в Государственный департамент как свои собственные официальные донесения». По словам дипломата, «здесь мы встречаем красочные, драматичные и точные описания России и русских <…> Здесь перед нами политические наблюдения столь проницательные, столь вневременные, что книга может быть названа лучшим произведением, когда-либо написанным о Советском Союзе. С ее помощью мы можем воистину оценить, до какой степени сталинский режим вращает стрелки часов назад в России».
В результате книга Кюстина стала восприниматься как работа о вечной России. Дж. Кеннан в своей книге о Кюстине подчеркивал, что в фактическом отношении работа французского аристократа «оказалась ужасающе, даже позорно недостоверной. С полной беззаботностью, ничуть не утруждая себя хоть сколько-нибудь серьезной проверкой, он адресовал читателю все дошедшие до него толки, пересуды и сплетни». И если задать вопрос о том, «можно ли получить из его книги достоверную картину русского общества и узнать сильные и слабые стороны русского народа, то ответ на него будет отрицательным».
Но книга Кюстина не случайно стала бестселлером, и Кеннан рассуждает о ее феномене: почему она «оказалась прекрасной, а может быть, и лучшей книгой, показывающей Россию Иосифа Сталина, и далеко не худшей о России Брежнева и Косыгина»? Причем этот факт, по словам Кеннана, даже не требует доказательств, он «признан практически всеми, кто знал сталинскую Россию». В этой книге, «словно бы написанной лишь вчера <…> показаны все столь знакомые черты сталинизма…» Кеннан подчеркивает: после 1917 года Россия пошла не по либеральному пути, и «то, что лишь неявно представлялось сознанию Кюстина в виде обрывков страшного сна, все это воплотилось в феномене сталинизма, как очевидная и полнокровная реальность». Кюстин, по словам Кеннана, «почувствовал в этой стране увядающие отблески старой Московии», а «фанатизм и нетерпимость большевиков снова воскресили эти черты и сделали их основополагающими принципами на политическом Олимпе». При этом американский дипломат был одним из первых, кто прямо заявлял, что корни идеологии холодной войны на Западе переплелись со старой антирусской традицией.
Характерная деталь: сам Кеннан, секретарь американского посольства, всего через несколько лет после восстановления дипломатических отношений между Россией и США направил государственному секретарю Корделлу Халлу депешу, содержавшую «некоторые личные наблюдения» за жизнью в Советском Союзе в период руководства И. В. Сталина, составленную полностью из выдержек из писем американского посланника в России в 1850–1853 годах Нейла Брауна. Кеннан лишь поменял словосочетание «Российская империя» на «Советский Союз».
В целом же Кеннан говорит о «прозрениях» Кюстина, привлекшего внимание «к трагическому противоречию между политическими и социальными претензиями русского правительства и скрывающейся за ними действительностью». Создать такую книгу Кюстину помогло, по словам американского дипломата, «и нравственное чутье, и понимание соразмерности вещей и сущности истинной цивилизации». Кюстин «обладал тем возвышенным взглядом, который поднимал его над условностями и предрассудками того времени». То есть для Кеннана книга Кюстина — это книга-пророчество. Все это, по мнению дипломата, и объясняет ее востребованность.
Итак, американцы доставали книгу Кюстина из закромов исторической памяти как добротный набор инструментов русофобии, который ждал своего часа и снова мог быть использован, ведь мифы и стереотипы восприятия меняются очень медленно.
Книга регулярно переиздавалась не только в годы холодной войны, но и после, во времена «перестройки», и это только подтверждает тот факт, что представления о России, даже горбачевской, остались в целом неизменными. На обложке американского издания книги Кюстина 1987 года были приведены слова известного американского политолога и государственного деятеля, поляка по происхождению Збигнева Бжезинского: «Ни один советолог еще ничего не добавил к прозрениям Кюстина в том, что касается русского характера и византийской природы русской политической системы».
В 1989 году на английском языке увидело свет новое, полное издание книги Кюстина с подзаголовком: «Царская империя. Путешествие по Вечной России». Предисловие было написано известным историком Дэниэлом Бурстином. По его словам, если маркиз был в России всего лишь около трех месяцев, он «угадал тысячелетие позади и столетие впереди своего времени <…> Кюстин может исцелить нашу современную политическую близорукость. Его вдохновенный и красноречивый рассказ напоминает нам, что под покрывалом СССР все еще скрывается Россия — наследница Империи Царей».
