– Зачем ты, Семен, пришел?
– Мне нужно было прийти!
– Чего же ты плачешь, стоя над сыном?
– Я потому плачу, что ты за ним не смотришь!
– Как так?
– А так. Антон полюбил католичку и хочет с ней обвенчаться.
– Это, Семен, неправда!
– Как неправда? Мне ведь все известно. Ты лучше не спорь со мной, а поговори с сыном. Может быть, как мать, ты и урезонишь его! Если ты не успеешь его отговорить, то через десять дней я возьму его к себе.
Настасья взвыла. Сын проснулся. Видение исчезло. Мать стала расспрашивать сына, правда ли, что он полюбил девицу. Тот стал отнекиваться, а потом сознался, что полюбил Адельку, дочку эконома, родители которой ни за что не разрешили бы ей выйти замуж за крестьянина и вдобавок за православного. Поэтому парень и девица решили тайно бежать в Галицию и обвенчаться у униатского священника. Бежать решили через десять дней. Сколько мать ни уговаривала сына одуматься, он ее не послушал.
Наконец наступил роковой день. Рано утром, когда мать еще спала, Антон тихо вышел из избы. Невеста уже поджидала его на своем огороде. Когда он уже вывел из конюшни лучшего жеребца, он лягнул его в правый бок. Антон потерял сознание, а вечером отдал Богу душу.
«Недавно я лечил одного из наиболее выдающихся граждан нашего города, – рассказывал врач. – Во время моего визита больной рассказал мне следующий случай.
Один доктор в Филадельфии после многочисленных визитов сидел в своем кабинете. Когда пробила половина девятого, он подумал, что ему пора закончить прием и отдохнуть, и встал со своего кресла, чтобы запереть дверь. Но в эту минуту дверь открылась, и в комнату вошла девочка лет восьми, худенькая и бледная, с большим платком на голове. Она обратилась к доктору:
– Пожалуйста, навестите мою маму, она очень больна!
Врач спросил у девочки имя ее и матери, а также их адрес. Она назвала их, и он подошел к своему письменному столу, стоявшему в глубине комнаты, чтобы записать ее слова. Записывая, ему захотелось пойти к больной не откладывая, вместе с девочкой, но когда он повернулся, чтобы сказать ей это, ее уже не было в комнате. Быстро открыв двери, он вышел в подъезд, посмотрел во все стороны. Девочки нигде не было. Немало удивленный ее быстрым исчезновением, он наскоро взял свою шляпу и палку и отправился к больной. Доктор быстро нашел нужный дом, и его ввели в комнату к больной.
– Я врач, – сказал он, – вы посылали за мной?
– Нет, не посылала, – ответила больная.
Доктор подумал, что он ошибся адресом, и, проверяя в своей записной книжке, спросил, как ее имя. Он получил утвердительный ответ.
– А есть ли у вас дочь лет восьми?
На этот вопрос больная ответила не сразу, в ее глазах блеснули слезы:
– У меня была дочь, но она умерла полтора часа тому назад.
– Умерла? Где умерла? – спросил доктор.
– Здесь, – ответила мать.
– Где же лежит ее тело?
– В соседней комнате.
Сын больной отвел туда доктора, и он узнал в умершей ту девочку, которая приходила звать его к больной матери.
– Ну, доктор, – прибавил мой пациент, – что вы об этом думаете? Мне это происшествие кажется в высшей степени чудесным!
– А мне совершенно естественным, – возразил я. – Как вы думаете, тело ли девочки являлось к доктору?
– Конечно, нет, – ответил мой пациент, – это могла быть только ее душа.
С этим мнением согласился и я».
«В двадцати верстах от нашего имения, – рассказывал помещик Иван Петрович Давыдов, – жил в селе Вишневце Волынской губернии священник, который был в большой дружбе с моим отцом. Этот священник, овдовев, остался с шестнадцатилетней дочерью. По его просьбе мой отец отпустил на короткое время мою сестру Наташу, чтобы отвлечь осиротевшую девушку от тяжелых впечатлений после смерти ее матери. Прошло около двух недель, Наташа не возвращалась, поэтому отец вместе со мной отправился в Вишневец, чтобы проведать своего друга, отца Георгия, и взять сестру домой. Это было в июне 1860 года.
Мы приехали вечером, около десяти часов, священника не застали, но дома были девушки, моя сестра и дочь священника. Мне захотелось побегать в саду, однако далеко уходить я побоялся и присел на лавочке, недалеко от дома.
Смотрю – по аллее идет какая-то дама в черном платье. Поравнявшись со мной, она посмотрела на меня с улыбкой и направилась в дом священника через крыльцо, которое выходило в сад. Это было около одиннадцати часов вечера.
Спустя несколько минут я побежал к тому крыльцу, где сидели мой отец и девушки.
– Какая-то дама в черном платье вошла в дом через садовое крыльцо, – ответил я.
При этих словах сестра и ее подруга переглянулись и как будто встревожились, так что отец спросил их, почему они беспокоятся. Они ответили, что по моему описанию и по одежде эта дама – покойная матушка, которая ходит ежедневно в дом, и ее все видят. Так как мой отец не верил в такие явления, то он посмеялся над девушками.
