— Ну что, дочка, вот и в наш дом сваты пожаловали. Выйдешь замуж за Миро? — спросил Баро.
Кармелита промолчала. И неожиданно, вдруг, хотя никто этого не показал, все вспомнили о недавнем побеге Кармелиты. И у каждого закралась мыслишка, сомненьице: а не повторится ли и сегодня такое, как в ночь на Ивана Купалу.
— Ну? Что же ты? Люди собрались, твоего решения ждут, — неслышно, шепотом, одними губами сказала Рубина.
Все замерли. В гостиной стало невыносимо тихо.
— Что же ты молчишь, дочка? — подал голос Баро. Первой взяла себя в руки бабушка невесты (судьба у бабушек такая — быстрей всех думать и всех выручать).
— Не торопи ее, Баро. Не каждый день сваты в доме бывают, — с какой-то театральной игривостью сказала Рубина. — Сколько людей разом собралось, девочка оробела.
— Чего робеть?! Все свои, — заметил сват. Увидев, что Баро начинает нервничать, к нему со спины зашла Земфира. И тихо так сказала:
— Подожди, Рамир. Рубина права. Не торопи девочку. Она успокоится, и все будет как надо.
Баро и сам понимал, что нельзя нервничать. И что еще важнее — нельзя показать другим, что ты нервничаешь. Он сдерживался, как мог. И все равно те, кто часто с ним общаются, наверняка заметили, как дрогнул голос Зарецкого, когда он спросил:
— Ну что, дочка, ты нам скажешь о своем решении? Я жду, Миро ждет, люди ждут, священник в церкви ждет… Ты выйдешь замуж за Миро?
Господи, как же тяжело. Как невыносимо тяжело сказать: "Да". И как больно сказать: "Нет". Что будет с отцом от такого позора. Вынесет ли он это, переживет ли?
Кармелита закрыла глаза, открыла Глубоко, всей грудью вдохнула воздух и на выдохе сказала: — Да… Гулянье продолжилось, — Любимые хозяева и дорогие, особенно для хозяев, гости, поднимем же бокалы за молодых! — закричал Бейбут.
Все его дружно поддерживают в столь своевременном начинании.
— Ну вот, друг ты мой старинный, — сказал Баро, когда Бейбут присел за стол. — Наконец-то мы с тобой породнились! А?! Теперь мы сваты. У меня теперь двое детей…
— И у меня двое детей! — подхватил Бейбут. Все опять рассмеялись.
Бейбут и Баро снова чокнулись и выпили.
— В такой день только песни петь. Баро повернулся к Кармелите.
— Дочка, спой нам песню!
Кармелита протянула свой бокал сидящему рядом Миро. Бейбут взял гитару начал наигрывать мелодию. Но не суждено было зазвучать песне.
— Извини, папа, мне что-то душно, — сказала Кармелита. — Я выйду на минутку на свежий воздух.
И снова у каждого, кто был рядом и слышал эти слова, в голове пронеслось: как бы не повторилось снова, что было совсем недавно.
Кармелита пошла к выходу, но Рубина ее остановила:
— Не ходи, Кармелита, будь дома… Что-то тревожно мне.
— Я пойду…
Кармелита выбежала из гостиной. Миро тоже встал из-за стола и направился за ней. Рубина попыталась остановить хотя бы его:
— Миро… Погоди сынок… Ну хоть ты не ходи на улицу. Еще налюбуешься своей суженой. Пусть она подышит воздухом. Знать, нужно ей сейчас побыть одной…
Миро мягко, уважительно отстранил руку Рубины и вышел во двор вслед за Кармелитой.
Что тут делать… Рубина кивнула Бейбуту, мол, чего остановился, играй.
Повернулась к гостям и затянула лукавую песню.
— Ромалэ, гуляем! Гуляем!!! — крикнул Баро и первым пошел в пляс. Все подтянулись вслед за ним. И мысленно жалели Рыча, который один остался на охране.
Миро и Кармелита вышли в сад, стали неспешно прогуливаться. Из дома слышались музыка, пение Рубины, голоса их сородичей, грохот горячего, от души, танца. И все это вместе, одним неразрывным, но и несоединимым шумом.
Трудно было начать разговор.
— Прости, Миро. Прости, я не хотела тебя обидеть.
— О чем ты? О чем ты говоришь? Какие могут быть обиды между нами?
Кармелита опять начала плакать. Слезы привычно закапали из уставших от плача глаз.
— Не могу я… Не могу я тебя обманывать. И других обманывать не хочу.
— Я знал это…
— И все равно согласился на эту свадьбу? — Да…
— Зачем, Миро?.. Ну скажи мне, зачем ты хочешь быть со мной несчастным?
— Кармелита! Ты не представляешь, как я ждал этого дня. И мы не будем с тобой несчастливы. Обещаю тебе. Все пройдет. Верь мне. И я сделаю все, чтобы успокоить твое сердце.
И вдруг раздался выстрел. Во всеобщем веселом грохоте его никто не расслышал. Почти никто. Лишь одна Рубина что-то почуяла. Она прекратила петь, вышла из танцевального круга и побежала к выходу, на ходу говоря самой себе (все равно сегодня никто ее больше не слушал):
— Что же там? Что? Говорила же я не выходить из дома. Не ходить во двор. Дома и стены помогают, а в лесу и палки стреляют!
Глава 15
Наконец-то Форс добрался до Астахова. Леонид Вячеславович очень надеялся, что хоть тут-то ему удастся прервать череду неудач, складывающуюся у него в последнее время. Действия Николая давно уж пора подкорректировать.
