Часть первая — разговор с Кармелитой.
Часть вторая — с Баро.
"На ловца и зверь бежит", — подумал Форс, увидев Кармелиту в гостиной Зарецкого.
— Здравствуй, Кармелита, я как раз хотел с тобой поговорить.
— Здесь?
— Нет. Ты знаешь, разговор конфиденциальный. А в большой гостиной — всегда большие уши.
— Хорошо, пойдемте в мою комнату, — предложила Кармелита тоном заговорщика.
И Форс понял, что начало разговора он выбрал верное.
Кармелита плотно закрыла дверь и шепотом спросила.
— Вы видели Максима?
— Да, я с ним все время вижусь.
— Как он?
— К сожалению, ничего утешительного сказать не могу..
— Почему?
— Все улики против него.
— А он не виновен. Теперь я точно знаю. Он невиновен, — твердо сказала Кармелита.
— Откуда ты знаешь? — казалось, Форс принял стойку ищейки. — У тебя есть доказательства?
Кармелита сникла. Что она может сказать? Что в невиновности Максима ее убедили его глаза и признание в любви? Или что у отца есть свидетель защиты, которым он ее шантажирует?..
— Нет… Доказательств у меня нет. Но я так чувствую!
Форс сменил стойку ищейки на расслабленность персидского кота.
— Чувства, Кармелитушка, это не доказательства. Знаешь, прежде чем встретиться с твоим отцом, я решил поговорить с тобой. Скажи, ты хочешь помочь Максиму?
— Конечно же хочу. Только как?
— Я собираюсь строить защиту на том, что он находился в состоянии аффекта.
— А Максим? — с тревогой спросила Кармелита.
— Максим упирается, не хочет признать, что он стрелял.
Кармелита вздохнула с облегчением. Форс зло на нее посмотрел.
— Мне трудно понять, почему ты так радуешься его упрямству. Вместо того, чтобы получить минимальный срок, он может загреметь на полную катушку.
— А я что могу сделать?
— Поговорить с ним, убедить его признаться, что он стрелял. Тогда я спишу все на состояние аффекта. Но он же не хочет идти на это. Из-за тебя, между прочим!
— Из-за меня?
— Вот именно! В благородство играет. Боится плохо выглядеть в твоих глазах. Но ведь ты же его… Ты же к нему хорошо относишься. Ты должна переубедить его.
— Нет, я не буду заставлять Максима лгать! Потому что он невиновен!
— Но это единственный выход! Как вы оба не можете этого понять?!
Как трудно делать выбор. А может быть, действительно убедить Максима пойти на ложь в надежде получить маленький срок. Но ведь он невиновен, совсем невиновен, и тому есть свидетели. Как все запутано!
— Леонид Вячеславович, я очень хочу помочь Максиму! Очень! Но я не хочу заставлять его лгать.
— Деточка, — тоном педагога сказал Форс. — Это плоское и мелкое чистоплюйство. А в жизни иногда ложь — единственный способ добиться цели. Ты это поймешь, но позже, когда будет уже поздно…
Глава 26
Земфира крепко разозлилась на Баро. Настолько, что бросила работу по дому и уехала в табор. До чего же он дошел — ее сильный и умный Рамир. Мало того, что решил сподличать, так еще и рассказал об этом ей. Ну конечно, самому-то на сердце трудно держать такое…
В таборе Земфира первым делом пошла в свою палатку — давно дочку не видела.
— Мамочка! — бросилась ей навстречу Люцита. — Я так соскучилась по тебе!
— Здравствуй, здравствуй, доченька…
— Совсем про меня забыла.
— Что ты, дочка. Все время помню.
— Ага. Приходишь только, когда что-то происходит. Что на этот раз?
— Так, ничего, — Земфира постаралась уйти от вопроса.
— Нет, говори. Что не так? Говори.
— Понимаешь, там у Баро неприятности. И у Кармелиты горе, — неосторожно сказала мать.
Лицо Люциты окаменело, она отстранилась от матери.
— Ах, вот как. Получается, Кармелита у меня не только Миро отняла, но и родную мать… — с горечью выговорила Люцита.
— Не правда. Ты — моя дочь и навсегда ею останешься. Но Кармелите сейчас очень тяжело. Ей нужна поддержка.
— Конечно. У Кармелиты горе. Кармелите тяжело. Кармелите нужна поддержка. А где Люцита, мам? Где? У меня, значит, счастье, мне легко. И поддержка мне не нужна. А Миро сейчас вообще лучше всех. Он еле выжил. А где его дорогая невеста? Почему не она днем и ночью у его постели?
— Даже если она не рядом с Миро, она все равно за него переживает…
— Да, сидит у себя в Зубчановке, во дворце, льет крокодиловы слезы. Нет чтобы, здесь, в таборе, около раненого. И ведь все равно он по ней сохнет…
Люцита скривила лицо, как обычно бывает перед большими слезами.
Но сдержалась, не заплакала, обняла мать., - Мама, не обижайся на меня, просто я плачу, потому что мне обидно, ты совсем про меня забыла. И из-за Миро тоже, ну ты понимаешь.
Земфира погладила ее волосы.
— Я не забыла тебя, доченька. Я пришла к тебе с новостью…
— С какой?
И тут Земфира вспомнила, как Баро просил ее молчать насчет свидетеля.
Что же делать: сказать об этом Люците или нет?..