Священник долго не возвращался домой, и мы решили пить чай без него. Все сели в гостиной, а сестра Наташа занялась приготовлением чая в соседней комнате, так что мы ее видели из гостиной. Вдруг сестра вскрикнула и уронила чайник с кипятком. Отец спросил:
– Что с тобой, Наташа?
Она ответила:
– Покойная матушка прошла мимо меня.
Не дождавшись хозяина дома, мы легли спать. Я лег с отцом в одной комнате, рядом с кабинетом священника, а девушки в другой. Около двух часов ночи я проснулся, сам не знаю отчего, и услышал в кабинете разговор:
– Почему ты сегодня так поздно пришла?
– Я была здесь раньше, – послышался женский голос, – видела наших гостей, хотела обнять мальчугана в саду, но тот убежал от меня. Потом хотела поблагодарить Наташу за дружбу с нашей дочерью, но она так испугалась, когда я прошла около нее, что уронила чайник и наделала шуму на весь дом, так что я скрылась.
– Почему же ты не подготовила ее?
– Нам строго запрещено являться тем, кто пугается нас, под угрозой лишения права на дальнейшие свидания с живыми.
Услышав это, я страшно испугался, потому что догадался, что разговор идет между покойницей и священником, ее мужем, и прямо прыгнул на кровать к отцу, который, видимо, еще не спал, предупредив, чтобы я не мешал ему слушать разговор.
На другой день за утренним чаем мой отец стал говорить о ночном посещении и высказал сомнение, подозревая что-то другое.
– Угодно верить или нет, – отвечал отец Георгий, – но я, как честный человек и служитель святого алтаря, говорю вам, что нахожусь в духовном общении со многими умершими, в том числе с моей женой. Они часто обращаются ко мне с просьбами помолиться за них, и когда я исполняю их просьбы, лично благодарят меня. А моя покойная жена почти каждый день посещает мой дом и часто интересуется всем окружающим, как живой человек. На все мои вопросы об условиях загробной жизни она каждый раз уклоняется от прямых ответов, заявляя, что им, умершим, запрещено отвечать на вопросы живых, особенно на праздные».
Господь приемлет кающихся грешников
При греческом императоре Маврикии во Фракии жил свирепый и жестокий разбойник. Поймать его никак не могли. Блаженный император, услышав об этом, послал разбойнику свой крест и повелел ему сказать, чтобы он не боялся. Этим он ознаменовал, что прощает все его злодеяния с условием исправиться. Разбойник умилился, пришел к царю и припал к его ногам, раскаиваясь в своих преступлениях. Через некоторое время разбойник заболел. Его положили в странноприимный дом, где он видел во сне Страшный Суд.
Пробудившись, разбойник почувствовал приближение кончины. Он обратился с плачем к молитве и говорил:
– Владыко, человеколюбивый Царю, спасший прежде меня подобного мне разбойника, яви и на мне милость Твою! Прими плач мой на смертном одре, прими и мои горькие слезы, очисти меня ими и прости! Больше этого не требуй от меня ничего, я уже не имею времени, а заимодавцы приближаются. Не ищи и не испытывай, не найдешь во мне никакого добра, мои беззакония предварили меня, я достиг вечера, бесчисленны мои злодеяния! Как принял Ты плач апостола Петра, так прими этот плач мой и омой рукописание моих грехов! Силою милосердия Твоего истреби мои прегрешения!
Так исповедуясь в течение нескольких часов и утирая слезы платком, разбойник предал свой дух Господу.
В час смерти старший врач странноприимного дома видел сон. К постели разбойника пришли страшные бесы с хартиями, на которых были написаны многочисленные грехи разбойника. Потом два прекрасных юноши принесли весы. Бесы положили на одну чашу хартии с грехами разбойника, эта чаша упала вниз от тяжести, а противоположная ей поднялась вверх. Святые Ангелы сказали:
– Есть ли у него что-либо доброе? И что может быть, если он не более десяти дней воздерживается от убийств? Впрочем, – прибавили они, – поищем что-нибудь…
Один из них нашел платок разбойника, намоченный его слезами, и сказал другому:
– Точно, этот платок наполнен его слезами. Положим его на другую чашу, а с ним человеколюбие Божие, и посмотрим, что будет!
Как только они положили платок в чашу, она немедленно потянула вниз и перевесила другую! Ангелы воскликнули в один голос:
– Поистине победило человеколюбие Божие!
Взяв душу разбойника, они повели ее с собой, а бесы зарыдали и со стыдом бежали.
Увидев этот сон, врач пошел в странноприимный дом. Придя к постели разбойника, он нашел его тело еще теплым, оставленным душой. Платок, намоченный слезами, лежал на его глазах. Узнав от находившихся при нем о покаянии, принесенном Богу, врач взял платок, представил его императору и сказал ему:
– Государь, прославим Бога! И при твоей державе спасся разбойник!
Однако гораздо лучше заблаговременно приготовить себя к смерти и предварить ее страшный час покаянием!* * *.
В прошедшем столетии в Киеве скончалась женщина лет тридцати, Мария Николаевна. В двадцать лет она была выдана замуж за мастерового Андрея Петровича. Через год после свадьбы ее мужа забрали в солдаты, и бедная молодая женщина, прожив после этого года четыре скромно и честно, увлеклась потом соблазнами и стала вести греховную жизнь. Духовный отец Марии Николаевны нередко уговаривал ее покаяться в прежних проступках и начать жизнь по-другому, но всегда получал кроткий ответ: