– Здорова, братан! – своим теплым баритоном поприветствовал он.
– Здоров…
– Что случилось? Что с голосом? Обидел кто? – начал закидывать вопросами Прибрежный.
– Спасибо, да я теперь бездомный… – сознался я.
– Ты чего? Приезжай ко мне, я же в отеле живу, – не задумываясь ни на секунду, предложил он.
– Но как меня туда пустят?
– Приезжай, все отлично будет! – уверенно сказал он.
– Тогда с меня вискарь!
– Жду, братан!
Я направился в гостиницу. Не успел подъехать, толпа моих коллег уже стояла на входе и приветствовала меня.
– Как же я вас люблю! – кричал я.
Плохо помню тот вечер… Что уж и говорить, я знатно перебрал в ту ночь. Моим пристанищем стал номер 829.
Бедный отель. Толпа хирургов на одном этаже, всю ночь песни, пляски и алкоголь. Даже персонал боялся подниматься на наш этаж, а я начал жить со своими ребятами, путешествуя по номерам. Иногда я оставался ночевать и на работе, ведь жить мне было попросту негде, а найти хорошее место за адекватные деньги сложно в короткие сроки. Я жил по комнатам около месяца. Потом мне все-таки подтвердили возможность получить свой номер в отеле – жаль, что без моих коллег. Небольшой лофт в самом центре города. Достаточно просторный номер с открытой планировкой, высокими потолками, декором в индустриальном стиле и махровым ковром. Этот минималистичный дизайн с открытыми кирпичными и бетонными стенами, большими окнами с видом на сталинскую высотку и сочетанием натуральных материалов, таких как дерево и металл, казалось мне родным и теплым. Как и полагается, есть удобные кровати, гостиный уголок и собственная душевая с каменным полом. Общая атмосфера расслабленная и современная. И все это просто за мою работу. Я с достоинством принял этот дар от государства.
Пациенты часто бывают благодарны, приносят интересные и иногда очень душевные «спасибо». Я никогда ничего не просил и не вымогал, но с удовольствием принимал любые презенты, будь то хоть печенье к чаю. Один старик даровал мне в знак благодарности маленькую медную фигурку в виде Эйфелевой башни высотой около 5 см, которую он приобрел в Париже. Наверное, она была для него очень ценным предметом, а теперь стоит у меня на полке и напоминает об интересном клиническом случае. Также всегда в углу стоит парочка бутылок с крепким алкоголем, преимущественно с коньяком. Не могу объяснить, почему именно коньяк я часто получаю от пациентов. С учетом того, что во времена ковида нас возили на такси бесплатно, брать авто было не обязательно. Вечера мы скрашивали своими запасами спиртного, что в один момент стало уже опасным, ибо начинало входить в привычку.
Я уже переболел расставанием со съемной квартирой, мои дорогие друзья быстро привели меня в чувство, и я начал работать упорно как никогда. Я читал книги, изучал хирургию заново, и это было уже интересно, приходило понимание, я сравнивал картинки и реальную жизнь. Ковид отступил от нашей больницы через 3 месяца работы. А жаль, ведь хорошая зарплата и несложная работа очень радовали.
Стационар отмывали 3 дня, и вот хирургия вновь ждала своих пациентов. Нас стали выгонять из отелей, жизнь стала возвращаться в норму. И я принял решение взять ипотеку и жить в своей квартире. Спасибо ковиду за первоначальный взнос. Следующие 5 месяцев я проводил с чемоданом в разных гостиницах. В то время мне было, наверно, немного одиноко. Никогда не верил, что можно общаться в интернете, но мне стало это интересно.
Наступила осень. Я познакомился с очень симпатичной девушкой, но, к сожалению, в режиме «онлайн». Мы беседовали всю ночь напролет, я был так счастлив, что в мире есть человек, который разделяет мои интересы, истинно восхищается моим трудом. И поддерживает меня бескорыстно. Я пришел, как обычно, на работу не выспавшись, но очень довольный. Переодевшись, услышал, как мой телефон, заряжавшийся от компьютера, зазвенел. На экране красовалась надпись: «ЗГВ принять/отклонить». До этого момента мне никогда не звонил заместитель главного врача по хирургии. Я ответил на звонок.
– Алло! Доброе утро! – приветствовал его я.
– Доброе! С вами рядом кто-то есть? – спросил меня начмед.
– М-м… секундочку. – Я оглянулся и решил выйти на улицу.
– Можете говорить?
– Да, слушаю, никого нет, – продолжил я.
– В общем, такое дело: как вы относитесь к торакальной хирургии? Я видел и слышал, что активно принимаете участие.
– Я? Ну-у-у, мне это направление очень интересно, – ответил я, не понимая, к чему этот разговор.
– Вы можете помочь. Алексей Дмитриевич больше с нами не работает. Поэтому нам нужен торакальный хирург на замену. Возможно, временно, а если вас устроит, будете и дальше работать там, – сказал он.
– Я-то не против, но что на это скажет мой заведующий? – спросил я.
– Я ему позвоню и все решу. Спасибо.
– Хорошо.
– До свидания, – сказал начмед и положил трубку.
Леха ушел? Что произошло? Я отправился в ординаторскую торакальных хирургов. Но кроме ветра, дующего из открытых окон, никого не нашел. Я присел на диван, и тут же в ординаторскую зашел Леха.
