Осложнения: анемия, нозокомиальная пневмония; интоксикация, полиорганная недостаточность, левосторонний пневмоторакс от (дата), дренирование левой плевральной полости от того же числа, интоксикация, полиорганная недостаточность, сепсис.
После этого отпуска я быстро вернулся на землю. Может, и правда есть что-то необъяснимое, неподвластное рукам человека, какая-то судьба. Пациент провел 103 дня в больнице и умер в день моего выхода из отпуска. К счастью, родственники давно попрощались с ним, вскрытия не было. Вот такие тяготы может повлечь хорошая сердечно-легочная реанимация. Историю я закрывал почти весь рабочий день. Место, на котором он лежал, по сей день так и зовется: «Койка Марлена» – в честь нашего покойного мученика, перенесшего в общей сложности 19 операций в одну – последнюю – госпитализацию. На нее обычно попадают надолго…
Глава 3
Я мечтаю сто дней быть никем. Сто дней вообще забыть все. Как бомж, вон там бросить телогрейку и под солнышком поваляться.
Работа забирает много времени. А кто хорошо трудится, должен хорошо отдыхать. Я люблю своих товарищей и уже был готов познакомить их со своей подругой, чтобы весело проводить субботние вечера, но ощущение ограниченного пространства меня не отпускало. В выходные мы ходили в рестораны столицы или по бутикам, покупали шмотки именитых брендов и разные побрякушки. Я согласен, что девушка – отражение своего мужчины. Ходить с огромными мешками под красными глазами, с прической как будто пробыл год на необитаемом острове, в мятой застиранной футболке и засыпать, едва оперевшись на любой твердый предмет – это было мое отражение в зеркале, но не Элины. Она все же нашла работу – не сразу, попробовав множество мест. И нашла самое комфортное: обычную городскую больницу в 5 минутах езды от нашей локации.
Я традиционно вставал раньше, мне было далеко ехать. Бесшумно, словно рысь, я одевался и уезжал трудиться каждый будний день. Возвращался я обычно очень поздно, но успевал по дороге зайти в продуктовый до закрытия. Весной с ранним восходом солнца вставать всегда было приятнее. Я научился радоваться всяким мелочам: шелесту листьев ранней весной, запаху скошенной травы у больницы, теплу восходящего солнца через лобовое стекло. Она жила, а я поддерживал комфорт этой жизни. Я хотел менять место жительства, не останавливаться на одной точке. Я мог позволить себе накопить на первоначальный взнос для ипотеки. Но нам хотелось отдыхать, покинуть границу нашей Родины. Все накопления сгорели за одну туристическую поездку. Я был в тупике. Единственное, что доставляло мне искреннее удовольствие, – это работа.
Я узнавал много нового, развивался в этой гнойной хирургии, научился делать разные пластические операции, закрывать огромные дефекты послеоперационных ран, правильно вести раневой процесс. С Прибрежным у нас был ритуал: каждое утро до работы мы встречались у вендингового аппарата, который стоял около входа в корпус, пили чернейший эспрессо и размышляли, почему сегодня в нем так много сахара. Но наш ритуал однажды прервался…
Ковид, эпидемия. С момента появления новой коронавирусной инфекции 2019 года (2019-nCoV) в Ухане в декабре 2019 года она быстро распространилась по Китаю и многим другим странам, в том числе и в России. Коронавирус тяжелого острого респираторного синдрома 2 (SARS-CoV-2), возбудитель коронавирусной болезни 2019 года (COVID-19) стал причиной примерно 254 миллионов случаев заболевания и 5,1 миллиона смертей на 15 ноября 2021 года. 11 февраля 2020 года Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) объявила о новом названии эпидемического заболевания, вызванного 2019-nCoV: коронавирусная болезнь. Что касается самого вируса, Международный комитет по таксономии вирусов переименовал ранее условно названный 2019-nCoV в коронавирус тяжелого острого респираторного синдрома-2 (SARS-CoV-2). Хотя в ранних исследованиях сообщалось о связи между одним местным рынком рыбы и диких животных и большинством случаев заражения, что указывало на возможную передачу вируса от животного к человеку, эпидемия продемонстрировала передачу вируса от человека к человеку воздушно-капельным или прямым путем.
Мир продолжает бороться с последовательными волнами COVID-19, подпитываемыми появлением вариантов вируса. В то же время у выздоравливающих все чаще обнаруживаются стойкие, длительные и часто изнурительные последствия, называемые постковидным синдромом. Клиническая симптоматика включает утомляемость, недомогание, одышку, дефекты памяти и концентрации внимания, а также различные нейропсихиатрические синдромы в качестве основных проявлений, при этом могут быть вовлечены несколько систем органов. Лежащие в основе патофизиологические механизмы по сей день плохо изучены.
Когда об этом заговорили, мы и не думали о масштабах, не верили новостям. Но тот апрель я запомнил. Я тяжело заболел, температура 39 градусов, и я не могу себе помочь, а моя подруга постоянно задерживается и боится заходить ко мне в комнату. От безысходности я решил поехать на родную работу в приемный покой, не зная зачем. Вряд ли мне нужна была помощь врача, скорее я просто нуждался во внимании. Садиться самому за руль было тяжело, поэтому я вызвал такси. Через окно я наблюдал за расцветающей весенней Москвой. Я осознал одиночество. По шоссе текли ручейки, появились первые байкеры. У метро собирались группы студентов, курили и смеялись. В отражении витрин среди серой массы прохожих яркими красками горели глаза молодежи. Но я же как они, я хочу быть немного беспечным, позволить себе взять кофе на улице, погулять по парку, присесть на лавочку и залипнуть в телефоне. Мой путь в такси был около 20 километров, и я не видел ни одного человека в маске. Да я и сам был без нее. Я надевал ее только в операционной до этого дня.
