— Э-эх! Послушал я бабу — сам бабой стал… Что ж я за цыган, если своих бросил!? Не понимаешь ты ничего!
— Да, не понимаю: почему ты так расклеился?
— Я — предатель!
— Ничего подобного!
— Ты правда так думаешь?
— Стала бы я с тобой водиться, если бы считала, что ты предатель? Да и к тому же ты следствию вообще практически ничего сказать не смог. Вот и получается, что не предатель ты, а герой, за своих — горой.
Сашка приосанился и даже впервые за весь пивной разговор употребил свою любимую присказку:
— А то! Я ж тебе объяснял — мы, цыгане, друг за друга горой стоим! А за баб — горкой… — неожиданно закончил Сашка и неприлично рассмеялся.
Кармелита вышла к трибуне, стояла бледная. Все в зале невольно ею залюбовались.
— Скажите, гражданка Зарецкая, в каких отношениях вы находились с обвиняемым Орловым? — спросил Форс.
Баро вскочил и крикнул в стиле не то адвоката, не то прокурора:
— Я протестую!
У судьи с языка чуть было не слетело: протест отклоняется. Но он опомнился и сказал, как положено:
— Тишина! Тишина в зале! Гражданин Зарецкий, сядьте. Адвокат, продолжайте допрос свидетеля.
Но Баро не унимался:
— Нет! Цыганской девушке не положено задавать таких вопросов.
— Защита имеет право задавать такие вопросы. И вообще, правомерность вопросов здесь определяю я, а не вы! Сядьте. А то я буду вынужден удалить вас из зала. Продолжайте.
Баро, красный от гнева, сел на место и обжег Форса ненавидящим взглядом.
— Благодарю, ваша честь. Итак, я вынужден повторить вопрос.
— Не нужно, — гордо ответила Кармелита. — Я помню вопрос.
— С Максимом… С гражданином Орловым… Я находилась и нахожусь в дружеских отношениях.
— Хорошо, — сказал Форс. — Тогда я переформулирую вопрос. У вас были интимные отношения с обвиняемым Орловым?
— Ты что, с ума, что ли, сошел!? — вскричал Максим со скамьи подсудимых.
Баро хотел вскочить, но сидящие рядом цыгане силой его удержали.
Зарецкий яростно выругался на родном языке.
И вновь судье пришлось успокаивать зал. "Да, — подумал он. — Дорого мне обошлись хиханьки-хаханьки Сашки и Маргоши. Вон, зал до сих пор успокоиться не может".
— Успокойтесь. Обвиняемый, вам слова не давали.
— Мне повторить вопрос? — вежливо осведомился Форс.
— Нет! — тряхнула головой Кармелита. — В интимных отношениях с Орловым я не состояла!
— То есть, чувства у вас были чисто платонические. Но, возможно, он делал вам предложение руки и сердца?
— Да. Делал.
— Насколько нам всем стало известно, покушение на гражданина Милехина произошло в день вашего сватовства с пострадавшим.
— Да.
— Вы согласились выйти замуж за гражданина Милехина?
— Да.
— Означает ли это, что вы отвергли предложение гражданина Орлова?
— Да.
— Но перед этим достаточно долго дружили с ним?
— Да.
Форс повернулся лицом к судье, потом к залу.
— Надеюсь, теперь суд имеет представление, в каком состоянии находился мой подзащитный в тот день? А вот и заключение психиатрической экспертизы, оформленное согласно существующим нормам. Оно однозначно подтверждает сделанный мною вывод.
Максим и обвинитель Чугаев одновременно подумали об одном и том же: когда ж этот стервец успел заключением психиатров обзавестись. И ведь молчал до сих пор.
Нужно что-то делать, следует сбить миротворческое настроение, охватившее зал.
— В связи с новыми обстоятельствами дела прошу сделать перерыв для ознакомления с документами, — сказал Петр Архипович.
— Перерыв! — торжественно сказал судья.
Форс очень хорошо представлял, что будет дальше. Баро начнет вытряхивать из него душу за те вопросы, что он задавал. Только нужно было найти подходящее место для этой мизансцены, так чтобы все (и в первую очередь судья) видели ее. Но не слышали, о чем говорят. Стало быть, лучше всего подойдет сквер перед залом суда.
Леонид Вячеславович вышел в скверик через служебный вход.
А тут его уже ждал Рыч, сходу схвативший за грудки. Стоящий рядом Баро подошел поближе:
— Как ты посмел задавать такие вопросы моей дочери?
— Отпустите! Он же меня задушит!
— И задушит, если не ответишь!
Все, пора менять мизансцену, а то судья, который наблюдает за всем этим спектаклем в окно, еще чего доброго позовет наряд милиции.
Форс неожиданно ловко взмахнул руками, вырвавшись из объятий Рыча. На лице у цыгана охранника проявилась секундная растерянность. А адвокат сказал твердым голосом:
— Вы, господин Зарецкий, лучше спросите: почему я задавал такие вопросы?..
— Почему? — спросил барон, уже почти спокойно.
— Ну вот, Баро, другое дело. Так можно разговаривать. Так вот. Я на этом строил свою линию защиты…
— К черту, — опять вспылил Зарецкий. — К черту всю твою защиту, если она вредит репутации моей дочери!
— Баро, вы ошибаетесь. Вот как раз теперь ваша репутация… и репутация вашей дочери безупречны, как никогда. Ими, как алмазом, можно стекло резать.
