Бейбут вышел. Рубина помолилась на иконку да и начала лечить, приговаривая:
— Мать, мать, сыра земля, крой земли, вода, сочная трава, спелые хлеба, вольные ветры помогут тебе. Спи, спи, спи…
Миро всхрапнул, будто конь. Рубина замолчала, улыбнулась довольно и продолжила.
— Как просыпается красно солнышко, как наливается трава-лебедушка — так вернутся к тебе и жизнь, и силушка… Спи, сынок, спи, сынок, выздоравливай… Спи, сынок, выздоравливай…
После этого вышла из трейлера, пошла в лес, в глухое место, от хвори приваженной чиститься. Отдыхать, сил набираться.
А Бейбуту велела, чтоб сидел у постели сына.
Миро очнулся. Было хорошо, тепло и спокойно, боль в груди утихла. Увидел отца, сидящего рядом. Тот дремал тихонько.
— Отец, отец… — позвал. — Дай воды, пожалуйста…
Бейбут напоил сына из стакана успокаивающим отваром, оставленным Рубиной. Миро улыбнулся:
— Ну что, папа, как дела у вас? А Бейбут тут же нахмурился:
— Я выполню свой отцовский долг! Я его своими руками убью!
— Кого?
— Гаджо этого! Максима!
— Не надо, отец…
— Нет надо, надо! — Бейбут, горячая кровь, совсем забыл, что рядом с больным сидит. — И пусть потом меня посадят в тюрьму! Но я отомщу. Я отомщу…
— Ты не должен его убивать…
— Почему, сынок?
— Не он это стрелял, понимаешь? Не он…
— Ты бредишь, Миро. Как это не он? Его взяли с оружием!
Миро хотел ответить, но не смог. Накатила слабость. Дыхание в груди перехватило.
— Я знаком с Максимом. Он нормальный парень. Не способен он на убийство…
— Эх, Миро, Миро, ты честный, благородный. По себе всех меряешь… А я знаю одно: за то, что он сделал, нужно мстить.
— Нет, папа, не в этом дело! В меня же стреляли, а не в тебя!
— Так ты что видел, кто это был.
— Нет, конечно. Видел бы — сказал. Но я чувствую, что это не он.
Понимаешь, не его тень мелькнула!
Форс принялся за дело Максима Орлова всерьез. Взявшись за него, он не имел права на ошибку. Кто же поверит в его волшебную формулу: "Это я вам как юрист говорю", если он сейчас окажется не на высоте.
И чем больше он узнавал о деле, тем более безнадежным оно ему казалось.
Все, что говорит Максим, — детский лепет. Никто ему не поверит. Такие покушения бывают только в одном случае. Когда человек не контролирует себя, не может сдержаться.
Состояние аффекта.
Так это называется.
Но никакой другой правдоподобной версии, в которую поверил бы суд, здесь не придумаешь.
С этим Форс и пришел на свидание к Максиму. В его камеру.
— Итак, Максим, давай поговорим с тобой спокойно и откровенно, как адвокат с подзащитным.
Максим не ожидал этого визита. И даже не знал, радоваться ему или огорчаться. Но решил, что и то, и другое еще успеется. А пока нужно просто поговорить с этим вертким, непростым человеком:
— Леонид Вячеславович, у меня нет денег на такого дорогого адвоката, как вы.
— Не стоит беспокоиться, Максим, мир не без добрых людей.
— Да? И как же зовут этих людей?
— Тебе всех называть?
— Всех!
— Ну один добрый человек — это Николай Андреевич Астахов. Он взял все расходы на себя…
— То есть он верит в мою невиновность?
— Вряд ли… А впрочем, кто знает. Слишком история запутанная… Но твой бывший шеф считает, что у тебя должен быть шанс на честную защиту.
Максим крепко задумался. О любую другую фамилию он бы сейчас споткнулся, но не об эту. Старшему Астахову можно верить.
— А второй добрый человек — это Леонид Вячеславович Форс. Мои финансовые запросы в данном случае будут минимальными. Так что твой шанс на честную защиту — это я. И никто больше. Поэтому давай-ка, рассказывай, как все было.
Максим начал нудно пересказывать уже не единожды говоренное. Но Форс сразу же его остановил, причем сделал это даже жестче, чем следователь:
— Все, хватит! Сидел в кустиках, чтобы посмотреть, как твою возлюбленную сватают… Потом услышал выстрел, но побежал не к возлюбленной, которую могли ранить, а на звук выстрела… Увидел ружье на земле… Поднял его… С ним и стоял, смирно ожидая, пока тебя схватят цыгане. Да?
— Да, — угрюмо ответил Максим; он совсем иначе представлял себе общение со своим защитником.
— И ты хочешь, чтобы суд поверил во всю эту белиберду?
— Я понимаю, что это глупо звучит… Но… это так и было.
Форс вздохнул глубоко и безнадежно.
— Ладно, Максим. Не будем зря тратить время и силы… Ты же, елки-палки, гомо сапиенс. Человек вполне разумный. Давай попробуем мыслить рационально…
— Давайте…
— С этой версией, что я сейчас услышал… точнее, рассказал, твою невиновность доказать невозможно. Значит, что…
Максим промолчал.
— Я говорю, что? Нужно срочно придумать другую!
— Какую другую?
— Ну… Например, договориться и убедительно рассказать, что ты следил за женихом и невестой, где-то в цыганских закромах нашел цыганское же ружье.
И выстрелил в состоянии аффекта.
— Я не стрелял! — упрямо повторил Максим.
