Один — открытый и уже наполовину пустой…
Вот оно!!!
Вовсе не надо бегать по всем помещениям, привлекая к себе ненужное внимание. Просто спуститься — один раз, в одну единственную комнатку. А там… Два-три быстрых удара сердца — и все сделано. И никто не заметит, что ароматной травы в мешочке стало немного больше.
А теперь остается только ждать, когда расторопные младшие жрицы наполнят свежие курильницы углями, сыпанут на каждую порцию ароматной травы и разнесут по всем жилым помещениям…
Впрочем, нет.
Ждать-то как раз было и некогда. Слишком много дел — и слишком мало времени.
Стараясь ступать по-прежнему бесшумно, Атенаис подошла к расстеленному на двух сундуках свадебному платью. Любовно погладила пальцами тонкий паучий шелк. Вздохнула.
Платье было просто великолепно.
Хотя бы уже потому, что на нем не было ни одно рубина!
Аккуратно взявшись за манжеты длинных рукавов, Атенаис потянула платье на себя и немного вверх. Паучий шелк легко скользнул ей навстречу. Со стороны могло показаться, что она протянула руки лежащей на сундуках худенькой девочке в белом платье, и вот теперь эта девочка плавно и невесомо встает. А руки и лицо у девочки этой черные, потому-то и не видно их в темной комнате…
Платье повисло перед ней в воздухе, словно призрак. Рукава не провисали, многослойная юбка, чуть колеблемая ночным ветерком, не тянула к полу.
Паучий шелк невесом. Во всяком случае, шелк этого паука.
Еще раз вздохнув, Атенаис вытащила платье на крохотный балкон. За рукав. Так нетерпеливые матери тащат за собой ребенка, не то чтобы непослушного, а просто не очень расторопного. Аккуратно расстелила на перилах, босой ногой осторожно наступив на шлейф — а то улетит еще, ищи потом!
Луна еще не взошла, но и в свете звезд паучий шелк мерцал и переливался так, что было больно глазам. Хорошее платье. Просто великолепное. Без него все оказалось бы гораздо труднее…
Ветерок снизу доносил отвратительно сладковатую вонь паленой шерсти. Ветерок — это хорошо. Хоть и нет в ее комнате курильницы, а тому, кто сам себя бережет, говорят, и Митра чаще помогает!
Показалось или нет, что внизу кто-то застонал? Задержав дыхание, Атенаис просунула голову в комнату и прислушалась. Стон повторился. Быстрый топот босых ног по каменным плитам. Звук падения тела. Короткая возня. Снова стон, уже тише.
Ну, вот и прекрасно.
Усмехнувшись, Атенаис вернулась на балкон и вынула из прически длинную заколку из черной бронзы в виде летящей ласточки. Мало кто даже при королевском дворе Тарантии знал, что крылья у ласточки легко разворачиваются назад, превращая ее тело в рукоять кинжала — маленького такого. Как раз по детской руке. Хвост же, сомкнувшись, превращается в лезвие, грани которого заточены до бритвенной остроты.
Невзрачненькая такая заколка, не золотая даже. Вряд ли какой грабитель позарится.
А королевская дочь всегда должна иметь возможность за себя постоять.
Атенаис вздохнула последний раз, взяла кинжал поудобнее, примерилась.
И резанула по шлейфу вдоль, отсекая широкую длинную ленту невесомого трепетного сияния…
— Люди устали…
Квентий мог бы и не говорить этого — по его осунувшемуся закопченному лицу и так все видно. Третьи сутки на ногах, почти без сна, да еще этот дым, так и норовящий повернуть не туда, куда надо…
Конечно, дым на осажденных действовал не меньше, может, даже и больше, но им, находящимся за крепкими стенами, по-крайней мере не надо было возиться с кострами. Один человек на два, а то и три костра — это тяжело. Ведь надо не просто поддерживать огонь — нет! Наоборот — не давать этому огню ни потухнуть совсем, ни как следует разгореться. Ведь огонь как таковой был им совсем ни к чему — нужен был только дым.
Очень трудно удержать костер на этой грани постоянного тления. Тем более — два или даже три костра одновременно. Конан знал это не понаслышке — не гоже королю и военачальнику отсиживаться в тенечке, когда на счету каждые рабочие руки. Вот уже третьи сутки он поддерживал четыре дымных костра — потому и знал, как это тяжело.
— Ты куда это бросаешь, отродье шакала?! Сам вижу, что в огонь! Но зачем ты это туда целиком бросаешь?! На кусочки, на кусочки, тебе секиру зачем дали?! Клянусь Шумиром, родиной шустрорукого Бела, ты наверняка страдал животом, когда боги одаривали людей мозгами, и потому не явился на раздачу!..
Сай метался от костра к костру, тоже осунувшийся и почерневший, рассыпая ругательства, больше похожие на шутки, и шутки, больше похожие на ругательства. Пока что это срабатывало.
Глава 38
— Что это за вонь?! Клянусь правой рукой божественного покровителя всех любителей чужой собственности, ты, наверное, с перепугу бросил в костер свои два года нестиранные штаны!