Эта девчонка поддерживает Максима в его глупом упрямстве. Ну что ж, тем хуже для них! Форс вошел в кабинет Баро, уже хорошо зная, что будет говорить и как представит ему всю ситуацию.
— Ну как дела с Орловым, Леонид?
— Баро! Для вас все отлично.
— Ну расскажи. Я так отвык от хороших новостей, что просто жажду послушать, что же там — "отлично"?
— Парень идет в несознанку. Поэтому ему вполне могут дать лет десять.
— Постой, — удивился Зарецкий. — Я думал — ты адвокат. И в твоих интересах защищать своего клиента.
— Так я ведь, Баро, и о ваших интересах не забываю.
"Да, — подумалось Зарецкому, — Хорошие же люди меня окружают. Один видел, что стрелял совсем не тот, кого он обвинил, причем сделал это для меня. Второй защищает парня так, чтобы ему дали побольше. Славная компания!"
— Да, Форс. Если что, я теперь десять раз подумаю, прежде чем нанимать тебя своим адвокатом на суде.
— Уверяю вас, — рассмеялся юрист. — Если я буду представлять ваши интересы — до суда дело не дойдет.
— Скажи, Форс, а если найдется свидетель, который сможет предоставить алиби Орлову, чем все закончится?
Форс насторожился.
— Ну есть разные сопутствующие факторы…
— А скорее всего, что будет?
— Скорее всего, парня отпустят, а дело отправят на доследование.
— Что, совсем отпустят?
— Под подписку о невыезде. Орлов был на месте преступления и, вполне возможно, является соучастником… А у вас что, есть такой свидетель?
— Нет, — ответил Баро не раздумывая. — Так, просто спросил. Считай, что этого разговора не было.
Земфира твердо решила не нарушать слово, данное Зарецкому, но Люцита так жалобно на нее смотрела… И материнское сердце не выдержало.
— Знаешь, дочка, очень может быть, что Кармелита все же вернется к своему Максиму.
— Как это? Ведь он же в тюрьме.
— Пока в тюрьме. Но… Послушай, дочь, поклянись памятью умершего папы, что ты никому не расскажешь.
— Клянусь, — сходу сказала Люцита.
— Так вот, у Баро есть свидетель, который может подтвердить невиновность Максима.
Но Люцита отреагировала совсем не так, как ждала Земфира. Она почему-то испугалась:
— Кто-то видел, как стреляли в Миро? — Да.
— Кто?!
— Не знаю. Баро не говорит кто. Ну а ты-то что так волнуешься?
— Мама, неужели ты не понимаешь. Если решат, что гаджо невиновен, то следователь опять начнет приставать со своими дурацкими вопросами… Насчет нашего ружья.
Тут уж Земфира переполошилась:
— Какой следователь? Он что, уже разведал, что это наше ружье?
— Так ты ничего не знаешь?
— Нет.
И Люцита поведала матери о том, как приезжал следователь Бочарников, о том, что спрашивал.
— И что с того, что ружье наше? — сказала Земфира. — Его кто угодно мог взять. Ведь так?
— Да, конечно…
— Хотя, как ни крути, неприятно все это. Из нашего ружья — и в Миро.
Ведь это же подарок самого Бейбута. Получается, что из отцовского подарка могли застрелить сына…
Земфира опять надолго задумалась.
— Мама, мам! — окликнула ее Люцита. — Так что же насчет этого свидетеля.
— Да все то же, дочка. Сама додумай. Максима выпустят из тюрьмы.
Кармелита опять беситься начнет, того гляди, от свадьбы откажется. И Миро будет свободен.
— Знаю я эту Кармелиту, она снова и Миро, и своему гаджо будет голову морочить.
— Зря ты о ней так. Она сама страшно от всего этого мучается.
— А я тут, мама, жизни радуюсь!
— Успокойся, Люцита. Я в том доме живу. Я вижу, как ей больно. Она не сможет правду скрывать, сама Миро обо всем расскажет. Если уже не рассказала.
Сразу же от Зарецкого Форс, посмеиваясь своему цинизму, поехал к Астахову. По дороге оценивал ситуацию, раскладывал мысленные пасьянсы.
Интересно, что это у Баро за история со свидетелем. В самом деле есть такой.
Или так — пустые слова. А может быть, Зарецкий просто зачем-то прощупывает своего верного (или неверного) Форса.
Дорога пролетела незаметно. Вот и кабинет Астахова.
— Здравствуйте, Николай Андреевич.
— Привет, Леонид, проходи. Был тут на выставке твоей дочери.
— Я тоже имел удовольствие посетить. Ну и как? Только откровенно, без экивоков.
— Ну… В целом, так — неплохо…
— А по-моему, — прервал его Форс. — Ужасно!
— Ну, почему, смело, смело…
— Что именно?
— Хотя бы то, что она решилась открыть эту выставку.
Форс улыбнулся, оценивая дипломатические способности своего шефа, заказчика и коллеги в одном лице.
— Эх, Николай Андреич, так ведь и в этом ее заслуги нет. Это все ваш Антон организовал.
Тут уж Астахов улыбнулся. Не так уж часто хвалят его сына. Хотя, честно говоря, в последнее время все чаще. Впрочем, хватит почивать на отцовских лаврах.
— Ладно, давай к делу. Что с Максимом?
— Ничего нового… Ему светит большой срок. Но он упорствует и ни в чем не признается.