Каен остался недоволен догадкой. Он стиснул челюсти, из-за чего острые скулы выделились ещё сильнее, но, помолчав немного, наигранно усмехнулся.
— А ты умный. Обычно я не люблю умных — их дурить сложнее, — но с тобой, думаю, мы подружимся. Так в чём же я просчитался? Где допустил ошибку, раз всё-таки привлёк внимание Церкви, пусть и спустя пару лет? Да ещё и настолько заинтересовал их, что они прислали тебя. Признаться, это лестно.
— Не обольщайся, я всего лишь проезжал мимо. Настоящая магия или нет, староста Теменек хочет, чтобы ты покинул деревню.
— Так уж и быть, можешь передать ему, что я не опасен, но добровольно мельницу я не покину. Она им не нужна — это мы уже уяснили, — а мне здесь хорошо. Город рядом, лес и того ближе, да и места предостаточно. Из недостатков только голуби… ну да с ними можно смириться.
Морен тяжело вздохнул, но спорить не стал. Попытка не пытка, как говорилось, — он и в самом деле мог побеседовать со старостой и заверить его, что засевший у них чародей — всего лишь заигравшийся мальчишка, не представляющий угрозы. Стоило подумать об этом, как Каен вдруг ухмыльнулся и взгляд его зажёгся огоньком — Морен почти кожей почувствовал, что это не предвещает ничего хорошего.
— Теперь мой черёд, — сказал Каен.
Морен искренне не понял.
— О чём ты?
— Приглашая тебя, я озвучил условия: вопрос за ответ, ответ за вопрос. Ты согласился. Я ответил на твои вопросы, теперь мой черёд задавать свои. Ты ведь живая легенда! Не человек, но и не проклятый, бессмертное существо, затерявшееся между двух миров. В каждой деревне и в каждом городе рассказывают сказки о тебе. Да и никто другой не знает проклятых и Проклятье лучше, чем ты. Ты даже не представляешь, насколько интересен мне!
Морен ещё раз вздохнул, только теперь в полной мере понимая, на что именно подписался. Такой уговор действительно звучал, да и условия казались ему честными, так что отступать было некуда. Пусть и с неохотой, но он согласился:
— Хорошо, спрашивай. Только имей в виду, не на все вопросы и у меня есть ответы.
Каен будто только этого и ждал и, получив разрешение, по-настоящему оживился. С блеском в глазах он развернул перед собой свиток, куда конспектировал мелким аккуратным почерком то, что рассказывал ему Морен. Его и в самом деле интересовало абсолютно всё, начиная с проклятых, их повадок да привычек и заканчивая самим явлением Проклятья: как и почему оно пробуждается, чем проклятые звери отличаются от проклятых людей, какие методы он использует в борьбе с ними, и прочее. Задавая последний вопрос, он даже попросил Морена показать меч и очень удивился, взяв его в руки:
— Железный? — спросил он, будто у него были сомнения. — Я слышал, серебро куда эффективнее.
— Так и есть, но мне оно не по карману. Дело не столько в количестве серебра, которое потребуется на плавку, сколько в том, чтобы найти кузнеца, способного выковать такой меч, и оплатить его услуги.
— Но в заметках, что я находил о тебе, говорилось, ты используешь ещё и топор.
— Оружие имеет свойство ломаться и изнашиваться, ты не знал об этом?
— А что, Церковь не снабжает снаряжением своих псов?
Морен прожёг его таким взглядом, что Каен немедленно стушевался и поспешно добавил:
— Понял-понял, нынче всё дорого. Не смотри на меня так, будто собираешься ударить!
Но, помимо проклятых, его интересовал и сам Морен. Сколько часов он спит, нужно ли ему есть, как работает его регенерация и при каких условиях пробуждается Проклятье. Осмотрев его с ног до головы, он указал пером на железные пластины, пришитые к штанам, и спросил:
— Для чего они?
— Защита, вместо кольчуги. На куртке такие же, но сейчас я не в ней.
— Необычно. Сам придумал?
— Да.
— А почему не кольчуга? Уверен, в ней двигаться куда проще.
— Кольчуга хороша против мечей и копий. Но когти цепляются, застревают в звеньях и легко рвут её. Пластины же можно разве что сорвать или оцарапать.
— Стало быть, с людьми ты не сражаешься?
— Нет. Я не убиваю людей.
— А если бы выяснилось, что я настоящий чародей, ты бы убил меня?
— Не будь проклятые так опасны, я бы и их не убивал.
— Очень расплывчатый ответ. Особенно при условии, как опасны бывают люди. К чему я это спрашиваю — ты иногда на меня так смотришь, будто бы хочешь убить. Вот прям как сейчас! А я хочу чувствовать себя в безопасности, что мне для этого надо сделать? Перестать болтать?! Нет, уж лучше убей.
Помимо прочего, Каен расспрашивал его про возраст, прошлую жизнь, связь с Церковью и причины, по которым он занялся своим ремеслом. На подобные вопросы Морен отвечал с большей неохотой, а иногда и вовсе молчал, оставляя их без ответа. На его счастье, Каену хватило ума — или не хватило наглости, — чтобы не настаивать.
— Почему именно ты? Чем ты такой особенный?
— Ничем. Любой может убивать проклятых, только не каждый захочет. Потому и появились Охотники. Я лишь чуть более успешен в этом деле, чем другие.
