Конан не стал уточнять, что больше всего люди устали от бесцельности и бессмысленности скачки туда-сюда. Полдня они, как демоном за подхвостье укушенные, гнали по дороге на Сабатею, догоняя ушедший в том направлении больший отряд. Догнали. Кучку перепуганных рабынь в паланкинах, растянутых между спинами пустынных горбачей, да пяток неопытных юнцов в качестве охраны.
Ни одному из аквилонских и асгалунских гвардейцев и меча обнажить не довелось, против таких-то вояк! Их даже запугивать не пришлось — сами спешили рассказать все, что знают.
А знали они немного — только то, что их госпожа вместе со своей юной гостьей еще задолго до полудня свернули в сторону Аббадраха. Некоторые высшие жрицы, оказывается, таки могут путешествовать без слуг и всего лишь с одним охранником.
Конан чувствовал себя страшно неловко, и оттого злился. Еще бы! Это ведь именно он сегодняшним утром был так уверен, что те три отделившихся от отряда всадника слишком уж выставляются напоказ, чтобы быть настоящими. И, значит, это именно из-за него остальным пришлось зазря глотать пыль. И ладно, когда чужую, в азарте близкого окончания погони! А тут ведь свою приходится, копытами собственных жеребцов поднятую и осесть не успевшую.
Это ли не обидно?!
Да и Закарис тоже хорош! Не мог вовремя остановить, что ли?! Или хотя бы больше бойцов вдогон послать — мало ли что там Конан сказал! Свою башку иметь на плечах надобно, не маленький, король, а туда же!..
Потом, правда, стало не так обидно да и пыль кончилась — они свернули на полночь. На ту полузаброшенную дорогу, что вела не к самому городу, а к окружающим его старым стигийским гробницам — именно эту дорогу, по словам Хьяма и по одной ей известной причине выбрала зандрова жрица!
— Потроха Нергала! И как только этой мерзкой старушенции удается сохранять такую скорость передвижения?! Тут и молодой сдохнет!
Глава 20
— Старушенции? — Закарис невесело рассмеялся. — Ты бы ее видел! Ты что, не слышал, что говорили эти несчастные, что с нею повстречались лицом к лицу?
— Ну… — Конан пожал плечами. — Я полагал, что они несколько… преувеличивают. Или у них такие странные вкусы. Мало ли? Да и просиди в дозоре полгода без возможности спустить пар, тут любая карга богиней покажется!
— Это магия! — Закарис буквально выплюнул последнее слово. — Магия Деркэто. Потому-то я их почти и не наказал. За что наказывать? Они были бессильны. Против магии Деркэто не сможет устоять ни один даже самый сильный духом воин. Тут не поможет клинок или щит. Только лук или арбалет. Расстрелять издалека, не дать ей подойти, заговорить, прикоснуться… Если она коснется тебя — лучше сразу заказывать ближайшим жрецам погребальную церемонию. Я не шучу! Ты станешь ее рабом. И даже не просто рабом, а намного хуже — ты будешь счастлив выпустить себе кишки, только бы она лишний раз на тебя посмотрела… Просто посмотрела, понимаешь? Если хочешь жить — не давай ей себя коснуться!
— И она что, — Конан недоверчиво крутанул ладонью в воздухе, — действительно выглядит такой красавицей, как они утверждают?
— Нет, — Закарис сплюнул. — Она еще прекраснее. Эта дрянь выглядит младше собственного внука! Тоже магия. Говорят, Деркэто дает своим любимым прислужницам чуть ли не вечную молодость. И, глядя на Нийнгааль, я почти готов этому поверить…
— Хвала Митре, что я не взял с собой Кона! — Конан хохотнул, внезапно придя в благодушное расположение духа. — За почти что взрослого сына при подобных делах я, пожалуй, переживал бы куда сильнее, чем за малолетнюю дочь!
Он оборвал смех, обнаружив, что Закарис смотрит на него с жалостью. Нахмурился. Король Асгалуна опустил взгляд к холке перешедшего на ровную рысь Аорха. Начал осторожно и издалека:
— Нийнгааль — не просто жрица Деркэто, каких много бродит по Шему. И даже не просто высшая жрица… Понимаешь, Конан, она обучалась этому не здесь, а в стигийском храме. Там ведь тоже есть храмы богини страсти. Только… Ты ведь помнишь, чьей именно преданной служанкой является Деркэто по стигийским верованиям? Помнишь, кому она служит?..
Долго морщить лоб, припоминая, Конану не пришлось — он ощутил, как при этих словах по спине словно пробежались холодные пальчики легендарной Атали, прекрасной и безжалостной дочери Имира. Той, что заманивает раненых героев на ледяные пустоши, где они и гибнут от холода или под топорами ее братьев-великанов.
В стигийском пантеоне Деркэто являлась служанкой Сета, а мерзкие привычки Змееголового были хорошо известны и далеко за пределами Стигии. И в свете этого очень неприятное значение приобретало то, что ускакала эта троица не куда-нибудь, а именно к расположенным в окрестностях Аббадраха древним стигийским гробницам.
