что на манер городских, возвышались на два жилых яруса. Куда-то по своим делам спешили молодые девушки с цветочными венками в волосах; женщины, возвращаясь с рынка, несли корзинки, полные свежей рыбы, а вдоль дороги расхаживала откормленная мама-утка с выводком жёлтых утят. Благополучие разительно отличало Теменьки от многих деревень Радеи.