— Благодаря Проклятью и долгой жизни?
— А ещё я знаю, как их убивать. Одно вытекает из другого.
— Но почему ты захотел их убивать?
Он промолчал, и Каен, кивнув каким-то своим мыслям, задал следующий вопрос. В такие моменты Морен думал, что этого парня вполне можно было терпеть.
За разговорами время утекло незаметно, но, когда в окно начало светить закатное солнце, оба пришли к выводу, что пора закончить на сегодня. Небо уже несколько часов как очистилось, земля и трава прогрелись, но когда Морен ступил в поле и огляделся, то заметил гряду идущих из-за леса туч. Гроза собиралась разразиться вновь, и весь путь до деревни в спину дул пронизывающий ветер, сгибая пшеницу в нижайший поклон.
Когда Морен вернулся в дом старосты, солнце уже скрылось, поглощённое горизонтом, а небо чернело под натиском надвигающихся туч. Но, несмотря на поздний час, Брослав ждал его на крыльце, и едва Морен вошёл в калитку, как он требовательно произнёс: «Ну?!»
— Ваш чародей не опасен, — ответил тот. — Если его не трогать, он и не покажется. Всё, чего он хочет, — это уединения.
— Стало быть, убивать ты его не стал, — хмыкнул староста.
— Он не проклятый, — твёрдо сказал Морен. — И никому не причинил вреда. Никакая магия не способна навеять дожди и грозы — это всего лишь совпадение.
— Так не пойдёт, — Брослав замотал головой и, поджав губы, впился в него взглядом. — Мы тебя для чего позвали? Чтобы ты эту гадость вытравил. Мне он тут и за плату не нужен.
— Он не опасен, — Морен стоял на своём.
— А это уж не тебе решать. Это пока он не опасен и только с твоих слов. Я не намерен ждать, когда у нас дети пропадать начнут или коровы доиться перестанут. И волколаков мне тут не надобно. Раз он тебя к себе пустил, так скажи ему, чтобы проваливал! — Брослав вдруг замолчал, округлил глаза и выпалил с возмущением: — Или он тебе голову задурил? Чары навеял?!
Морен едва сдержался, чтобы не поморщиться. От всех этих суеверий ему становилось дурно, но, как сказал Каен, проще согласиться, нежели переубеждать. Это он и на своём опыте прекрасно знал.
— Почти всё, что вы тут перечислили, делают ведьмы, а не чародеи. А волколаки ни к тем, ни к другим отношения не имеют. Даю вам слово, он не опасен. Если же от его руки пострадает хоть один человек — я сам разберусь с ним.
Староста сплюнул ему под ноги и грозно произнёс:
— Головой за него отвечаешь.
Грянул гром. Пока вдали, да и вспышка молнии полыхнула где-то в полях, но как по команде за ними хлынул дождь. Крупные капли барабанили по камням, крыльцу и крыше, отскакивали от шляпы Морена, но впитывались в рубаху. В считанные секунды он промок до нитки, потому что дождь встал водяной стеной. Староста выдохнул сквозь зубы и сказал уже миролюбиво:
— Ладно, нечего мокнуть. Заходи, завтра поговорим.
Хозяева выделили ему одну из комнат у кухни — супруга Брослава, как оказалось, подготовила постель заранее. Ливень заглушал шаги и разговоры готовящихся ко сну домочадцев, пока неистовый ветер рвал кроны деревьев за окном. Морен невольно порадовался, что ночует под крепкой крышей, а не в лесу, как обычно. С этими мыслями он и пытался заснуть, но какой-то грохот всё же пробился сквозь шум дождя да буйство непогоды и потревожил чуткий сон. Морен распахнул глаза и какое-то время пролежал в темноте, напрягая слух и пытаясь понять, что же это было. Звук походил на треск поленьев в костре, но, сколько бы он ни вслушивался, тот не повторился, и Морен решил, что это стонут деревья под порывистым ветром. Прикрыв глаза, он уже собирался вновь задремать, когда повторно услышал скрип, уже более явный.
Если первый звук, казалось, раздался где-то вдали, этот был совсем рядом и напоминал скорее скрип половиц. Из предосторожности Морен и спал в маске, а вот на то, чтобы накинуть куртку и плащ, времени тратить не стал, захватив с собой только меч. Длинные волосы он наспех скрутил в жгут и закинул под рубашку. Совершенно бесшумно, чтобы не потревожить хозяев дома, выглянул в сени и лицом к лицу столкнулся с Любавой. Та едва не вскрикнула, увидев его, но вовремя зажала рот руками, выронив свечку. Стук от её падения заглушил ревущий за окном ветер. С платья и волос девушки стекала дождевая вода — вся её одежда промокла до нитки и прилипла к телу, а выбившиеся из косы волосы завились ажурными колечками. Она явно только вернулась домой, и коса её была украшена разноцветными васильками. Справившись с ужасом и распознав, кто перед ней, она прошептала на одном дыхании:
— Пожалуйста, не говорите папеньке!
Морен и не собирался — не его это дело. Но взгляд зацепился за цветы, и он не смог промолчать:
— Не гуляла бы ты в такую погоду. Неужто другого времени для свидания не нашлось?
Она широко распахнула глаза и вымолвила почти шёпотом:
— Откуда вы знаете?
— Догадался. Зачем ещё молодой девушке из дому в ночь сбегать?
Любава покачала головой и забормотала, потупив взгляд: