— Нет. Я черный люблю.
— Ой, да. Точно-точно, я помню. Извините…
Астахов кивнул головой, мол, какие пустяки. Но Олеся все не уходила:
— Николай Андреевич…
А тот как раз отхлебнул глоточек обжигающего напитка. Оттого и ответить нормально не смог: — У?..
— Я… я потом за чашкой зайду, — Олеся направилась к выходу.
Но Астахов уже проглотил, ошпарив глотку, кофе. И окликнул ее:
— Олеся!
Девушка остановилась.
— Олеся, вы же о чем-то хотели меня спросить. Разве не так?
— Так.
— Ну так спрашивай.
Олеся замялась, не зная, как начать.
— Может, о зарплате? — спросил он так, будто прямо сейчас был готов поднять оклад, по крайней мере, вдвое.
— Нет, что вы, Николай Андреевич, вы и так мне уж столько платите. Я хотела попросить вас… по поводу Игоря. Восстановите его, пожалуйста, в прежней должности.
Нет, лучше бы Олеся попросила оклад повысить. Астахов помрачнел.
— Вы его очень… Очень любите?
Астахов посмотрел ей в глаза. Точнее — попробовал посмотреть, но Олеся отвела взгляд, по-детски уставившись в пол. Как двоечница, не выучившая урок. И вот именно эта естественная, не показная детскость умилила, да чего там — просто очаровала Николая Андреевича.
— Знаете, я вас видел вдвоем, когда вы шли по улице, в сторону ресторана. Даже немножко позавидовал Игорю, что у него есть невеста. Такая невеста.
Олеся смутилась. Как ей захотелось сейчас сказать, воскликнуть — какой ресторан, мы только до угла дошли вместе, а потом разбежались в разные стороны. И наплевать мне на этого Игоря, в отличие от вашей жены. Я с вами хочу в ресторан! И не обязательно в ресторан. Да куда угодно, но только с вами!
Но как же это все скажешь, в ее положении, когда правда и ложь, друзья и враги переплелись в один, совершенно не разрубаемый узел.
Однако Астахов по-своему понял ее молчание.
— Ладно, хорошо. Бог с ним. Зовите Игоря. Я поговорю…
— Спасибо, — только и смогла сказать Олеся.
— Постойте! — еще раз остановил девушку Астахов. — Я давно хотел тебе сказать. Давно.
— Что? — спросила она, разрумянившись.
— Я… Вы… Вы добрый человек, Олеся… Я начинаю даже быть благодарным Игорю за то, что он выбрал вас в невесты…
— Почему?
— Потому что иначе мы бы с тобой никогда не познакомились.
Узнав о сашкиной повестке, Марго срочно отпросилась из пивной. И приехала в Зубчановку, к Сашке, помочь ему собраться в суд. По дороге кой-чего прикупила, по-женски основательно и полезно, с умом. Особенно удачной покупкой ей показалась просторная (почти с мешок) котомка со множеством боковых кармашков. Маргоша под завязку набила ее всякими полезными вещами. Но потом переполошилась, а не забыла ли чего. И начала еще раз пересматривать.
— Кофту теплую положила. Белье. Зубная паста, щетка, мыло, бритва. А вот? — нашла кружок туалетной бумаги и с облегчением вздохнула.
Сашка смущенно улыбнулся:
— Маргоша, ты же знаешь, я больше газетку люблю. С детства привык.
Сначала глазками ее почитаю. Потом пошуршу — и другим место ознакомлюсь. А это вот…
— Ничего! — по-матерински, одновременно и жестко, и нежно, осекла его Маргоша. — Там приучат.
И продолжила свою инвентаризацию:
— Так, теперь продукты. Хлебушка, колбаски копчененькой, яички, огурчики. Ничего, миленький мой, не дам тебе пропасть.
В комнату вошел Халадо.
— Груша где?
Маргоша от неожиданности вся аж передернулась:
— Напугал. Черт здоровый! — Я грю, Груша где?
— Ушла. Оставила меня тут одну. К тебе за теплым свитером пошла. Вдруг там топить не будут. А стены толстые, даже летом холодно.
— Вот бабы-дуры, — сказал Сашка, жалуясь кузнецу. Я им объясняю: нас же не в тюрьму сажают, а на суд вызывают, показания давать. Но они не слушают.
Такую канитель развели…
— Угу, показания, — ни капли не обижаясь, сказала Маргоша. — Знаем мы эти ваши суды! Туда только попадись.
И Халадо тоже не стал спорить с женщинами, а молча пошел домой, за женой. Поди, знай, чем их этот суд закончится. Собрать вещи, да и еды тоже — никогда не помешает.
У Сашки же от всего сегодняшнего общения совсем другая мысль в итоге осталась. Маргоша с Грушей окончательно помирились. Еще бы — общая беда (да еще и такая) всех сплотит.
Ну вот и сбылось то, чего так ждал Игорь.
Реабилитация, полная и окончательная.
То есть, в глубине души он, конечно, понимал, что это вовсе не реабилитация. Сюда на самом деле подходило другое слово — амнистия. Только извинительная интонация, содержащаяся в этом термине, ему не нравилась. И потому он гордо повторял про себя: "Реабилитация!"
Новость эту ему сообщила "невеста" Олеся. Но он так и не понял, в каком качестве она звонила. Как горничная или как "невеста"? А от этого зависело, кто все же добился у Астахова прощения. Впрочем, какая разница, кто?
