– Остановитесь!
Носильщики остановились, и в это время мне представился прекрасный рай. Тот монах, подойдя к райскому дереву, отвернул в нем кран, налил стакан горькой воды и дал мне его выпить. Когда я его выпил, то почувствовал ужасную горечь. Тут мои страдания дошли до крайней степени. Во время этих страданий тот же монах подошел к другому райскому дереву, тоже отвернул кран, налил стакан сладкого меда и дал мне его выпить. После того, как я его выпил, сразу почувствовал невыразимую сладость. Монах сказал предстоящим:
– Оставьте его, он должен умереть через десять дней, 14 ноября, на праздник Космы и Дамиана, в четыре часа дня.
Как только монах окончил свою речь, я увидел над собой икону Божией Матери «Знамение» с распростертыми надо мной руками. Пораженный столь дивным явлением, я бросился целовать образ и вдруг ожил.
Рассказ больного поразил многих. Все с нетерпением желали узнать, оправдается ли сновидение больного относительно его смерти. На другой день после видения Петр Иванович был приобщен Святых Таин, и над ним совершили Святое Таинство Елеосвящения. Через пять дней он во второй раз был удостоен причастия Святых Христовых Таин. Накануне дня его кончины, 13 ноября, родные, не спросив больного, опять пригласили было священника для той же требы, но больной умолял отложить это до утра. Они так и сделали. После ранней литургии, 14 ноября, он в день своей кончины в третий раз был удостоен причащения Святых Христовых Таин, причем над ним была прочитана отходная молитва. После ухода священника больной благословил детей, а во время прощания с родными предсказал многим на будущее время удачи и неудачи в их жизни. Он просил их внимательнее следить за его кончиной. Свою просьбу он выразил в таких словах:
– Когда наступит урочная минута моей кончины, я буду говорить вам так: «Простите меня, грешного, и помилуйте!» А вы отвечайте: «Господь Бог тебя простит и помилует» и при этом как можно внимательнее всматривайтесь в движение моего тела и выражение лица. Если я сам спокойно выпрямлюсь, сложу руки, сомкну глаза, и на моем лице будет выражение радости, то знайте, что Ангелы Божии будут брать мою душу, а если я скорчусь и умру безобразно, значит, злые духи возьмут ее.
Это наставление больного тем более усилило старание предстоящих внимательнее следить за его кончиной. Наконец роковая минута его смерти настала. 14 ноября в четыре часа дня раб Божий Петр, по предсказанному за десять дней в видении, произнес последние слова:
– Простите меня, грешного, и помилуйте!
Затем он выпрямил тело, сложил руки и, закрыв глаза, с ясной улыбкой отошел ко Господу…
В течение десяти дней после видения больной явным образом пил горькую чашу земных страданий, а под самый конец жизни выпил стакан сладкого меда, что доказывает его мирная кончина.
Дай Бог всякому православному христианину вкусить столь блаженную и мирную кончину!
Я подтверждаю, что все, написанное здесь о предсмертном видении нашего прихожанина Петра Ивановича Подсалихина, мной в последние дни перед его кончиной три раза исповеданного и приобщенного Святых Христовых Таин, верно. Священник городской карачевской Преображенской церкви Николай Капитанников.Гость из загробного мира
(Из записной книжки умершего инока)
Святой апостол Христов Павел, обращаясь к современным ему солунским христианам, писал им, чтобы они не предавались безмерной печали о своих умерших, что настанет неизбежный момент, когда воскресшие мертвые и оставшиеся еще в живых соединятся для встречи с Господом. Разлучение одних с другими лишь временное, духовная связь не прерывается. История Церкви Божией и сказания священной и седой древности представляют нам много случаев, подтверждающих эту истину. Но и наше время, несмотря на его крайний скептицизм, не лишено такого, что может быть понято только при ярком свете христианской веры, и только ею одной может быть объяснено. Приведу один случай, глубоко запечатлевшийся в моей душе, подтверждающий реальность общения мертвых с живыми.В восьмидесятых годах прошлого века я жил в числе братии Троице-Сергиевой лавры. Одновременно со мной здесь же подвизался и простой, смиренный и неграмотный монах Смарагд, из крестьян Рязанской губернии, проходивший послушание при свечном ящике Троицкого собора. Всегда молчаливый и сосредоточенный, как бы ушедший в себя, он не общался ни с кем. Только инока лавры отца Георгия он иногда просил написать письмо к его родному брату, крестьянину, которому Смарагд старался посильно помогать.
Всегда аккуратный и ревностный в исполнении возложенных на него послушаний, Смарагд несколько дней подряд не показывался в церкви, и когда я осведомился о причине его отсутствия, мне сказали, что инок Смарагд из-за быстротечной простуды мирно предал свой дух Господу, напутствованный всеми спасительными Таинствами Святой Церкви. Смерть в среде монашествующих не вызывает глубокой и безутешной горести о почившем, и если бывает причиной чего – то это молитвы об умершем и глубоких размышлений о неизбежности смертного часа. Так было и сейчас. Тихо и скромно тело монаха Смарагда похоронили на лаврском братском кладбище и понемногу стали о нем забывать.
Прошло уже более сорока дней после его кончины. Однажды в холодный зимний вечер, после вечернего богослужения, мы сидели вдвоем с отцом Георгием в его теплой и уютной келье, разбирая только что полученные им журналы и беседуя по поводу помещенных в них статей. Мирно пообщавшись со своим просвещенным другом до одиннадцати часов вечера, я, пожелав ему спокойной ночи, удалился в свою келью. Наутро встречаю отца Георгия. Он поздоровался со мной и сказал:
– А я вчера ночью едва не побежал к тебе, и только один Бог укрепил меня в решимости остаться у себя в келье.