Надо бы оживить в нем страхи и недоверие к Зарецкому.
Но с самого же начала Форса ждало страшнейшее разочарование.
— Вот! — Астахов гордо выложил перед ним бумаги. — Это копии документов, которые я послал Зарецкому.
Форс вчитался в бумаги и обомлел. Елки-палки, да что ж это делается, как он мог так упустить ситуацию из-под контроля, куда глаза его глядели. Нельзя, нельзя было так зацикливаться на делах вне Управска. А теперь, может так статься, Управск для него будет совсем потерян. Или (а вдруг?) все еще можно повернуть назад?
— Николай Андреевич! Вы что, действительно хотите сотрудничать с Зарецким пот по этому проекту?
— Конечно.
— Но проект ваш! Получается, что вы принесли его Зарецкому на блюдечке с голубой каемочкой.
— Получается, так. Но это только с одной стороны. А с другой, Леонид, выходит, что вместе с Зарецким мы можем поднять этот проект на более высокий уровень.
Ой, как плохо, совсем дурно. У Астахова уже успело сложиться свое мнение. А это самое страшное. С ним (и им) легко играть, когда он сомневается, колеблется. Но когда уж на что-то решился, спорить очень трудно.
— И что Зарецкий? — вкрадчиво спросил Форс, стараясь придать своему голосу максимально одобрительные интонации. — Конечно же, принял ваше предложение с радостью.
— Нет. Он пока ничего определенного не ответил. Вот это хорошо. Тут нужно проявить себя горячим борцом за интересы астаховской империи.
— Как?! Он еще и не ответил?!
— Так ему не до этого было. У дочери то ли свадьба, то ли сватовство…
Форс задохнулся в своем праведном гневе:
— Его молчание — это неуважение к вам!
— Да брось ты, Леня! — Астахов так устал от всех склок и драчек, что сейчас ему не хотелось верить в то, что все эти местные войны начнутся опять…
Но Форс, почувствовав неуверенность, колебание, попытался додавить собеседника:
— Как ваш консультант и все-таки партнер я не могу взять на себя ответственность за последствия. Да и вообще, считаю, что этот проект нам крайне не выгоден!
Однако он неправильно распознал эмоции, овладевшие сейчас Астаховым. Тот стал таким миротворцем, что готов был убить каждого, что подтолкнет его к нарушению мира:
— Видишь ли, Леонид, это мне решать, выгодно или невыгодно! Каждый день простея — потеря бешеных денег. И я больше не намерен это обсуждать! Понял?
А если ты отказываешься сотрудничать со мной, то?.. Ну что ж, готов выкупить твою долю в бизнесе. И начну искать другого юриста.
Форс понял, что переборщил, плохо подготовленная атака провалилась.
— Николай Андреевич, давайте успокоимся. Как я могу отказываться от сотрудничества с вами… Просто я был обязан предупредить.
— Ну вот и хорошо, — немного успокоился Астахов. — Вот и будем считать, что ты меня предупредил.
— У нас, юристов, работа такая — предупреждать. Возможно, конечно, я сгустил краски. Но только самую малость. Это вы, бизнесмены, должны и умеете рисковать. А юристы — народ осторожный. Должность обязывает… — Форс даже нашел в себе силы улыбнуться. — Так что я надеюсь на дальнейшее плодотворное сотрудничество.
— Да, конечно, Леонид! Чего там! Погорячились, оба погорячились. Все будет хорошо. Порвем Рокфеллера к чертовой матери и станем миллиардерами!
Форс с облегчением вздохнул — конечно, не выиграл. Но и проиграл не так крупно, как мог бы.
Вслед за Рубиной к выходу бросились остальные цыгане.
Да, так и есть! Беда, страшная беда!
В саду, прилегающем к дому, лежал раненый Миро, над ним причитала Кармелита. Рубина, крикнув на ходу: "Стойте! Не подходите! Не мешайте!", склонилась над раненным.
Но кто же мог стрелять?
Неподалеку от места, где лежал Миро, — густые кусты. И вот в них слышалась какая-то борьба. Мужчины бросились туда. И вскоре вытащили оттуда… Максима, изрядно всклокоченного и помятого. А вслед за ним несли злодейское ружье.
Каждый, кто участвовал в этой операции, считал своим долго хоть раз пнуть Макса. Но один удар (а то и несколько), помноженный на такую толпу, — это почти что верная смерть для пойманного.
— Стойте! — Баро остановил толпу. — С него пока хватит. Ведь насмерть забьете. Заприте его в подвале, потом с ним разберемся. А пока тихо всем.
Пусть Рубина Миро лечит.
Мужчины сбросили свои пиджаки. Их аккуратно сложили, так что на лужайке получилось настоящее ложе, правда, совсем не свадебное. Миро аккуратно положили на пиджаки. Рубина склонилась над Миро. Ранен в грудь. Хорошо, что не с той стороны, где сердце, а справа. И легкое, похоже, не задето. Это счастье, если так. А крови-то крови. Или все же задето, легкое-то?
Рубине нужно было сосредоточиться. Но сочувствующая и обсуждающая ее действия толпа очень мешала.
— Все! Отойдите на двенадцать шагов! И повернитесь ко мне спиной!
Степка! А ты быстро неси бутыль, да побольше, что с водкой, — крикнула Рубина.
Цыгане молча сделали, как она сказала. Все угрюмо молчали. Степка в мгновение ока притащил самую большую непочатую бутылку водки. И снова все стихло.