Главное, что он все-таки прощен!
Игорь быстро скинул рабочий комбинезон, быстренько принял душ, смыв с себя ненавистную рабочую грязь, и облачился в костюм с галстуком — типичный менеджер. Вот только руки выдавали. Как же быстро вся эта мазутно-маслянистая дрянь въедается в кожу, в трещинки, которые сама же и оставляет. Но ничего-ничего. Вернется на прежний пост, отпарит ладони, потрет губкой, и опять будет обнимать Тамару идеально гладкими и чистыми руками.
В мгновение ока домчался до Астаховского дома. И вот уже застыл у двери в кабинет шефа. Постучал.
— Да. Приоткрыл дверь, заглянул.
— Разрешите, Николай Андреевич.
— Заходи, садись.
Игорь вошел в кабинет и с облегчением плюхнулся в кресло для гостей.
Астахов тоже не стал тянуть кота за хвост.
— Значит так, Игорь, я решил восстановить тебя в прежней должности. Но с испытательным сроком.
— Спасибо.
— И даже зарплату тебе увеличу, со временем. Если выйдешь на хорошие показатели. Но учти, если ты примешься за старое. Ты меня знаешь…
— Ну что вы, Андрей Николаевич…
Астахов возмущенно кашлянул. Игорь сразу даже не понял, отчего. Но потом сообразил. Елки! Он же имя с отчеством перепутал. Никогда такого не было. А тут в такой момент.
— Что вы, что вы, Николай Андреевич. Я все понял.
— И еще, — глаза у Астахова подобрели. — Береги свою невесту. Может быть, это самое лучшее, что есть в твоей жизни. Вопросы есть?
И тут Игорь понял, кого он должен благодарить за свое возвращение.
Ай-да, "невестушка", ай-да, умница. Надо будет ей побольше внимания оказывать.
— Нет, что вы, Николай Андреевич, какие вопросы. Я все понял…
— Свободен, — сказал Астахов опять жестковато, как бы возмещая свою прежнюю мягкость.
Всеми силами, что у нее оставались, Кармелита противилась голосу своего сердца. Говорила самой себе: "Не нужно идти к Максиму, не нужно. Ты там уже была. Тебе нечего ему сказать!". И все же не смогла удержаться. И пошла.
(Следователь Бочарников твердо решил, что уж это точно последний на сегодня посетитель к подследственному Орлову.)
Они стояли друг перед другом и не знали, о чем говорить. Говорено много.
А то, новое, что хотелось бы сказать, для этих стен не подходит.
— Завтра суд, — тихо проговорил Максим.
— Знаю, — ответила Кармелита.
— Зачем ты пришла?
— Чтобы сказать тебе… Я буду ждать тебя, сколько бы ни пришлось…
Буду…
Максим мысленно повторил слова Палыча: "Тебе будет тридцать пять, а ей двадцать восемь. Сколько вы еще детей нарожаете!" И тут же вспомнил амулет на груди Миро. Покачал головой, как бы выбрасывая все эти мысли из головы.
— Не надо.
— Я не могу без тебя.
— Учись. У вас с Миро все будет хорошо…
— При чем здесь Миро?
— Уходи, пожалуйста.
— Ты хочешь, чтобы я ушла? — Да.
— Почему?
— Смотреть на тебя — слишком большое счастье для заключенного.
Глава 30
И вот этот день настал.
— Прошу всех встать, суд идет! — с привычной торжественностью сказал секретарь.
Все встали. Вошел судья.
— Прошу садиться. Все сели.
Форс с удовлетворением отметил, что обвинителем на суд назначен Петр Архипович Чугаев, мужик старательный, дотошный. Но, как говорится, "без полета фантазии".
Петр Архипович доложил суду и всем присутствующим об итогах следствия:
— …Установлено, что покушение на гражданина Милехина Миро Бейбутовича было совершено гражданином Орловым Максимом Сергеевичем. В результате покушения гражданин Милехин получил огнестрельное ранение в грудь, задето легкое. Совершенные Орловым противоправные действия квалифицируются как покушение на жизнь…
Сухость и строгость его слов как бы отстраняла всех от происходящего.
Казалось, что это все не здесь, не сейчас и говорится не о Максиме, сидящем тут же, в зале. Но на отдельной, мрачной скамье для обвиняемых.
Обвинитель дочитал свой текст. И судья спросил Максима:
— Гражданин Орлов! Вы признаете себя виновным в покушении на жизнь гражданина Милехина?
— Я в Миро не стрелял, — не колеблясь, ответил Максим.
И закипела работа. Для адвоката Форса да обвинителя Чугаева.
Первым, как ни странно, вызвали свидетельствовать кузнеца Халадо. Груша чуть не померла с перепугу. Ее угрюмый и неразговорчивый Халадо должен открывать самое важное и серьезное за последние лет десять дело. Вот сейчас не дай Бог опозорится. А то и вообще наговорит такого, что самого в тюрьму упекут.
Первым спрашивал Чугаев:
— Свидетель! В момент покушения на Миро Милехина вы находились неподалеку от места преступления. Что вы там делали?
— То же, что и все…
— А что все делали в доме Зарецкого?
— Известное дело: вот его дочь, — Халадо показал на Баро. — Кармелиту, сватали за Миро…
— Обвиняемый Орлов тоже сватал?
— Как это?
— Ну, принимал участие в торжестве?
— Да вы что?! Он же не цыган…