Русским, продолжает Обернон, кто бы ими ни управлял, имманентно присуща тяга к выходу за пределы своих национальных границ. И дальше автор буквально по пунктам перечисляет положения фальшивого «Завещания Петра Великого», не называя этого документа, но подчеркивая, что завоевательный дух жив и русские готовы и дальше следовать предначертаниям Петра Великого.
Россия увеличивает свою армию, угрожает Европе и ее соседям. Россия подчинила Польшу, сейчас угроза нависла над Османской империей, на очереди стоит Германия. Можно ли все это остановить? Таким вопросом задается Обернон.
Как видим, старые, известные со времен Сигизмунда Герберштейна клише о русском варварстве, экспансионизме, деспотизме, тотальном рабстве подданных, дополненные пунктами из мнимого «Завещания Петра Великого», вновь оказались на повестке дня. Причем такой панический, точнее, псевдопанический настрой Обернона напугал даже самих французов.
К концу 1820-х годов тема «русской угрозы» стала особенно актуальной по причине активной политики России на Востоке, связанной с Греческой революцией, Русско-персидской и Русско-турецкой войнами, хотя в Наваринской битве 8 (20) октября 1827 года против турецко-египетского флота выступили совместно флоты России, Великобритании и Франции, а в 1829 году возник даже план франко-русского сближения (речь идет о плане главы французского кабинета князя Ж. де Полиньяка. Согласно этому плану, предполагалось совместными усилиями основательно перекроить карту Европы: Россия будет укреплять свои позиции в Константинополе, а Франция расширит свои территории в Европе). Здесь мы выходим на важную проблему соотношения настроений общественного мнения и политики властей и видим, что они не всегда солидаризируются.
Подобного рода книг в эти годы было опубликовано немало. Например, в 1828 году Ниелон Жильбер напечатал антироссийский памфлет под названием «Россия, или Взгляд на положение этой империи». Цель автора — разубедить читателей в том, что Россия является естественной защитницей греков перед турками. В ней автор видит нацию-завоевательницу, за короткий исторический отрезок времени занявшую огромную территорию.
Если верить писателю, Греция для России выступает лишь предлогом. Россия воюет вовсе не за греков, а исключительно за расширение своих владений, за завоевание преобладающего положения в зоне Черноморских проливов. И далее он вспоминает фальшивое «Завещание Петра Великого», не называя его, но подчеркивая, что еще Петр предсказал, будто именно с Черного моря «его нация однажды будет доминировать над остальной Европой», в результате чего «Европа снова погрузится в мрак первых веков истории».
При этом экспансия является естественным состоянием России. Спокойствие для нее гибельно, потому что оно парализует воинственный дух, который и есть ее сущность. Как видим, перед нами изложение еще одного из пунктов так называемого «Завещания Петра Великого»: держать армию в состоянии постоянной боевой готовности.
Русские из своих пустынь («пустыни Сибири» — это ведь тоже из «Завещания Петра Великого») подступают все ближе. Их фаланги, нерегулярные на протяжении полувека, сейчас организованы по правилам строгой дисциплины и четкой тактики. Все средства использованы для того, чтобы сделать из русских полностью военизированную нацию. А те, кто в это преступно не верит, скоро увидят, насколько они ошибались.
Пятьдесят лет назад Россия была равной Польше и Швеции. Сегодня одна из этих наций стала ее провинцией, а другая не может больше сопротивляться соседу, отобравшему у нее самые плодородные земли. До Французской революции Россия могла вести войну только против державы второстепенного порядка; после 1815 года кабинет Санкт-Петербурга мог опасаться лишь коалиции самых сильных держав. Россия, по словам Жильбера, руководила действиями Священного союза против Неаполя, Пьемонта и Испании, хотя, как известно, именно «кучер Европы», австрийский князь Меттерних, был ревностным сторонником принципа интервенции, и именно австрийские войска подавляли революционные движения в Неаполе и Пьемонте, а в Испанию вообще интервенцию осуществляли французские войска. Если Россия, утверждает Жильбер, победит на Востоке, то на Западе она продолжит «инквизицию» против либерализма, о котором мечтают все народы.
Вывод Жильбера таков: у России есть все возможности для того, чтобы начать экспансию на Запад. Основными компонентами этого являются амбиции деспотичной власти и аристократии, слепая готовность рабов обслуживать эти амбиции, огромные ресурсы России и ее безмерные силы. Более того, по его словам, Россия может повторить то, что она уже сделала в 1813 году, а ее имидж страны-освободительницы будет лишь предлогом для идеологического воздействия на массы.
Жильбер сравнивает Россию с небесным светилом, появившимся на горизонте, и если его не затмит какая-то туча, то европейцы увидят повторение истории веков Цезаря, Чингисхана, Тамерлана и Магомета. Поэтому Европа, имеющая общие моральные принципы, основанные на единстве интересов, должна объединиться против этого духа завоеваний.
