В своей петиции Делямар просил Сенат добиться включения в официальную программу преподавания истории в учреждениях среднего классического образования основных тем по истории не в целом славян, а «народов, говорящих на славянских языках». Французы, по его словам, допускали большую по своим последствиям ошибку, рассматривая Российскую империю как единое целое. Напротив, ее главным признаком являлась разноликость, и именно это определяло действия правительства: «Когда Россия разговаривает с Европой, она себя именует славянской и европейской и своего государя называет императором России; когда она обращается к Азии, она себя называет туранской, то есть татарской и азиатской, и ее самодержец становится „Белым царем“». Причина такого «двуличия», подчеркивает Делямар, заключалась в том, что «в империи встречались одновременно славянские народы со стороны Европы и туранские народы со стороны Азии, а также в том, что в этих противоположных направлениях оставались еще не завоеванными Россией как славянские, так и туранские народы. Надо было, следовательно, каждому из них представиться братом, протягивающим руку дружбы».
Годом ранее Делямар уже выступил с инициативой о переименовании кафедры славянских языков и литературы в Коллеж де Франс. Император Наполеон III пошел навстречу, и по его декрету от 1 ноября 1868 года кафедра была переименована в «кафедру языков и литературы славянского происхождения». Кроме того, по мнению Делямара, французские университеты и лицеи должны были отказаться от панславистского преподавания истории, которое, по его мнению, являлось «следствием искусственного объединения под родовым именем „русские“ многочисленных народов, составляющих Российскую империю». Историю всех этих народов, наставлял Делямар, надо преподавать отдельно. Университетское образование не должно смешивать рутенов (или русских) и московитов, так как это два народа, не просто различных, но противоположных по своей цивилизации, традиции и истории, — делает вывод политик и предприниматель.
Также он полагает, что было ошибочным начинать изучение российской истории с Петра Великого. Мы знаем, что это было общим местом: историю России как государства французские авторы начинали именно с Петра I. Делямар убежден, что надо обращаться к древней истории, истории рутенов, которые сначала одни, а потом при поддержке литовцев и поляков «сдерживали бесконечно возобновляемый натиск московитов, двигавшихся в направлении Европы и продолжающих это делать по сей день». Между тем, продолжает он, несмотря на то, что имя рутенов не фигурировало в школьной программе, как и имя Литвы, «эти постоянные атаки Московии против славянского населения Днепра и в их лице атаки против всех западных народов составляли первостепенный характер истории Восточной Европы».
История России (или Московии, незаконно присвоившей себе это название), по мнению Делямара, — это история страны-завоевательницы: «Существует огромная империя, покрывающая половину Европы и треть Азии, угрожающая одновременно Австрии, Турции, Персии, Индии и Китаю. Российская империя — это империя, без конца расширяющаяся. Она состоит из мозаики народов, большинство из которых содрогаются под ее игом. Эта империя стала результатом завоевания одним из этих народов всех остальных. Московиты — народ-завоеватель; что касается завоеванных народов, то их перечень будет бесконечным, ограничимся руте-нами, литовцами и поляками, о которых и пойдет речь в этой петиции».
Российские власти, подчеркивает автор петиции, заинтересованные в том, чтобы московитов считали славянами, проводили настоящую научную кампанию, используя науку как мощное политическое оружие: «Это привело к тому, что европейские ученые разделились; некоторые из них, обманутые искусным набором исторической лжи, склоняются к идее славянства московитов; другие, напротив, полагают, что московиты являются татарами по своему происхождению и нравам, хотя и говорят на одном из славянских языков, которым является русский».
Между тем, «живя между Московией и, собственно говоря, Польшей, рутены (к которым прежде и относилось наименование „русские“) и русины были порабощены в прошлом веке московитами, и народ-завоеватель сам на себя распространил имя порабощенного им народа, прежде всего для того, чтобы присвоить себе мнимые права на владение им».
Французские лицеисты, по словам Делямара, не знали, что все предшественники Петра Великого были царями и самодержцами московскими и что сам Петр принял этот титул в 1721 году только после Полтавской битвы, сделавшей его властелином Малороссии, то есть земли, населенной рутенами. В этом отношении Делямар полностью повторяет идеи Духинского. Изменение титула, по мнению Делямара, стало одним из важнейших событий современной истории, поскольку оно «в самом себе заключало план завоевания, который Петербург продолжает осуществлять по сей день».
Таким образом, Петр Великий подчинил себе истинно русских людей, а московиты — это народ-завоеватель туранского, азиатского происхождения, присвоивший себе земли, которые прежде принадлежали истинным славянам, рутенам или русам, и они и есть настоящая Россия.
Поэтому, подчеркивает автор, необходимо понимать, что слова «русские» и «московиты», которые французам представлялись синонимами, на самом деле являются для историка совершенно различными. Он считает, что «эта нарочитая путаница позволила московитам поглотить даже саму историю рутенов, словно поздний политический акт способен влиять на историю предыдущих эпох».
