— А что вы будете делать, если они вернутся? — вырвалось у меня. — Будете подметать для них дорожки?
— Старики считают, что как раз сейчас мы что делаем для Забытых, — не обиделась Лиза. — Мы поддерживаем в порядке их базовый лагерь. Возможно, такой лагерь у них есть на каждой обитаемой планете.
— Да фигня все это! Никому вы спустя тысячу лет не нужны...
— Ты снова забываешь, что время — понятие относительное и течет по-разному в разных координатных сетках.
— Они вас поработили!
— Ничуть... Скорее, подняли моих предков до своего уровня. Показали им, каким должен быть человек. Саша, подойди ко мне. Ты должен это увидеть.
Я кое-как оторвался от грозной морды богини и повернулся к водоему. Макин уже восстановился, зарастил живот и сидел на краю, прилежно сложив мощные грабли на коленях. Лиза, напротив, погрузилась в жидкость больше чем на метр, а может, так преломлялся свет, идущий неизвестно откуда. Может быть, до нее было и все пять метров или пять километров... Она плавала в желтой искрящейся глубине в переливчатом пузыре, словно внутри огромной капли бензина, и держала на руках маленького тщедушного Макина. Очень похожего на такого, как я вырастил у себя на столе.
Только тот походил своим корявым личиком на меня, а этот готовился вытянуться в очередного Лизкиного папашку. Еще вчера меня бы вырвало при таком зрелище, а сегодня, напротив, я пожалел, что не уловил, как девчонка его «рожала». Нет, Лиза, конечно, не рожала его по-настоящему, но все равно любопытно, в каком месте он отпочковался...
Крошечный Макин лоснился, точно намазанный маслом, и как заведенный совершал конечностями лягушачьи движения.
— Ты же говорила, что требуется больше трех часов?
— Прошло почти четыре часа локального времени. Ты любовался на цветы и на звезды и получил добавочную оздоровительную терапию.
— Меня мать убьет!
— Я же сказала, Саша, что речь идет о локальном времени. Не переживай, снаружи не произошло ничего важного. Наверняка спасатели еще не очистили дорогу и не отвезли раненых в больницу. — Лиза оторвала от себя новорожденного полиморфа, и он повис в толще студня в отдельном голубоватом пузыре.
Я с удивлением обнаружил, что мне стало почти наплевать и на раненых, и на убитых. Похоже, Лизкина терапия превратила меня в бревно.
— Мы должны решить, как поступить с его внешностью, — сказала Лиза, указывая на покорную фигуру робота. — Возможно, у тебя есть какие-то пожелания?
Пожеланий у меня не нашлось. Мне было как-то пополам, как он выглядит. В результате Лиза оставила штампа в виде Серого плаща. Превращение произошло настолько мгновенно, что я не успел Моргнуть глазом. Я все время думал о том, что произошло на Кольцевой и почему я никак не могу испугаться. Мне совсем не нравилось, что я стал таким бесчувственным. Я отчетливо помнил, как убило майора-водителя и главного «спасателя», и ничего во мне даже не екнуло.
Мне не нравилось, что мне наплевать.
— Эти двое пойдут с тобой, — ворковала Лиза. Можешь их далее взять с собой в комнату. Твои близкие ничего не заметят. Заметить их может только Скрипач и его штампы.
— Нет уж, — заявил я. — Переночую как-нибудь по старинке. Такие соседи мне ни к чему.
— Как угодно, — согласилась Макина. — Тогда они подождут тебя до утра на лестнице. К квартире никого не подпустят, можешь быть спокоен...
А я и был спокоен. Самое поганое, что я оставался чертовски спокоен!
— А потом?
— Утром вы отправитесь в метро.
— И они будут меня слушаться?
— Они слушаются того, на чьем генетическом коде выстроена их нервная система. Существует, конечно, крайнее средство защиты, но ты не сумеешь грамотно распустить лепестки и покалечишь окружающих. Надеюсь, что мы обойдемся мобильными штампами. Они обеспечат тебе максимально возможную безопасность, но не станут бросаться по твоему приказу в пропасть, если ты это имеешь ввиду.
Я сам не вполне понимал, что имею в виду, но, судя по всему, вместе с защитой обрел классных тюремщиков.
— Если ты вырастишь полиморфа сам, он будет только твой, — мягко заметила Лиза, словно угадав мои мысли. — Как ты успел убедиться, они вполне адаптивны к человеческой кислоте.
— Мне не нравится... — Я силился подобрать верные слова. — Ты мне уши прозвенела насчет гармонии и красоты, а сама, как не фиг делать, угробила несколько человек. И после этого я должен поверить, что твои роботы такие безобидные? Да мой дракон по сравнению с ними котенок!
— В данном случае ты прав. — Лиза не выглядела смущенной, но очень похоже, что я попал в точку. Она прошлась в своей дурацкой тунике взад-вперед, провела ладошкой среди зарослей «органных труб». — Мне самой предстоит очень серьезная терапия и психическое восстановление. Но сегодня вечером на выбор верного решения почти не оставалось времени. Усилитель тоже не смог ничего подсказать, его нервная ткань блокируется, когда встает подобная дилемма...
— Так корабль тоже разумный?