Итак, мы рассмотрели лишь несколько работ о России.
Возможно, у читателя сложится впечатление, что написаны они одним человеком либо французы пересказывают прочитанное друг у друга. Это вполне понятно, поскольку авторы, каждый раз открывая для себя Россию, упорно описывали Россию не реальную, а воображаемую, исходя из уже сформировавшихся стереотипных представлений о ней, транслировали изобретенные их предшественниками страхи, дополняя их конкретными деталями текущей повестки дня. То есть действовали, как сегодня принято говорить в журналистских кругах, «по одной методичке»: открывали для себя Россию и разоблачали ее лживость, деспотизм, варварство, тотальное отсутствие свободы, запугивали Европу новым нашествием варваров и штамповали эти расхожие стереотипы из одной работы в работу. Вполне логично, что такие модные пропагандистские брошюры быстро забывались, но слова-маркеры оставались и западали в память.
Конечно, были и другие работы, благожелательные к России, как, например, книга «Отшельник» Эмиля Дюпре де Сен-Мора, увидевшая свет в 1828 году и написанная по мотивам его пятилетнего пребывания в России, или опубликованная в 1826 году «Жизнь Александра I» Адриена Сезара Эгрона. Что характерно, эти работы известный французский историк XX века Шарль Корбе занес в разряд сервильных или легковесных, пустой болтовни и анекдотов. Для Корбе, очень серьезного исследователя, положительная оценка действий российского императора является всего лишь «глупейшим панегириком». Характерно, что примерно такие работы об Александре I принадлежат перу современной французской исследовательницы Мари-Пьер Рей. Интересно, они тоже представляют собой «глупейший панегирик» с точки зрения нынешней антирусской пропаганды? Что касается произведения Дюпре де Сен-Мора, то оно, на мой взгляд, прекрасный пример серьезного имагологического исследования. Проведя несколько лет в России, он написал книгу, в которой во многом развенчал существовавшие стереотипы, а квинтэссенцией работы могут служить его слова:
«Я живу среди варваров, но не вижу варварства». Как видим, работы публиковались разные, но книги с негативным образом России преобладали и были более востребованными, поскольку в них перед читателем представал, как сказано выше, привычный и узнаваемый образ далекой страны.
«Англичанин гадит»: самый известный английский русофоб Дэвид Уркварт
«Англичанка гадит» — об авторстве этого выражения исследователи спорят до сих пор, но в XIX столетии оно было широко распространено, и это неудивительно, ведь то время было отмечено ростом соперничества между двумя империями. Как читатель уже знает, вовсе не случайно термин «русофобия» возникает именно в английской прессе.
Негативное восприятие России в Великобритании начинает проявляться сразу по окончании Наполеоновских войн. Несмотря на то что на Венском конгрессе был оформлен так называемый «европейский концерт», пентархия, именно Россия и Великобритания становятся лидерами на континенте.
Англичане не особо интересовались Россией до конца XVIII столетия, но теперь ситуация меняется. В глазах англичан самая огромная империя, когда-либо существовавшая на земле, бросала слишком длинную тень на Центральную и даже Западную Европу. Если в 1812–1813 годах Россия была в Великобритании очень популярна, то сразу после победы над общим врагом страх перед Наполеоном Бонапартом сменяется опасениями перед Россией.
Логично предположить, что в основе этого страха лежали имперские амбиции: державы, прежде удаленные друг от друга, превратились в соседей в колониальном мире, антагонизм стал нормой отношений, а союзы — исключениями. Но английская русофобия формируется в тот момент, когда колониальная конкуренция была скорее потенциальной, нежели реальной. Поэтому необходимо учитывать иррациональный страх перед «чужими азиатами», по определению враждебными европейским свободам и цивилизации, которые вдруг оказались в центре Европы. Фальшивое «Завещание Петра Великого» после 1815 года стало невероятно популярно в Великобритании, а мифическая «русская угроза» Индии стала газетным штампом, и это далеко не случайное совпадение. Даже серьезные издания склонялись к мысли, что победа России над Наполеоном открыла ей путь к мировому господству.
По окончании Наполеоновских войн объем информации о России заметно возрос, а жанр литературы о путешествиях стал необычайно популярным. Европу буквально захлестнула волна памфлетов, записок путешественников и политических трактатов, буквально кричавших о «русской угрозе». В результате рост знаний о России лишь усиливал подозрения европейцев, а «русская угроза» в их глазах теперь принимала конкретные очертания и ощущалась как нечто неизбежное. Более того, эти впечатления в значительной степени заменяли сведения, необходимые для выстраивания реальной политики Велико