При этом данная полемика, отмечает Делямар, не является сугубо научной: «Политические последствия этого научного спора очень важны, поскольку если московиты не являются славянами, если их цивилизация и обычаи существенно отличаются от обычаев завоеванных ими славян, то по закону они теряют всякое право на свои территории с того момента, как славяне выступят против порабощения». Как видим, речь идет о территориальных вопросах, о том, что Российская империя, наследница Московии, является в глазах Делямара страной-завоевательницей, занимающей не принадлежавшие ей территории, и если «истинные» славяне выступят против «порабощения», то Россия потеряет права на обладание этими землями.
Итак, не имеющие научной основы тексты Ф. Духинского в момент своего появления вызвали бурный общественный интерес во Франции. Как справедливо отмечает О. Б. Неменский, «если в России была собственная сильная славистика, то во Франции она еще только начинала зарождаться, и в такой ситуации полемически яркие тексты Духинского, несомненно, находили свою аудиторию. Тем более это можно сказать о польской эмигрантской среде, так как они отвечали ее идеологическим и политическим запросам».
Более того, такие антинаучные идеи находили поддержку не только у неискушенной публики, падкой на скандальные разоблачительные заявления и уже приученной к одиозному образу России, но и среди интеллектуальной элиты Франции, у профессиональных историков и политиков. Однако они использовали расовые концепции о неславянском происхождении «московитов» с одной главной целью: вытеснить Россию из Европы, доказать незаконность владения Россией польскими, финскими, прибалтийскими и малороссийскими землями. Для них речь шла об ослаблении России и не просто об объединении Европы перед лицом «русской угрозы», а о непосредственной войне с Россией, которую известные историки продолжали именовать Московией, считая, что само имя «Россия» было ею присвоено незаконно.
Между тем после Франко-прусской войны 1870–1871 годов на волне начавшегося франко-русского сближения такие откровенно русофобские идеи стали политически неактуальными и даже вредными. Духинский был вынужден перебраться в Швейцарию и в 1872 году стал хранителем польского музея в Рапперсвилле. Анри Мартен, несмотря на то что в 1878 году был избран во Французскую академию, к этим идеям также больше не возвращался. Новое время требовало новый образ России и русских. И все же расовые идеи так и не уйдут в прошлое. И уже идеологи германского национал-социализма, вслед за польскими и французскими классиками расизма и русофобии, будут исповедовать идеи о славянах как о недочеловеках, незаконно занимающих земли, которые по праву должны принадлежать представителям высшей арийской расы. И, как и французские историки-расисты XIX века, выход идеологи национал-социализма видели в экспансии и войне. Совершенно не думая о цене, которую придется заплатить человечеству.
Русский взгляд Виктора Гюго
О России много писали не только политики, общественные деятели и путешественники. Писали о нашей стране и знаменитые писатели, поэты и историки, но выступали в качестве публицистов, используя свой литературный дар и романтический настрой, ведь первая половина XIX века — это время расцвета романтической литературы. И на Россию смотрели в том числе исходя из философии романтизма, для которой были свойственны склонность к преувеличениям, восприятие истории как извечной борьбы Добра и Зла, взгляд на мир в черно-белых тонах. Прославленные французские авторы весь пыл своей романтической души посвящали служению прекрасной передовой Франции и борьбе с варварской отсталой Россией.
В России знаменитого французского писателя, поэта, драматурга, общественного деятеля Виктора Гюго всегда любили. Он был очень популярен среди русской публики в XIX столетии, когда его новинки читались сначала по-французски, а уж потом в переводах; не меньшим признанием он пользовался в Советском Союзе, а с проникновением к нам жанра мюзикла его «Собор Парижской Богоматери» стал весьма модным романом среди молодежи. Как поэта широкий российский читатель знает Гюго гораздо меньше, а вот об отношении великого литератора к нашей стране известно разве что специалистам. Так как же относился Виктор Гюго к России, в которой его всегда любили? Были ли эти чувства взаимными?
Будущий прославленный писатель, поэт, драматург, общественный деятель, политик родился 26 февраля 1802 года и был третьим сыном в семье Жозефа Леопольда Сигисбера Гюго и Софи Требюше. Его отец в 14 лет простым солдатом вступил в армию, участвовал в революционных, а потом и Наполеоновских войнах, стал при Наполеоне сначала полковником, а затем генералом. Раннее детство мальчик провел в Марселе, на Корсике, на Эльбе, в Италии, Мадриде, где служил его отец, но семья всегда возвращалась в Париж. Мать Гюго, дочь судовладельца из Нанта, была убежденной роялисткой, ненавидевшей Наполеона. Именно взгляд матери на Наполеона и воспринял юный Виктор, и только после ее смерти его отношение к императору начало меняться. Мать оказала большое влияние на становление характера мальчика: в 1813 году она разошлась с мужем и обосновалась с сыном в Париже, г