– Отчего?
– Видишь ли, – продолжал отец Георгий, – как тебе известно, вчера о покойном Смарагде ни у тебя, ни у меня не было даже и мысли. Когда ты ушел, я совсем не хотел спать, но прилег отдохнуть на постель в своей спальне, оставив в зале на столе горящую лампу. Мысли, одна разнообразнее другой, вереницей проносились в моей голове. Вдруг я инстинктивно почувствовал, что в комнате есть кто-то посторонний. Я поднял глаза и увидел в дверях стоящего в мантии и клобуке покойного отца Смарагда. Он молчал. Молчал и я, не чувствуя в то же время ни страха, ни смущения. Первым нарушил молчание отец Смарагд.
– А я к тебе, отец Георгий, – сказал он.
– Вижу, но ведь ты же, отец Смарагд, умер и каким образом здесь, со мной?
– Умер-то я умер, но только телом, а душой, по милости Божией, жив.
– Как ты себя чувствуешь там?
– По неизреченному человеколюбию и милосердию Божию – хорошо. Потрудись, отец Георгий, написать брату о моей кончине, пусть помолится с домашними о моей душе.
– С готовностью исполнил бы твое желание, отец Смарагд, но адреса не помню и письмо с адресом давно потерял.
– Письмо это лежит в твоем письменном столе, в нижнем ящике, под бумагами.
– Видел ли ты кого-либо из святых Божиих на Небе?
– Был я у святителя Димитрия Ростовского и получил его благословение.
– А видел ли ты Бога?
– Видел и поклонился Ему.
– Заклинаю тебя! Скажи, что есть Бог?
Но, очевидно, вопрос мой был настолько высок и, пожалуй, дерзок, что явившийся мне загробный гость или не мог, или не хотел ответить на него. Положив палец на уста, он безмолвствовал. И мгновенно лицо его стало исчезать. Только теперь, когда видение окончилось, я почувствовал непреодолимый ужас. Был момент, когда я был готов, как говорил тебе, бежать в твою келью, но, устыдившись своего малодушия и осенив себя крестным знамением, остался в келье. Желая проверить справедливость указания отца Смарагда относительно нужного письма, я заглянул в указанный ящик, и действительно, оно преспокойно лежало под бумагами, давно мной забытое!
Чудесное видение
В июне 1892 года я приехал из города Баку в Тифлис к своей замужней дочери. Вскоре после моего приезда она, между прочим, сказала мне, что проживающая неподалеку от них тринадцатилетняя дочь вдовы мещанки Елизаветы Беловой, Анна, имела видение во время болезни. Она видела своего умершего отца, братьев и сестер. Я сначала на этот рассказ не обратил внимания, но когда услышал о том же от родственников отроковицы Анны, с которыми я был знаком, то попросил их пригласить Анну в мой дом. Она лично рассказала мне, в присутствии родных, о своем видении. Тогда же я это и записал.
«В 1892 году на третий день Святой Пасхи я заболела дифтеритом и была отправлена в городскую больницу. На другой день, когда я лежала в постели и стала засыпать, вдруг увидела своего отца, который умер более шести месяцев тому назад. Он подошел ко мне, взял за руку, велел встать и повел меня. Очень скоро мы очутились на кладбище. Отец повел меня к своей могиле, где он был похоронен.
– Вот это твоя могила, – сказал мне отец, указывая на место около своей могилы.
– Папа, я не хочу умирать! – сказала я.
– Почему?
– Я еще молодая, хочу жить!
– Ну живи. Я возьму твоего дедушку, если на то будет воля Господня. —
– А скоро дедушку возьмешь? – спросила я.
– Я тогда тебе скажу.
– Как же, папа, ты теперь со мной говоришь, – спросила я, – ведь ты давно умер?
– Умерло мое тело. Оно спит, а душа живая.
– У всех ли так бывает?
– У всех. Хорошо ты делаешь, Анюта, что помнишь и исполняешь мое приказание и зажигаешь лампаду перед святыми иконами. А вот о моей могиле никто из вас не позаботился, хоть бы ячмень на ней посеяли.
– Я скажу маме, и мы посеем.
После этого отец взял меня за руку, и мы с ним пошли дальше. Дорога была каменистой. Вскоре мы вышли на тропинку, покрытую красным блестящим песком. Мы пошли по этой тропинке. Она привела нас к большим, высоким вратам. На них было много икон, а около врат стояли два монаха и держали в руках иконы. Я вошла вместе с отцом в открытые врата. Тут, при входе, нас встретили дети. Среди них я увидела знакомых и своих братьев и сестер: Алексея, Евгению, Марию, Петра, годовалую Антонину и Лидию, шести месяцев. Все они поцеловались со мной. Одеты они были не одинаково, а кого в чем похоронили, но на всех были крестики, снаружи, а на головах венчики, какие на умерших надевают в церквах. За поясами у всех были платочки с изображениями ангельских ликов и с надписями, но что написано, я не увидела. Дети хотели было меня отвести, но папа взял меня за руку и повел сам. Мы пришли к церкви, очень большой, белой, с сияющим куполом. В притворе было много икон, с правой стороны стоял монах в облачении и читал, там же на столе были крест,