Сама говоришь, жизнь уже почти закончилась. Начинать нам с тобой что-нибудь рано. Так, может, хоть молодежь выручу. Мне любой срок не страшен. Что тут в котельной книжки читать, что там, на зоне. Старика, чай, уважат.
— Пашенька, не надо этого делать.
— Надо, Рубина, надо. И потом — я уже решил!
— Да что ж ты решил? Что решил? — Рубина начала нервничать.
И от этого стала удивительно похожа на себя ту, совсем еще молодую — глаза заискрились, щеки разрумянились.
Палыч невольно ею залюбовался.
— Дурень ты этакий! Ты же своим признанием только ухудшишь его положение. Того гляди — и срок увеличишь.
— Как это? — тут уж Палыч заволновался. — Наоборот. Его должны будут сразу же отпустить.
— Нет, Пашенька. Ошибаешься. Я вот в тюрьме посидела. Всякого наслушалась. И ты послушай. Вот смотри, Максима поймали на месте преступления, есть свидетели. Правильно?
— Ну!..
— А тут еще ты добавляешься, герой этакий. Говоришь: "Я стрелял!". А все знают, что ты лучший Максимов друг. И получается, уже не один преступника двое. Целая преступная группировка. А за это судят еще хуже.
Строже. И Максима не выручишь, и сам сядешь. Да еще и срок увеличишь.
— Ты это точно знаешь?
— Точно.
Палыч озадаченно почесал затылок:
— Вот катавасия какая, никак не выкрутишься. Тогда я просто пойду в суд и скажу, что Максим — хороший человек.
— Эх, Пашенька, это ты — хороший человек! Только никому этого говорить не нужно. И так все знают.
Глава 33
Сон подействовал на Леонида Вячеславовича весьма благотворно. Усталость и напряжение рабочего дня ушли. А солнце еще не село, и вообще все в жизни замечательно. Вариантов развития событий множество. И все они для Форса достаточно благоприятные. Надо будет только успеть, не упустить свою выгоду.
А ведь подумать только, до этого дурацкого выстрела Фортуна от него напрочь отвернулась. И Баро, и Астахов были готовы списать Форса, как старую помойную тряпку. А тут — суд. И снова он всем нужен.
Да еще и подфартило сегодня. По окончании судебного заседания Форс стал свидетелем фактически драки между гражданкой Виноградовой и гражданкой Зарецкой. Разняли этих молодых особ родители, соответственно, отец — Баро и мать — Земфира. И потащили своих нашкодивших деток куда-то в сторону. Форс нутром чувствовал, что именно в таких ситуациях, на взводе, на нерве проговаривают самые страшные секреты. Оставалось только выбрать, за кем пойти. Решил все же, что вес Зарецкого побольше — за ним и нужно следовать.
Баро увел дочку в сторону закоулка, в тупик за зданием суда.
Отлично! Форс хорошо знал это место. В тот закоулок раньше выходил служебный подъезд. Но потом дверь заколотили. И если встать за ней, то будет слышно все, о чем говорят.
Баро на чем свет стоит ругал дочку. И она огрызалась довольно-таки нагло. А когда Кармелита крикнула: "Ты же знаешь, что стрелял не он!!!", Форс от неожиданности переступил ногами по-лошадиному.
Дощатый пол под ним хрустнул. За дверью замолчали. "Влип!" — подумал Форс. Но нет, пронесло. Разговор продолжился.
То-то! Получается, не зря Баро спрашивал как-то, а что будет, если свидетель найдется. Леонид Вячеславович тогда подумал, что его на вшивость проверяют. А Зарецкий, оказывается, это всерьез говорил.
Стопроцентный свидетель в пользу Максима, имеющийся в запасе у Зарецкого! Отличный фактик. Просто отличный! Надо подбросить его Астахову, в топку его недоверия к цыганам. Вот-те, пожалте, какое коварство! Знают, что Максим невинен, как святой мученик, однако же, хотят сгноить его в тюрьме.
Великолепный клинышек между Астаховым и Зарецким!
Надо только Астахову этот факт преподнести повыгодней.
Поярче!
В путь! Какая там погода на улице. Выглянул в окно — солнышко. Ой, а кто это по улице чешет, в машину садится… Никак Света с Кармелитой куда-то направились. Интересно, что ж у них за дела такие имеются, пока их приятель баланду полной ложкой хлебает?..
Тройственную встречу назначили в пиццерии "Неаполитано". Антон не просто удивился этому приглашению, он был поражен. Светка одумалась, поняла, какого принца потеряла! Вот только зачем она Кармелиту тащит? Ну не может Антон с ней нормально разговаривать. О жизни или о деле. Хочется только о теле. Ну да ладно. Посмотрим, чего они там припасли.
Встретил (улыбка, радушие) где-то на уровне "три звездочки".
— О, какая приятная неожиданность! Проходите, проходите, сударыни. Что такие зверские лица у представителей нацменьшинств? Надеюсь, бить не будете?
— Антон, прекрати, пожалуйста, паясничать. Мы пришли по серьезному делу.
— Ах, по делу. А я думал, повеселимся.
И вдруг обе замолчали. Света с Кармелитой все продумали. Не договорились только об одном, самом важном: кто и как будет излагать суть непростого дела.