Форс с трудом удержался, чтобы не обозвать своего подзащитного не вполне корректными словами, вроде "тупой баран". И продолжил разъяснения:
— Аффект объясним: у тебя увели любимую девушку… Поскольку Миро остался жив, срок будет минимальным. А уж я постараюсь сделать его еще и условным… Это трудно, конечно, но…
— Нет! Я в Миро не стрелял, и я расскажу все, как было.
— Не будь дураком, парень! — Форс выбрал самое мягкое из всех возможных в данном случае ругательств. — Тебе что, хочется сесть в тюрьму?
— Не хочется. Просто все дело в том, что я не стрелял.
Ну как тут будешь спорить с сыном?
Адвокат нашелся! Максима защищает!
Бейбут начал злиться. И тут же вспомнил все рубинины наставления. Да и сам догадался, что нельзя нервировать больного. Но как тут с ним разговаривать. Так ведь и свое сердце сорвать недолго.
Возникшее затруднение разрешилось само собой. В дверь постучали. И Бейбут впустил в дом первого посетителя для целебного общения с больным.
Пришел Степка.
— Бейбут, я к Миро. Можно?
— Проходи, Степ. Наш Миро уже так окреп, что о суде рассуждает и даже гаджо защищает.
Степан рассмеялся, приняв все это за шутку.
— Э-э-э, Миро! Гаджо и без нас защищать будут… Ты сам-то побыстрее выздоравливай!
— Я постараюсь… А как там Торнадо?
— Ничего, ничего! Я сам за ним ухаживаю, как за родным братом!
— Это как?
Степан смутился. Но чуть и ненадолго:
— Ну, кормлю, пою. К дереву крепко привязал.
— Да, Степан, — рассмеялся Миро, негромко, чтобы боль в груди не потревожить. — Не хотел бы я быть твоим родным братом.
И слова эти, обидные в другой ситуации, сейчас прозвучали беззлобно, по-доброму.
— Хорошо, Миро, шутишь. Значит, уже совсем здоровый. Скоро бегать будешь.
— А что в театре? Как репетиции?
— Миро, ну какие репетиции? Все остановилось…
— Отец, ну как же так? На что табор жить будет?
— Не того коня хлещешь, сынок. Сам раненый валяешься, людей всех переполошил. А я виноват…
— Но ты же сам говорил: сначала надо думать о людях, а потом о себе.
— Да ты прав, сын… — сказал Бейбут уже серьезно. — Вот что, Степка!
Иди и предай всем, мы возобновляем наши репетиции.
— Ладно, ладно, я пошел… Давай, Миро! Пока!
А Миро опять заснул, как только за Степаном дверь закрылась. Лицо его было спокойное, как у ребенка.
Права Рубина: хорошее общение — самое целебное лекарство.
В другой раз Миро проснулся оттого, что кто-то гладил его по небритой щеке.
— Кармелита… — сказал он, прежде чем глаза открыть.
Люцита отдернула руку.
— Прости, что помешала тебе досмотреть твой сон. Хотела уйти.
— Люцита, постой!
— Зачем? Чтобы ты снова мучил меня, вспоминая ее.
Миро огляделся, никого, кроме их двоих, в трейлере не было. Бейбут, наверно, покурить вышел.
— Послушай, Люцита, давай не будем ссориться. Девушка опять села перед ним.
— Вообще-то, я пришла узнать, как ты себя чувствуешь?
— А как, ты думаешь, я могу себя чувствовать, если Ты так изводишься?
— Значит, ты хоть иногда думаешь обо мне?
— Конечно, мы же с тобой не чужие люди. В одном таборе живем.
— А Кармелита, стало быть, все же ближе. Если Она тебе снится, хоть и не живёт с тобой в одном таборе. Почему так происходит, Миро?
— Люцита, пожалуйста, не начинай все с начала.
— Да нет. Я просто хочу понять, почему ты выбрал ее. Ее, которую не видел много лет, которую совсем не знаешь. Почему не меня, с которой всю жизнь прожил бок о бок.
— Может быть, именно поэтому.
— Почему?
— Потому что слишком хорошо тебя знаю.
В глазах у Люциты мелькнула дикая искорка. Казалось, окажись сию секунду под рукой кирпич, голову размозжила бы, не думая.
Но кирпича под рукой не оказалось, и Люцита просто вышла из трейлера, громко хлопнув дверью.
"Бедный папин трейлер! — подумал Миро. — Надолго ли его хватит, наши хлопанья терпеть?"
Глава 22
Новый день принес Бочарникову свежие новости. Во-первых, удалось прочитать имя, выгравированное на ружье и тщательно кем-то зацарапанное.
Мирчу. Хорошее имя, симпатичное. Вполне цыганское.
Андрей Александрович тут же позвонил в паспортный стол — попросил девочек проверить (им же не трудно), нету ли в Зубчановке цыгана по имени Мирчу. Или кого-нибудь с отчеством Мирчуевич. Потом позвонил в ЗАГС, попросил девочек посмотреть (им ведь тоже это не так тяжело), после того как цыгане осели в Зубчановке, не умирал ли кто с именем Мирчу или отчеством Мирчуевич.
Потом перезвонил еще раз и уточнил насчет отчества: Мирчуевич или Мирчуевна! А то девочки исполнительные — они ведь в точности сделают то, что скажут. Будут искать исключительно Мирчуевича. А шаг в сторону Мирчуевны — ни-ни!
Вторая бумага была менее полезной — сообщалось, что согласно данным баллистической экспертизы, ружье чистое, никаких преступлений на нем не висит. Ну что ж, и на том спасибо, как говорится, отрицательный ответ — тоже ответ.