— Нет, конечно, нет. Я говорю о той части, которую вы бы окрестили компьютером. Невозможно остаться психически здоровой, когда приходится принимать силовые решения в отношении разумных существ. Это моя плата за легкомыслие и за безволие... Но я уверена, что сделала верный выбор, и сумею отчитаться перед Наставниками и Мастерицами. Я сделала выбор уже тогда, когда отправилась сюда и, следовательно, была готова нанести физический вред людям. Это меньшее зло, чем то, которое несет вам Скрипач. Хотя, как я уже говорила, вы можете и не замечать этого зла.
— Как же я пойду охотиться, если не замечаю вреда?
— Все очень просто, Саша. Я тебе расскажу. Ты с друзьями посещаешь футбольные матчи? Ты же видел, как буйствуют поклонники?
— Ну да, бывает, хотя я не ярый фанат.
— Такое массовое мероприятие, как футбол, создает общую целевую установку, но она быстро разрушается. Нереально удержать тысячи людей в тонусе после окончания матча. А метрополитен — это идеальное место для обкатки методов тотальной гипнотизации. Отдельные члены общества независимо от собственного желания, влияют друг на друга. В толпе, в результате скученности даже среди совершенно незнакомых людей появляется особый психологический климат. Существует множество определений и научных работ ваших психологов, темой которых являются отношения толпы и личности... В данном случае с помощью своей музыки, которая вовсе не музыка в привычном смысле этого слова, Скрипач воздействует на определенные центры человеческого мозга. Один бы он не справился, но благодаря перекрестному полю штампов генерируется психологический транс.
— Ни фига себе!.. А те, кто?..
— А люди вроде тебя, неподвластные обработке, как раз и годятся на роль доноров.
— Постой-постой, совсем крыша едет... Ты же говорила, что у вас в поселке все могут вырастить семена?
— Правильно, почти все. Но у нас нет людей, которых можно было бы подтолкнуть на неосознанные поступки.
— Ты чего-то темнишь!
— Саша, я надеюсь, что ты сам догадаешься.
— Это... Значит, у нас все слабовольные и их можно скрипочкой подтолкнуть ко всяким гадостям?
— Вплоть до серьезных преступлений, вплоть до массового насилия. Но самоцель не в том, чтобы толпа разбила несколько витрин. Именно в местах наибольшей скученности можно закрепить настолько сильные целевые установки, что люди начнут верить в виртуальную реальность.
Я изо всех сил напрягал извилины, но сам бы никогда не мог сочинить правдоподобную версию о коварном лесовике, что внушает москвичам небылицы. За последнюю сумасшедшую неделю я настолько приучил себя к версии о вампирах, что было очень жаль с ней расставаться. Я бы гораздо охотнее поверил в межзвездного коллекционера чужих ушей или почек, чем в занудного ученого...
Под Лизой, из зеркального пола, откуда ни возьмись выросло удобное кресло. Она теперь сидела нога на ногу, крутила в ладошке маленький кубик, вроде головоломки, и наблюдала, как я мучаюсь.
— Но ты же не про чудовищ всяких там говоришь? Я знаю, виртуальность — это в компьютерных играх?
— Ты прав, Саша, никаких чудовищ. — Макина подкинула кубик, и вдруг он превратился в веревочку. Веревочку она согнула пальцами в колечко, затем в восьмерку... Я, как зачарованный, следил за превращениями неземной игрушки.
И вдруг до меня дошло...
То есть ни хрена бы не дошло без ее подсказок.
— Раз нет чудовищ, значит, все наоборот, — предположил я. — Значит, он умеет внушать толпе, что все зашибись, все отлично, да?
— Наконец-то! — захлопала в ладошки Лиза, но не улыбнулась, а стала еще грустнее. — Все отлично, ничего не надо менять. Замечательное правительство, мудрые реформы, деловитый президент, широкие перспективы... Чем больше штампов наращивают сеть, тем надежнее закрепляется установка. Пока что у Скрипача не хватает мощности, чтобы охватить весь метрополитен, но если он найдет десяток доноров, то...
— То зомбирует всех пассажиров? — ахнул я.
— Не только местных, но и миллионы приезжих. А те, в свою очередь, вернувшись из командировок в столицу, окажут опосредованное воздействие на земляков. Несколько месяцев плотной работы в сети — пока не разрушится его усилитель — и ситуация станет необратимой. Дальше штампы не понадобятся. Даже еще не родившиеся дети в семьях тех, кто прошел когда-то обработку, будут воспитаны в духе полной лояльности к власти. Западные политологи в очередной раз пожмут плечами и напишут о загадочной русской душе, склонной к мазохистскому обожанию тирании и монархии... Так ты согласен со мной, что это худшее зло, чем то, когда в порядке самообороны возникает необходимость умертвить несколько профессиональных военных? Если ты не согласен, я тебя отпущу домой.
Я посмотрел на цветники, на звездное небо, по которому катилась уже другая, фиолетовая богиня, вспомнил про дракона, которому еще предстояло дать свободу, и сказал, что согласен. Я понял, что не хочу уходить отсюда навсегда.
— Но зачем это вашему Скрипачу? — спросил я. — Он царем тут хочет стать?