Потом он взорвался, и вагон заполыхал, как соломенное чучело.
Я пытался встать на ноги, но меня тут же валили обратно. Люди словно проснулись, не соображая, где они и что происходит. По спине пробежали человек двадцать, пока я ухитрился доползти до края платформы. Если бы не защитная пленка, меня пришлось бы потом долго отскребать от пола.
Вторая попытка управлять искусственными мышцами успеха не принесла. Я снова не рассчитал сил и чуть не распорол плечо о крепление, на котором качалась доска объявлений. На станции к этому моменту застряли два поезда. Правый горел вместе с Макиным, орала сирена, из дверей пытались вырваться пассажиры, но станция была настолько забита, что их тут же заталкивали обратно. Зато второй состав оказался целехонек, и я, поймав момент, прыгнул на сцепку между вагонами. Только по крышам и можно было пробраться на помощь к Лизе.
Хватать меня вроде бы никто не пытался, каждый был озабочен спасением собственной шкуры. Но стоило перескочить на следующий вагон, как в спину что-то врезалось с такой силой, что я на минуту разучился дышать. Это был мальчишка, как минимум из второй генерации спор, если не из третьей. Потому что его рожица потеряла всякое сходство с человеческим лицом. Глаз у него не было вообще, подбородок тоже не успел как следует оформиться и сливался с коричневой шеей. Едва намеченные ноздри смотрели вверх, вроде рыла свиньи, а носки ботинок сгибались, как абордажные крючья.
Зато он оказался вооружен. Если предыдущие норовили прокусить мою защиту и выкручивали руки, то этот в грязной ладошке держал боевую гранату. Граната была маленькая, рифленой поверхностью похожая на «лимонку», и человек с обычным зрением ее бы попросту не заметил.
Но у меня очень хорошее зрение.
Краем глаза я заметил второго, такого же «недоделанного ребенка». Этот вынырнул из-под поезда и взлетел по гладкому рекламному щиту, точно таракан. Оказавшись метрах в двух надо мной, он отцепился и спланировал вниз, растопырившись, точно белка-летяга.
Я отпрыгнул назад и еще в полете встретил его ножом. На крышу вагона грохнулись две половинки, мало чем напоминавшие человеческое тело, но отрубленная рука попыталась ухватить меня за штанину.
Скрипач поступил очень хитро, облачив своих пособников в детские личины. Мало у кого поднимется рука на худенького дошкольника! Но когда первый худенький дошкольник, державший гранату, ухмыльнулся перекошенным треугольным ртом и потянулся меня обнять, я ударил ножом крест-накрест. Засранец распался на несколько частей, а снизу, с перрона, истошно завопила женщина, когда ей по лицу ударила детская ладошка. Я прыгнул обратно, в самую гущу визжащих пассажиров, вжимая голову в плечи. Но взрыва не последовало.
Зато раздались еще два выстрела, на сей раз с другого конца станции. Мне понадобились все силы, чтобы снова взобраться на крышу поезда и вернуться к раскрытому скрипичному футляру, откуда меня так старательно эвакуировал Макин. Прыжок за прыжком, я вырвался из спрессованного орущего месива и так передвигался, пока не очутился в пустоте, на последнем вагоне. Скрипач все еще был здесь, обнимался со старухой, а в спину ей уже целили из такой же пушки, какая была у мужика на выходе.
Здесь стрелял другой человек, и я бы его не заметил, если бы не стоял на крыше вагона. Толпа почти рассосалась, черный дым от горящего пластика забивал ноздри. Даже сквозь защитную пленку дышалось нелегко. Я увидел еще одного Макина, который уже начал «растворяться». Он лежал навзничь с огромной дырой в животе, оттуда выползала пузырящаяся багровая масса, его нос провалился, лицо смазалось, одежда и кожа на глазах приобретали одинаковый вишневый цвет.
Рядом с Макиным, придавленная другими неподвижными телами, голосила молодая совсем девчонка. Она уставилась на «текущую» рожу штампа, забыв про собственную сломанную ногу, и никак не могла остановить крик.
Лиза куда-то пропала. Я улегся на железной крыше и вовсю крутил башкой, пытаясь засечь, куда подевалась принцесса. Наконец я ее увидел. Лиза, в одиночку, отбивалась сразу от шестерых нищих. Она кружилась в воздухе, как настоящий ниндзя, эдакий пузатый бочонок со смертоносными клинками в руках. Невидимые лезвия делали свою страшную работу: то один, то другой штамп отлетал, перерубленный пополам, и сразу же начинал превращаться в багровый студень.
— Саша, беги! Это не Скрипач!
Я глянул вниз и похолодел. Старуха и Скрипач, пробитые фугасом, растворялись вместе, так и не разорвав объятий. Вокруг них вповалку лежали насмерть задавленные пассажиры, в лужах крови копошились раненые, а стрелок, коренастый дядька с квадратным лицом, уже поднимал свою пушку и целился в меня. В оставшуюся долю секунды, пока его палец давил курок, откуда-то сбоку вылетел Серый плащ и сгреб меня за шкирку. У него не хватало левой руки, левая половина головы походила на срез коралла, а в ключице зияла сквозная дыра размером с тарелку. Мы прыгнули раз-другой и очутились на эскалаторе. В том месте, где я только что висел вместо светильника, образовалась черная оплавленная дыра.
