Но в комнате никого не оказалось.
Со вздохом молодой человек откинулся на постель. Теперь он едва мог припомнить, что ему снилось и почему сон казался таким кошмарным. Он почувствовал, что дремота вновь овладевает им и мысленно взмолился о том, чтобы дальше спать без сновидений.
Но без сновидений не обошлось.
На этот раз он видел приятный сон, потому что в нем была принцесса. Она больше не плакала. Она улыбалась ему и протягивала руку. Он взял ее за руку.
Через несколько дней придворные снова послали за доктором. Исцелив короля, он покинул замок столь поспешно, что его не успели вознаградить за работу. Во всяком случае, он полагал, что его пригласили именно за этим.
Однако вопреки ожиданиям, его не встретили фанфары, не увидел он и разодетых в блестящие ливреи слуг. Вместо этого замок погрузился в гробовую тишину, которую нарушали лишь рыдания фрейлин, эхом прокатывающиеся по холодным галереям.
Что стряслось? Он же спас королю жизнь, разве не так?
Так, он не ошибся. Но лихорадка отыскала себе новую жертву, и с каждой минутой ей становилось все хуже и хуже.
Принцесса.
Новость бритвой полоснула доктора по сердцу, и он стремглав бросился в спальню, где теперь лежала принцесса. При виде ее он на миг оцепенел.
Капли пота у нее на лбу.
Кожа, казавшаяся прозрачной, плотно обтягивала кости.
Тело, скрючившееся от боли.
Ее бледные щеки и запавшие глаза. И вопреки всему – все такая же непостижимо прекрасная.
– Спаси ее, – прорыдал король, сидевший на том самом стуле, на котором меньше недели назад сидела принцесса. – Спаси мою дочь, и я позволю тебе жениться на ней и получить королевство после моей смерти. Заклинаю тебя. Помоги ей так же, как помог мне.
Доктор перевел взгляд с короля на принцессу. С принцессы на своего крестного, тоже стоявшего на прежнем месте.
В изножье кровати, и господин Смерть предостерегающе покачал головой.
Доктор сделал вид, что не заметил его, он действовал не раздумывая.
На этот раз он, не прося никого, сам развернул больную. Принцесса была легкой, как перышко, доктор не отрывал взгляда от ее лица, заметив краем глаза, что крестный сжал руки в дрожащие кулаки. Что глаза, будто высеченные из камня, метали искры при виде нежных губ принцессы, раскрывшихся навстречу бокалу с соком целебных растений.
Прошла секунда, показавшаяся вечностью.
Наконец, королевская дочь открыла глаза, снова ясные и живые, и улыбнулась той самой улыбкой, которую он видел во сне. Ее улыбка теперь принадлежала ему, и он протянул принцессе руку.
Но кто-то схватил его за руку.
– Ты пообещал, – произнес голос, слышный только доктору, и господин Смерть вцепился в него руками, и свет тут же померк, такие они были обжигающе ледяные.
Очнувшись, доктор обнаружил, что замок исчез и он находится в громадной подземной пещере, конца которой не видно. Лучи солнца не проникали сюда, но темно не было.
Напротив.
Было светло от горящих свечей. Тысячи и тысячи свечей, словно он оказался среди сонма звезд в ночном небе. Его окружали свечи, огромные, как верстовые столбы, и малюсенькие, как мизинчик младенца. Некоторые свечи, казалось, только что зажглись, другие почти полностью догорели. Одна за другой свечи гасли и одна за другой вспыхивали новые. Из-за этого тени на влажных стенках меняли очертания, напоминая копошащихся живых существ.
– Знаешь, что это? – спросил господин Смерть, оказавшийся рядом с ним, и доктор с облегчением отметил, что гнев в его голосе несколько поутих. Доктору хотелось верить, что его крестный понял, почему он так поступил. Почему ему пришлось так поступить.
– Пламя человеческих жизней, – ответил доктор, стараясь не дышать. Ему казалось, что вместо сердца в его груди один из таких огоньков. И самый легкий ветерок может загасить его, превратив в дым.
Он покачнулся от этого непостижимого зрелища, увидеть которое прежде не доводилось ни одному человеку, и едва не опрокинул одну из свечей. Крестный ухватил его и отпустил только тогда, когда доктор снова обрел равновесие.
– Осторожно, – произнес старик. – Пойдем, ты должен кое на что взглянуть.
Осторожно ступая, доктор двинулся вслед за крестным по необъятному залу мимо множества огоньков. Огоньков человеческих жизней. От их жара пот заструился у него по затылку, словно расплавленный воск.
У красной свечи, размером с руку крепкого мужчины, они остановились.
– Чья она? – спросил доктор, чувствуя, что во рту пересохло. – Это… это моя?
Господин Смерть покачал головой:
– Короля. У него впереди долгие годы. Те, что подарил ему ты. Но они были отпущены не ему.
– Не ему? О чем ты говоришь?
– Ты полагал, что твой поступок обойдется без последствий? Что речь шла только о жизни и смерти короля? – крестный указал на свечу, и лишь теперь доктор увидел шедшую в самом низу трещину, словно она была сломана.