Как справедливо пишет Л. Вульф, «настаивая на антиисторической неизменности России, подобные изречения еще более подчеркивают неизменность жестких формул, при помощи которых ее описывают иностранные наблюдатели». А сам Кюстин отмечал, что он о многом догадался. Догадался, точнее, воспроизвел уже сформировавшиеся стереотипы, выдавая их за свои «догадки». Кюстин не открывает что-то новое ни для себя, ни для читателя, он в красочной, увлекательной, порой пугающей форме создает тот образ России, к которому на Западе давно привыкли и который хотели увидеть. Тем более что на волне антирусских настроений в Европе такой хрестоматийно-узнаваемый образ деспотичной, варварской России был как никогда созвучен настроениям момента, поэтому книга Кюстина воспринималась как «пророчество» и оказалась ко времени и к месту. В ней весьма много разных оттенков и красок, в целом картина весьма мозаичная, поэтому каждый читатель может найти в ней что-то свое.
Жермен де Ланьи: кнут как квинтэссенция России
В 1830–1840-е годы европейское общественное мнение в большинстве своем уже было антирусским. В то же время в международных отношениях продолжали действовать пентархия, «европейский концерт», предполагавший коллективное решение возникавших споров дипломатическим путем. Однако Венская система подверглась серьезному кризису в ходе так называемых синхронных революций, прокатившихся по континентальной Европе в 1848–1849 годах. После них, как и по окончании Наполеоновских войн, авторитет России значительно возрос, не случайно императора Николая Павловича тогда в Европе сравнивали с Наполеоном. Но это могущество вызывало страх, раздражение и зависть.
«Седлайте своих коней, господа! Во Франции провозглашена республика!» — императору Николаю Павловичу приписывают эту фразу, якобы произнесенную на балу у наследника. Эти слова являются апокрифом, но именно такие преувеличенные страхи были распространены в Европе, особенно нагнетаемые либералами и радикалами.
В результате европейское общественное мнение и европейские политики солидаризировались; те и другие начали воспринимать Россию как угрозу существующему равновесию сил. Именно общественное мнение стало фактором, склонившим правящие круги Франции и Великобритании к вступлению в войну, и роль книги маркиза де Кюстина в идеологической подготовке Крымской войны нельзя недооценивать. Вовсе не случайно, что пятое, дешевое «издание для народа» книги Кюстина появилось в 1854 году. Война перьев превратилась в самую настоящую войну пушек, но и пропагандисты старались на славу.
Не стоит удивляться, что антирусская кампания обострилась в тот момент, когда Франция отправила свой флот к острову Саламин[6], после того как русские войска вступили на территорию Молдавии и Валахии (21 июня (3 июля) 1853 года). Это нашло отражение в ряде работ, среди которых особенно выделяется памфлет с говорящим названием «Кнут и русские. Нравы и устройство России» Жермена де Ланьи. Про автора сведений мало: он некоторое время жил в России, был известным путешественником и написал две книги об охоте.
Название книги красноречиво само по себе и демонстрирует всю ее концепцию. Работа имела целью утолить потребность части французской общественности видеть Россию на самой нижней ступеньке лестницы цивилизации.
Автор с этой задачей справился, хотя книга получилась не столь категоричной, как могло бы следовать из названия. Несмотря на то что образ кнута в этой книге является олицетворением грубой и репрессивной силы, по ее прочтении вовсе не складывается гнетущее впечатление о России, а образ императора, более того, выписан безукоризненным. В остальном же это ужасное антироссийское досье.
Жермен де Ланьи, как и большинство его соотечественников, заново открывает для читателя Россию и пишет о ней так, будто до него никто о нашей стране не писал, а если и писал, то одни небылицы и мифы: «Относительно этой страны царит полное неведение», а в книгах «вымысел занимает место правды». При этом, по словам де Ланьи, русские историки не могли быть беспристрастными: «Национальные историки не имеют права писать по совести: их оценка зависит от золота правительства». Что касается путешественников, то и они, по его словам, тоже не могли показывать объективную картину: «…они находятся под таким строгим надзором, что могут составить только такие впечатления от путешествия, какие позволяет сделать русская полиция». Автор имеет в виду, что все письма подвергались перлюстрации.
Все это, по словам писателя, «объясняет, почему так мало знают об этом колоссе». Но чем обоснован интерес самого Жермена де Ланьи к России? Россия, отмечает он, проводит настолько активную политику, что всюду это вызывает беспокойство и любопытство. По его словам, вся Европа ненавидит Россию и русских: «В Германии, как, впрочем, повсюду, одно только русское имя вызывает омерзение. Оно есть самое полное олицетворение варварства и дикости, и для большинства европейских наций Россия — это все еще кочевая Тартария Чингисхана или Тамерлана». Автор согласен, что так оно и было, но, на его взгляд, это осталось в истории: «Да, в этом наблюдении есть доля правды <…> но все это было во время царей, пьяных от вина и крови, когда по улицам и площадям Москвы и Новгорода бродили медведи, волки и голодные собаки, чтобы сожрать изуродованные и окровавленные тела жертв, убитых этими царями и выброшенных в сточную канаву».