Он беспомощно обернулся на уставших и потихоньку тоже переходящих на неторопливую рысь гвардейцев, чувствуя, как водой из пробитой арбалетным болтом клепсидры стремительно утекает сквозь пальцы драгоценное время. Рявкнул:
— Вы что, сонного корня объелись?! Осенние мухи — и то шустрее! Вперёд, зандровы ублюдки!!!
И глубоко вогнал пятки в бока Грома.
…Гром всхрапнул и перешел на шаг. Конан не мешал ему — если уж даже мощный зиндоранский жеребец начал уставать, то что тогда говорить об остальных? После почти трехдневной скачки с короткими перерывами и лошади, и люди держатся из последних сил. К тому же скорость уже не была самым главным сейчас, когда сумерки заливали узкие провалы между древними гробницами фиолетовыми тенями, словно наступающее море темной мерзлой водой — заледеневшие прибрежные ущелья далеких полночных земель.
До заката оставалось больше поворота клепсидры, а три горбача — оседланные, но без седоков! — мирно объедали куст пустынного игольника за предыдущим курганом, и это успокаивало. Вряд ли пешком три человека могли уйти далеко по засыпанным битым камнем ущельям и полуразрушенным курганам, а ритуалы Змееголового никогда не творились при свете дня. Гробниц было не так уж много, а людей, прочесывающих их частой сеткой, не так уж мало, чтобы не обшарить тут каждую заросшую мхом щель и не перевернуть каждый Нергалом проклятый камень! К тому же Закарис…
Мда.
Закарис.
Конан, не поворачивая головы, краем глаза покосился на едущего чуть впереди и левее асгалунского короля. Тоже вот — загадка. Конан не любил загадки. Опыт многих прожитых зим давно уже научил его простой истине: то, чего ты не знаешь, то, что от тебя скрывают — оно-то и есть самое опасное. Потому что оно в любой момент может обернуться чем угодно. В том числе и прогулкой по серым равнинам.
Нет, никто не спорит, человек может погибнуть и от опасности вполне известной, простой, как три медных сикля. А если человек этот к тому же еще и настоящий мужчина, то количество простых и понятных опасностей, встречающихся на его пути, возрастает во много раз.
Нет ничего сложного в славном мече хорошей бронзы, и арбалетная стрела не слишком загадочна, и встречаемые чудовища просты прямо-таки до отвращения, и даже черные маги, когда счет их, попавшихся на твоей дороге, перевалит за четвертый десяток, тоже как-то постепенно перестают казаться особо загадочными и непостижимыми.
Тем более что вполне себе обычно дохнут они, маги черные эти, ежели располовинить их хорошим ударом славной секиры или доброго меча от прикрытой черным капюшоном макушки до самого всего из себя такого магического пупка. Ну, а ежели особо живучий какой попадется — можно отрубить голову и сжечь. Без головы даже у самого сильного и черного мага резко снижается живучесть, Конан на собственном опыте в этом не раз убедился.
Но когда обычный вроде бы человек начинает вдруг вести себя самым необычнейшим образом — жди беды.
Закарис что-то знал. Знал, но почему-то вовсе не спешил поделиться своим знанием с собратом-королем. И это злило. А Конан, когда начинал всерьез злиться, становился тихим-тихим, очень спокойным и подозрительным до чрезвычайности. Сегодня вот, например, он с самого утра старался не спускать глаз с асгалунского собрата по венцу. И потому-то, наверное, и заметил очень странную вещь — Закарис больше не боялся.
Нет, не то, чтобы он совсем успокоился — он точно так же хмурился и привставал в седле, оглядывая окрестности, как и все прочие. Но дикого раздирающего внутренности ужаса, что съедал его с того самого мгновенья, как получил он письмо от своей милой сестренки, больше не было. С утра еще был, а сейчас — нет. Конан нахмурился, припоминая… точно!
Закарис успокоился сразу, как только выяснилось, что ни Атенаис, ни Нийнгааль нет в том отряде, что направлялся в Саббатею.
А когда Хьям, которого они встретили почти у самых ворот Аббадраха, сообщил, что преследуемые скрылись между старых и полуразрушенных стигийских гробниц, Закарис даже словно бы обрадовался. Хотя, казалось, с чего бы тут радоваться — ясно же, зачем служительница Сета поволокла туда маленькую пленницу. Сет всегда отдавал предпочтение юным невинным девочкам, а в некоторых гробницах, несмотря на их ветхость и заброшенность, наверняка сохранились в целости жертвенные камни.
— Вон они!
Конан обернулся на крик и тоже увидел.
Три тёмных человеческих силуэта на фоне оранжевого закатного неба. На самом гребне холма, сложенного из огромных каменных глыб. Два поменьше, а третий… О, Митра всемогущий, до чего же огромный! Пожалуй, ничуть не меньше самого Конана!..
Все это киммериец додумывал уже на бегу. Он слетел с коня сразу же, как только увидел, и теперь огромными прыжками мчался вверх по крутому склону, цепляясь за нагроможденные друг на друга каменные глыбы всеми конечностями, словно обезьяний бог Хануман, которому поклоняются в далеком Замбуле.
Мысль об этом довольно неприятном божестве была неслучайна — Конану как-то пришлось наблюдать один из наиболее интересных ритуалов замбульского культа. Он носил название «Танец кобр». И состоял в том, что юную одурманенную специальным снадобьем девушку заставляли танцевать с четырьмя живыми кобрами.