– Здорово! – с ухмылкой на лице и грустью в глазах поприветствовал меня он.
– Доброго дня.
– Трудно говорить это, но мой путь в этой больнице завершен.
– А как же две недели на отработку? – спросил я.
– Не дали, – ответил он. – Может, кофейку бахнем?
Он налил кофе в две чашечки и сел рядом.
– Не буду расспрашивать, что произошло, но надеюсь, что ничего криминального, – пытаясь поддержать разговор, продолжил я.
– Ну, 15 минут назад я еще был хирургом, а теперь собираю вещи. Ты главное береги себя и никому не доверяй: сегодня ты начальник, а завтра безработный, – сказал Алексей, осушив чашку.
– Да я понимаю, но кто вас заменит?
Он усмехнулся.
– Да уж найдут, ты присматривай за моими двумя этими… демонами, – с любовью к коллегам попросил бывший заведующий.
Мы пожали друг другу руку, и я отправился к своему начальнику.
– Это самое, я слышал, что вас отправляют в торакальную хирургию в помощь на неделю, – сказал он.
– Да, – ответил я.
– Хорошо, а что случилось с Алексеем Дмитриевичем, знаете?
– Я его видел, но он ничего мне не поведал.
– Видимо, что-то внезапное, – сказал начальник.
– Да кто ж знает, время покажет.
Он пожелал мне удачи, и я отправился к начмеду. Присев за стол, он от руки написал служебную записку, смысл которой заключался в том, что на время отсутствия руководящего звена в отделении я буду работать на ставке хирурга в отделении торакальной хирургии. С этого момента и начался новый этап моей жизни.
Мы и раньше дружили, а отныне стали маленькой семьей: три врача, самому старому из нас было всего 32 года на тот момент. У нас не было заведующего, мы жили в анархии и спасали пациентов не по приказам от начальства, а просто потому, что так надо. Нас не нужно было заставлять, не нужно просить, мы просто делали свою работу и делали ее шикарно. Смертность упала в отделении, но вырос койко-день. Мы лечили до последнего. Никто не выписывался, пока последний шов не был снят. Я помогал своим коллегам и набирался от них опыта в этой узкой специальности. Начальство же искало нового заведующего, но никто так и не приходил. Миновал месяц, мой бывший заведующий уже начал с негативом спрашивать, когда же я вернусь обратно в отделение гнойной хирургии. А мне нравилось здесь: я делал что хочу и как хочу, осваивал новую область хирургии и кайфовал от успехов, как в годы интернатуры.
Первые дни были непростыми, я изображал из себя понимающего торакального хирурга. Сам подсматривал за коллегами и выбирал лучшую тактику. Конечно, оперировать было непривычно, но старый опыт мне помогал, а главное, что я умел кое-что лучше других – лечить. Ведь операция – это просто этап в достижении физического благополучия, и то не всегда. Я не беру в расчет пластические операции, где это и есть конечная цель, я хочу рассказать о тяжелобольных пациентах с выраженным коморбидным фоном[64], о тяжелейших патологиях, где само оперативное лечение может ухудшить прогноз, где нужно выжидать и рисковать. Одна из таких патологий – дыхательная недостаточность.
Сепсис – как много в этом слове для человека, далекого от медицинской деятельности. Да что уж тут греха таить, не каждый медицинский работник до конца понимает патофизиологию этого грозного состояния. Если выйти на улицу и провести социальный опрос, половина ничего не скажет, а вторая ответит, что это заражение крови. Возможно, если зайти в клинику, ответы будут подобными. Ибо тот, кто понимает, не сможет ответить в одном приложении. Сепсис представляет собой глобальную проблему здравоохранения и продолжает оставаться основной причиной смерти от инфекции. Раннее распознавание и диагностика необходимы для предотвращения перехода в септический шок, с которым связана смертность в 40 % случаев и более. Несмотря на резкое улучшение диагностических и лечебных процедур, показатели смертности среди больных сепсисом оставались неизменными с 60-х годов и до конца 90-х. Поэтому были разработаны диагностические алгоритмы для выявления групп риска, а профессиональные сообщества работали над внедрением процедур лечения, направленных на раннее вмешательство.
Сепсис – это в первую очередь дисфункция внутренних органов, вызванная нарушением регуляции ответа организма на очаг инфекции. Это неотложное состояние. При этом симптомы сепсиса у пациентов могут абсолютно разнообразны. Это связано, прежде всего, с множеством возбудителей, и характер болезни (особенно на ранних этапах) индивидуален. На различных стадиях повышение или понижение температуры тела, изменение психического состояния, редкое или учащенное дыхание, ослабление пульса, низкое кровяное давление, озноб, отсутствие мочевыделения, синюшность, мраморность кожи и множество других признаков.
Как же протекает сепсис? Все начинается с первичного очага инфекции. И повышенному риску подвергаются уязвимые группы населения, такие как беременные женщины, новорожденные, пожилые люди, госпитализированные пациенты и лица с раком, иммунодефицитом, циррозом печени, аутоиммунными заболеваниями. Если очаг длительное время не санирован, возникает синдром системной воспалительной реакции, так называемый ССВР. Он проявляется гипертермией свыше 38 градусов или стойкой гипотермией ниже 36 градусов с выраженным лейкоцитозом, лейкопенией