Последнее, что я видел, покидая метро, — запрокинутая надменная харя штампа, изображавшего Скрипача. Его туловище бурлило и распадалось, превращаясь в дым, но глаза продолжали меня буравить, словно запоминая на будущее.
«Мы еще встретимся!» — обещали его глаза.
Глава 30ЛОГОВО
— Что это было? Нас подставили?! — Я никак не мог унять колотун.
Мы сидели втроем на втором этаже «Макдональдса»: я, Лиза и Серый плащ, без одной руки. Недостающую половину головы он кое-как отрастил, хотя общая симметрия пропала. Штампу пришлось поднять воротник и нахлобучить шапку, чтобы не так было заметно со стороны.
Это был последний Лизкин помощник. В метро погибли четверо, включая одного недоделанного...
Хорошо, что в «Маке» кофе разливают в бумажные стаканчики — о фарфор я переломал бы все зубы. Мы забились в самый угол, робот накупил жратвы, но один вид бургеров вызывал у меня рвоту.
Прошло каких-то десять минут после того, как робот, проломив плечом два ряда стеклянных дверей, вылетел на поверхность. Я до сих пор не мог очухаться, казалось, что вот-вот тишина взорвется топотом, официантки отшвырнут подносы, у уборщицы вместо швабры окажется в руках пулемет, а ночные посетители поднимутся, опрокинув столики, и пойдут нас убивать. Из их ртов будет сыпаться непрожеванная картошка-фри, а глаза превратятся в шляпки гвоздей...
— Сашенька, успокойся, мы на другом конце Москвы...
— В меня стреляли... Ты кого-то убила! Это были штампы?
— Саша, ты был прав, а я ошибалась. — Макина чуть не рыдала. — Нам надо было сразу отправляться по следам этого преступника, Руслана Ивановича. Теперь уже может быть поздно...
— Там, внизу... — как попугай, повторял я и никак не мог проткнуть трубочкой крышку кофейного стаканчика.
— Каким-то образом они заподозрили, что мы взяли верный след. Кажется, именно так говорят в детективных фильмах? — Макина еще и шутить пыталась! — Это не Скрипач, а двойник, спора. И мне они подсунули штампа, с одной целью — заманить в метро. Наверху, на открытой местности, им меня не поймать...
— Там было штук десять...
— Я уничтожила четырнадцать, а мои помощники — еще шестерых штампов. Они кинули в бой всех, даже третью генерацию...
Тут я вскочил и кинулся к туалету. Еле успел добежать: меня буквально вывернуло над унитазом. А всему виной проклятый чизбургер с вытекающим сбоку сыром. Я пялился на него секунд тридцать, не в силах оторваться, пока не понял, что он мне напоминает. Там, на перроне, возле Скрипача, оставалась лежать женщина в разорванном каракулевом пальто. Видимо, когда все попадали в первый раз, она оказалась внизу, а потом толпа еще потопталась сверху. Из-под каракуля натекала бурая лужа, а из-под разметавшихся волос лезло что-то желтовато-серое...
Тут меня стошнило вторично, одной желчью. Затем я отключил защиту и подставил лоб под кран.
Мужик, ожидавший очереди в туалет, увидев меня, вжался спиной в стенку. К Макиной я вернулся качаясь, точно с перепоя. Однорукий штамп сидел лицом к лестнице, внимательно оглядывая всех входящих.
— Лиза, там же были люди? А эти, с пушками? Их тоже послал Скрипач?
Макина глядела в окно. В ее глазах отражались фары проезжающих внизу машин.
— Кто мог ожидать, что они так продвинутся?.. Мы столкнулись с массовым, единовременным отключением левого аналитического полушария и формированием очага возбуждения в правом... Саша, я боюсь сделать еще одну ошибку. Если адрес, который мы считали в памяти Руслана, также окажется ложным, из новой ловушки выбраться будет сложнее. У меня всего один штамп...
— Ты думаешь, что Игорь Гладких наврал, будто его обследовали, и на самом деле не видел никакого Скрипача?
— Я думаю, что дело не в Скрипаче.
— Как это? — Я застыл с разинутым ртом.
— Тебе придется лететь с нами. — Макина поднялась. — Оставлять тебя одного еще опаснее.
Серый плащ уже был на ногах.
Часы показывали полночь, когда мы настроили сеть и вошли в колпак.
Дорогу к логову кукловода нам не мог подсказать никто — ни таксисты, ни прохожие. Поэтому мы трижды ошибались, проникая в темные фабричные корпуса и путаясь среди неосвещенных стройплощадок. Мы находились чертовски далеко от центра и от жилых кварталов. Возможно, еще дальше, чем в прошлый раз, когда накрыли «фабрику» калек. Заснеженные дороги сменились шеренгой сторожевых вышек с прожекторами, затем мелькнули ворота воинской части с облезлыми красными звездами, пронеслись трубы теплоцентралей с красными огоньками сверху, потом мы проскочили бесконечные ряды разбитых теплиц, и снова надвинулся город...
Руслан Иванович не знал точного адреса. Все, что мы имели, — это сведения, почерпнутые Лизой из мозга вражеского штампа. Но все, что касалось логова, было стерто. Макина надеялась на меня, и я изо всех сил прислушивался к своим ощущениям.
Прошел еще час бесконечного «прочесыва