Прибыв в приемник, я зашел к терапевтам, меня послушали, сняли ЭКГ, взяли кровь на анализы – все стандартно. Как на зло, температура была невысокой, и, возможно, коллеги решили, что я просто хочу отдохнуть на больничном. Все же меня отправили на КТ органов грудной клетки. И сразу терапевт поменялся в лице: так называемые «матовые стекла» – признаки ковидной пневмонии. Чтобы врачи могли объективно оценивать объем поражения легких, оценивать тяжесть, адекватно реагировать на вызовы скорой помощи, был принят единый стандарт классификации вирусных пневмоний по степени тяжести. КТ-0 – нет признаков пневмонии; КТ-1 – легкая форма пневмонии с участками «матового стекла», выраженность патологических изменений менее 25 %; КТ-2 – умеренная пневмония с поражением 25–50 % легких; КТ-3 – 50–75 % поражения легких; КТ-4 – тяжелая форма пневмонии, поражено >75 %. У меня было КТ-1. Но чувствовал я себя необычайно плохо.
У меня взяли тест на ковид и отправили домой со словами:
– Ну, ты знаешь, как лечиться…
А я не знал, да и никто не знал. Как клиницист я понимаю, что исцеляться, снимая синдромы, – не самый правильный путь. Но домой я поехал уже в маске, по пути зайдя в аптеку и накупив парацетамолов, всяких шипучек и аскорбинок. Лечить других всегда проще, как оказывается. Не прошло и суток, как мне пришла СМС от коллеги с фотографией моего теста, который оказался положительным. В тот же день мне позвонил эпидемиолог, нес какой-то бред про мою безответственность, про то, как я посмел прийти больным в родную больницу, поставил под угрозу жизни коллег и так далее. Я лишь попросил открыть мне больничный, но услышал отказ. То есть вопросами своего больничного я должен заниматься сам. Я вызвал врача поликлиники, у меня снова взяли тест, и он был опять положителен.
На две недели я превратился в Хатико, провожал утром с балкона взглядом свою сожительницу и встречал вечером. Моя температура не падала, мне было плохо, но терапевт разводил руками и просил только не приближаться к нему, чтобы не заразить. Я был послушным, лечил сам себя парацетамолом и множеством противовирусных таблеток. На двадцатые сутки недуг стал отступать. Я был первым в своей больнице, кто перенес ковид. Изолятор в изоляторе – наверное, это правильнее назвать карцером. И тут объявили всеобщий локдаун. А врачам предложили бесплатно жить в гостиницах, причем очень неплохих, за счет государства. Силы мои были восстановлены, и я был готов принять работу в красной зоне. Тем более, только переболев ковидом, сложно заразиться повторно. Я принес эту новость в свою съемную квартиру – и получил отказ. Элина сказала, что либо я живу дома, либо я живу один. Я принял условия и в этот раз.
Неделя была тяжелая, много непростых больных. Нас заставляли выписывать всех. Шла подготовка под ковидный госпиталь. Структура больницы перестраивалась: заведующий пульмонологии стал главной персоной по борьбе с ковидом. Нам обещали небольшой поток больных. Начали составлять графики работы. Привычные 8 часов работы превратились в 12. Мы начинали работать в 8 утра и заканчивали поздно вечером. Я всегда поражался своей удаче. И в этот раз мне выпала честь сидеть на приеме в первый день открытия корпуса под ковид. Мне объяснили объем работы. В этот момент я превратился в терапевта. Осматривать поступивших, сортировать по тяжести, определять палаты и оформлять истории болезни. Не могу сказать, что я переживал, но все же опыт был интересен. Бравых воинов с ковидом учили, как правильно переодеваться в белый костюм «каспера», как многие его называли. Но у нас это была форма опарыша. Маска, конечно, потела уже через 3 минуты, а непроницаемый полиэтилен прилипал ко всей коже. Но это было терпимо. Надевать две пары перчаток и печатать истории болезни, смотря через запотевшее забрало, было непросто. Но когда снимаешь со своего потного тела эту униформу, ешь казенный ужин, едешь по пустой Москве домой и видишь баннеры с врачами, многих из которых знаешь, становится гордо за свою причастность к этому труду.
Общество хоть немного, но стало уважать нашу профессию. Врачам обещали хорошую доплату, сам президент и лично мэр выделили деньги, и эта сумма превышала заработную плату, я бы сказал, в разы. Естественно, никто не верил, особенно я, со своим скепсисом. Но прошли две недели, меня взяли работать каждый день в буднее время, вести пациентов. Приятно, что сказать. Мы учились бороться с эпидемией, и мне казалось даже, что успешно. Много людей было выписано. Такой ритм меня более чем устраивал. Да, дискомфортно, глаза щиплет от пота, сложно общаться, невозможно сходить в туалет, когда хочется. Но если сравнить с моей привычной работой хирурга, это была песочница против работы шахтера.