Правда, люди уже не разражались ответными шуточками или громовым хохотом, как два дня назад — сил на это не осталось. Но чумазые лица расцветали злыми улыбками и шустрей начинали двигаться усталые тела — а это главное.
Конан плеснул на высунувшиеся язычки пламени ахлатской грязи из бурдюка — водой то, чем было наполнено озеро в центре оазиса, можно было назвать лишь условно. Костер зашипел, завонял тухлыми яйцами, задымил. Вот и хорошо. Можно на пару ударов сердца распрямить ноющую спину.
И присмотреться к башне.
Еще Нергал его знает сколько времени назад, во время предыдущей такой же вот передышки, ему показалось, что там, на самом верху, что-то происходит. Но времени рассмотреть повнимательнее не было — костры, будь они неладны! Вечно норовят то совсем погаснуть, то разгореться ярким бездымным и никому не нужным пламенем.
— Люди долго не выдержат. Еще, может быть, день. Полтора. Не больше. Да и костры скоро поддерживать будет нечем…
Не отвечая, Конан шагнул внутрь линии костров — так, чтобы хотя бы ближние огни оказались у него за спиной и не мешали смотреть. Хватит того, что дым мешает. Сощурился, запрокинув голову и до рези в глазах вглядываясь в ночной мрак, слегка подсвеченный дымным мерцанием костров на земле и звезд на небе. Луна еще не взошла, но кое-что можно было разобрать и сейчас.
— Мой король, ты слышишь, что я говорю? Мы выбиваемся из последних сил, а в Башне только смеются! Надо что-то придумать! Иначе будет поздно и все напрасно…
— Не напрасно. — Конан ощерился, расправляя ноющие плечи, и сделал еще пару шагов вперед, по-прежнему не спуская с вершины башни прищуренных глаз. — Уже не напрасно. Посмотри вон туда!
Даже сквозь дым в неярком свете звезд и костров была отчетливо видна тонкая светлая полоска, прочеркнувшая башню вдоль по вертикали, от вершины и почти до самого основания. Словно кто-то там, на крыше, опрокинул огромный котел густого звездного молока, и молоко это тонкой непрерывной струйкой течет теперь по черному камню.
Вернее, нет.
Не на самой крыше этот неведомый кто-то свой котел опрокинул.
Чуть пониже.
Там, где располагался крохотный и почти невидимый на таком расстоянии даже днем балкончик. Это именно с него спускалась вниз по черному камню переливчато мерцающая в свете далеких звезд смутно-белая полоска.
И там, наверху, под самой крышей, по этой полоске что-то двигалось…
Атенаис зашипела, больно ударившись спиной о камни. Зажмурилась, смаргивая невольно выступившие слезы и пережидая короткую острую боль под лопатками. Отдышалась.
Ей повезло. Сорвись она хотя бы на три-четыре узла раньше — и просто отдышаться вряд ли бы удалось.
Паучий шелк — скользкая штука…
Ей вообще подозрительно часто везло последнее время. И везение это началось не вчера. И не сегодня, когда в самый последний момент догадалась она навязать на длинной ленте невероятно прочного — и такого скользкого! — паучьего шелка дополнительные узлы. Без этих узлов она сорвалась бы намного раньше. И расшиблась бы тогда наверняка — к гадальщикам не ходить!
Может быть, это странное везенье началось с той дорожной сумки, что так беспечно забыла перебравшая вина Нийнгааль у самого входа в свой шатер. Или даже нет, еще раньше — с самого начала их путешествия по плоскогорью, когда сама Атенаис еще вовсе не считала себя пленницей и была счастлива. А Высшей Жрице двух таких разных то ли демонов, то ли богов по каким-то своим причинам захотелось вдруг изобразить из себя добрую наставницу и преподать юной глупышке пару уроков по практическому применению разных полезных травок.
Или даже еще раньше, в таком далеком Асгалуне, когда, собираясь на праздник, привычно протянула она рабыне, укладывающей волосы старшей дочери короля Аквилонии в замысловатую торжественную прическу, бронзовую заколку в виде летящей ласточки…
Морщась, Атенаис осторожно подтянула колени к груди. Поднялась, опираясь обеими руками о мощное каменное ограждение балкона. Потянулась, проверяя, не сломано ли где чего. Подтянулась на руках, навалившись грудью на перила, посмотрела через ограждение вниз. Поморщилась еще раз — но уже не от боли.
Она просчиталась.
Сверху казалось, что связанной из свадебного платья веревки хватает до самого основания Башни. До самой земли хватает. А ее на самом деле еле хватило только до нижнего балкона. Да и то — почти хватило.
А еще сверху казалось, что от нижнего балкона до земли — рукой подать. Буквально допрыгнуть можно.
Но и это тоже — только казалось…
— Ты что-нибудь видел?
— Нет.
— А мне показалось — что-то упало.
Квентий закашлялся. Дым налетал клубами, мешая смотреть и раздирая горло сухим лающим кашлем. Они оба до хруста в шейных позвонках запрокидывали головы, но проклятый Нергалом балкон был слишком высоко, чтобы что-либо рассмотреть толком.
— Это не могла быть она! Она так просто не умеет! И высоты боится…
Правильно.
Он и сам почти теми же словами только что подумал. Только короче.
«Она — не Лайне».