— Форс, ты мне красивостей не говори! Ты по сути!..
— Я специально этого добивался. Я специально так задавал вопросы.
— Зачем?!
— Чтобы вывести из равновесия и вас, и Кармелиту!
— Какого черта?
— Чтобы вы оба были очень злые и абсолютно искренние. Вы же сами говорили, что про Кармелиту и Максима ходят сплетни. А теперь мы их пресекли. Вспомните, как гордо и убедительно Кармелита говорила: "Не было у нас никаких отношений — и точка". Вы ей поверили? Поверили! И я поверил. И весь зал тоже.
Зарецкий покачал головой — ловко все у этого Форма получается. Похоже на правду. А может, правда и есть.
— Ладно, Форс… Может, ты и прав. Может… Но все-таки я тебя прошу: держи себя в рамках.
— И вы, Баро, тоже, знаете ли, держите себя в рамках. Вместе со своим охранником. То, ЧТО я говорю, и то, ЗАЧЕМ говорю — это две совсем разные штуковины. Так что в следующий раз не спешите меня душить.
Баро и Рыч ушли.
Форс огляделся вокруг. А потом, как бы ненароком, посмотрел наверх в окно второго этажа. У окна стоял судья. Лицо его было обеспокоенное. Но Форс его успокоил, показав сжатый кулак на манер "Рот фронт". А потом устало, но мужественно улыбнулся, мол, вы же видите, работа у нас такая — противостоять этим обнаглевшим и явно темнящим, что-то скрывающим цыганам.
Глава 31
С перерыва и адвокат, и обвинитель вернулись довольные. Чугаев ознакомился с заключением психэкепертизы и нашел в ней маленький недочет, который при желании можно попытаться раскрутить до большого.
А Форс просто радовался, что пока все идет по его плану. И главное, что в этом деле он чувствовал себя совершенно спокойно, где-то даже чересчур.
Ему было абсолютно все равно, сколько лет дадут Максиму. А может, вообще помилуют, что вряд ли. Его цель в этом процессе была совершенно другая — поднять свой статус в глазах Зарецкого и Астахова. И, по возможности, опять вбить клинышек между ними. Пока что и то, и другое вполне удавалось.
Судья открыл судебное заседание, и Форс сразу же взял слово.
— Ваша честь, защита просит обратить внимание на орудие покушения.
Судья полистал дело, нашел нужную страницу, начал разглядывать снимки.
— В соответствии с материалами следствия, — продолжил Форс. — Ружье, из которого был произведен выстрел, является собственностью одной из цыганок, живущих в таборе, Земфиры Виноградовой. Обвинение утверждает, что на жизнь Милехина покушался мой подзащитный. Даже если предположить… Я повторяю, только предположить, что это так, не кажется ли суду странным, что он использовал для покушения именно цыганское ружье? Да еще и из табора, откуда родом и сам Милехин?!.. Поэтому я считаю необходимым допросить свидетеля Виноградову.
Немного волнуясь, Земфира вышла к трибуне.
— Свидетель Виноградова, — продолжил Форс. — На ружье, из которого стреляли в Миро Милехина, есть надпись по-цыгански. "От меня — немного, от Бога — больше". Скажите, вам знакомы эти слова?
— Да. Такие пожелания у нас обычно пишут на свадебных подарках.
— Защите известно, что это ваше ружье. Это правда?
— Да.
— Вам подарили его на свадьбу?
— Скорее, не мне. А моему покойному мужу.
— Документы на ружье оформлены?
— Да, все в полном порядке.
— После смерти мужа кто-нибудь стрелял из этого ружья?
— Нет.
— А где оно хранилось?
— Хранилось в кибитке, когда в пути. Или в палатке, когда стоим…
— То есть, поскольку возле Управска вы стоите уже достаточно давно, вас следует понимать так, что ружье хранилось в палатке. Где именно?
— В сундуке.
— А в таборе знали об этом ружье?
— Да кто о нем помнил? Я и сама забыла.
— Да? Это важно. Скажите, а люди вашего возраста или чуть моложе хорошо помнят вашу свадьбу с покойным мужем?
— Не знаю. Думаю, помнят. Хорошо тогда погуляли…
— Свидетель, скажите, а когда вы обнаружили пропажу?
— После покушения на Миро.
— Где вы были в момент покушения?
— В доме Баро… господина Зарецкого. Я работаю у него вместе с Грушей, помогаю по хозяйству. Очень у него дом большой.
— Отлично. Если вы в момент покушения были в этом очень большом доме, значит, вы видели ружье, из которого стреляли в Милехина?
— Да.
— Почему же вы тогда не заявили в милицию о пропаже своего ружья?
— В тот момент я не была уверена, что это мое ружье.
— Скажите, сейчас, когда вы работаете у Зарецкого, наверно, не так часто бываете у себя в таборе?
— Да.
— Но ваша дочь, Люцита, живет в таборе?
— Да.
— А на сватанье она была?
— Нет.
— Очень интересно. Ваша честь, — Форс обратился к судье. — Я считаю необходимым вызвать свидетеля Люциту Виноградову.
Люцита, выходя к трибуне, волновалась еще больше, чем мать.
— Гражданка Виноградова, вы знали о том, что в вашей палатке хранится старинное семейное ружье?