Нет, не сломана, догадался он, а словно новую свечу поставили поверх почти догоревшей.
– Ты подарил ему много лет жизни, забрав у другого человека. Маленькой девочки, которая могла бы жить и жить. Дочери и младшей сестры. Будущей жены и матери. – Пламя дрогнуло, и капля красного стеарина стекла на пол. В голове доктора промелькнули обрывки сна: девочка на лошади. Ее развевающиеся волосы. Ее крик при виде него.[2]
– Она каталась на лошади, – продолжал крестный. – Лошадь чего-то испугалась. Падая, девочка сломала шею.
Доктор проглотил комок в горле, а когда заговорил, голос его звучал хрипло:
– Жизнь короля представляет собой большую ценность, чем жизнь маленькой девочки. – Откашлявшись, он заговорил громче: – Я поступил правильно.
Крестный долго смотрел на него. Потом кивнул и последовал дальше. Шедший за ним доктор вздохнул с облегчением, едва не затушив пламя свечи рядом, и быстро прикрыл рот рукой.
– А моя свеча? – спросил доктор, следуя за крестным. – Где она стоит?
– Здесь, – ответил господин Смерть, указывая на белую свечу, размером больше, чем новая королевская. Пламя горело ярче, чем на многих других свечах, и в огне врач увидел проблески ожидавшего его будущего: дети, внуки, правнуки. Долгая и обеспеченная жизнь. Но…
Его супруга не была похожа на принцессу, а дом не напоминал королевский замок, и тут он заметил еще одну свечу, стоявшую рядом. От нее почти ничего не осталось, огонек походил на глаз, готовый закрыться.
– Чья? Чья это свеча? – прошептал он.
– Той, что ты продлил жизнь, – ответил господин Смерть, и леденящая боль прошла по телу доктора, когда крестный схватился за его свечу. Он хватал ртом воздух, вдруг переставший поступать в легкие, и волна ужаса захлестнула его, когда он догадался, что задумал крестный.
– Крестный, не надо! Прошу тебя! Я совершил это из добрых побуждений. Возьми другую свечу. Позволь мне жениться на принцессе. Клянусь жизнью, что буду хорошим и справедливым королем.
– И тут же просишь меня взять другую свечу, – вздохнул господин Смерть, ставя свечу крестника на свечу принцессы.
В тот же миг доктор упал, а старик, ничего при этом не почувствовавший, принялся размышлять о том, у кого же из его почитающих портвейн знакомцев очутился крестник.
Жених-разбойник
В вольном пересказе Бенни Бёдкера
Неспокойное то было время, под стать нынешнему.
Война окончилась, а мир все не наступал.
Солдаты и наемники, сражавшиеся на одной и другой сторонах, возвращались домой. Куда бы ни приходили, все вокруг подвергали разорению. Им нечем было прокормиться, а они привыкли убивать и забирать все, что им было нужно, не спрашивая разрешения, да и до человеческой жизни им не было никакого дела.
Неспокойное то было время, повсюду ходили слухи об убийствах и изнасилованиях и о нападениях на людей, оказавшихся не в том месте и не в то время. Никто не чувствовал себя в безопасности, а если еще и наслушаться всяких страшных рассказов, до того напугаешься, что запрешься дома и на улицу выходить не захочешь.
Вот так чувствовал себя старый мельник: его жена умерла в войну, и остался он жить вдвоем с дочкой. Это одна из тех страшных историй, что люди, уже давно позабыв про неспокойное время, еще долго пересказывали.
Мельник был известен своею расторопностью и добросовестностью, он молол зерно в тонкую муку и никогда не плутовал с весом. А потому крестьяне тянулись к нему издалека смолоть зерно, и когда они приезжали на нагруженных телегах или возвращались забрать мешки с только что намолотой мукой, мельник слушал их россказни, собранные со всего света.
Душераздирающие истории одна за другой звучали на мельнице, и волнение мельника усиливалось. Но волновался он не за себя. За свою дочь. Потому что была она не просто красива, а дивно хороша. Пожалуй, она была самой красивой девушкой во всей округе и даже за ее пределами. В этом-то и крылась причина отцовского беспокойства.
– И зачем только ты уродилась такой красавицей, – бывало, говорил он дочери. – Кабы не это, то и волноваться было бы незачем.
– Да почему же, отец? – спрашивала дочь. – Что плохого в том, что я хороша собой?
В ответ мельник отмалчивался, да и как ему было рассказать ей все эти страшные истории, приключившиеся с молодыми девушками, а больше всего с молодыми и красивыми?
Мельник пребывал в постоянной тревоге, представляя себе, что может произойти с его дочерью. И как он может этому помешать. И понял, наконец, что есть только один выход.
Надо выдать дочь замуж. Сам он состарился, скоро его не станет, и некому будет защитить ее. Вот бы выдать ее удачно замуж, тогда и тревожиться будет не о чем.
И потому он сообщил дочери:
– Когда появится подходящий жених и попросит твоей руки, я дам свое согласие.
Она промолчала в ответ, да и ответа от нее в таком деле не требовалось. Отцу решать, за кого ей выходить замуж, но она знала, что тот не захочет сделать ее несчастной.