Но поскольку Кармелита никак не могла себя заставить говорить с этим хлыщом, Света взяла инициативу на себя.
— Антон, ты должен нам помочь! — Чем?
— Ты единственный, кто может спасти Максима!
— Вот так, да?
Антон немного растерялся.
Он знал, что Максима судят. И, честно говоря, никак не мог разобраться в своих чувствах. Иногда ему было приятно увидеть противника, поверженного окончательно, абсолютно проигравшего в споре за Астаховскую симпатию.
А потом вдруг вспоминались дни их дружбы. Как Максим всегда выручал из любых передряг. И как он, Антон, его подставил. Тогда сразу становилось жалко это неудачника. Хотелось проявить благородство, отплатить за все его услуги — и красиво, под всеобщие аплодисменты, вытащить из этой передряги. А потом сказать: "Прощай, лузер! Я тебе ничего не должен!".
Да, пожалуй, это было бы красиво. Так что тут Светка лопочет?..
— …В общем, Антон, ты не сердись на меня, что я в прошлый раз тебя обидела, так сказала. Ну грубовато… Но сейчас ты просто должен помочь Максиму. Это твой последний шанс. Если ты этого не сделаешь, ты себе этого никогда в жизни не простишь. Понимаешь?
Антон ухмыльнулся:
— Классно получается, девчонки. По-вашему выходит, я должен взять вину на себя? И пойти за решетку вместо Максима, да?
Кармелита громко хмыкнула. А Света перевела этот звук на человеческий язык.
— Нет, Антон, такого благородства от тебя никто не требует. Нет, все гораздо проще. Ты должен сказать в суде, что в момент выстрела находился недалеко от дома Зарецкого и видел, что Максим не стрелял.
Антон задумался.
— Хорошо, а кто же тогда стрелял?
— А ты не видел. Ты видел главное, что у Максима ружья не было. И что он подбежал к нему только тогда, когда уже прозвучал выстрел.
— А Максим меня видел? — Нет!
— Нет! Я этого говорить не буду! Вся ваша история дурацкая. И никто не поверит.
— Почему она дурацкая? — обиделась Света.
— Объясняю. По вашей версии, мы все, всем Управском, ненавязчиво так, гуляли около дома Кармелиты — это же бред. Что я там делал? Сидел в кустах, прятался от Максима, да? Что молчите?
Девчонки и вправду молчали.
— Да судья меня утопит в разных вопросах! Зачем я туда пошел? Почему меня не видел Максим? Почему я так удачно видел Максима, но не видел того, кто стрелял? И так далее, и так далее…
— Хорошо, Антон, а что ты предлагаешь?
— А я предлагаю сказать, что мы с Максимом были вместе!!!
— Ты думаешь, это что-то меняет?
— Уверен!
— Давай тогда проведем эксперимент. Итак, я судья и одновременно обвинитель. А ты — свидетель.
— А поехали, — азартно сказал Антон. Игры, эксперименты — это по его части.
Астахов был угрюм.
— Ну что, Форс, ты, конечно, работаешь по-честному. Хорошо отбиваешься.
Но, по-моему, наши дела как-то не очень.
— Да, Николай Андреевич, не очень. Я бы сказал: очень даже не очень!
Если бы приговор вынесли сегодня, Максим получил бы по полной программе.
— Неужели ничего нельзя сделать? Ведь видно же, что он не виноват.
— Это только вам видно. А больше никому. Все против него: взяли с поличным, и мотив налицо — ревность.
— А не слишком ли ты беспристрастен и спокоен, для адвоката? А?
Форс изобразил на лице обиду, вызванную ущемлением профессиональной гордости:
— Вы хотите, чтобы я рыдал от горя? И рвал на себе волосы. Я не барышня из заведения, а профессионал, и перечисляю вам факты, которые нужно знать. И на которые необходимо опираться.
— Ладно, ладно, не кипятись. Но согласись, Леонид, просто сидеть и ждать у моря погоды, тоже как-то… — Астахов неопределенно повертел рукой.
— А я и не сижу, Николай Андреевич. Я рыбку ловлю в мутной судебной водичке. И сегодня, между прочим, очень крупную, ну не то, чтобы поймал… но место ее рыбное приметил.
— Так, так. Выкладывай.
— Правда, я вам всегда говорил, что Зарецкий — коварный тип и верить ему нельзя.
— Говорил. И что?
— А вот что: есть у него, оказывается, свидетель, который видел, что Максим не стрелял.
Астахову понадобилась минутка-другая, чтобы переварить услышанное.
— Понятно… А Баро все это время свидетеля придерживает, как туза козырного. Как ты думаешь, зачем?
Форс не думал, Форс точно знал зачем, но Астахову говорить не стал.
Правда — дорогой товар. Глупо торговать ею оптом. Только малыми крупицами.
— Трудно сказать, что у него на уме. Может, шантажирует кого. А может, чего-то выжидает. А может, просто хочет засадить Максима, чтобы тот за его Кармелитой не волочился…
— Обидно. Близок локоток, да не укусишь. Что же делать?
— Не знаю, нужно думать. Я тут забрасывал разные сети, чтоб найти этого человечка, — прихвастнул, приврав, Форс. — Но все пусто. Не получилось.
Зарецкий хорошо его прячет.
— Ну, наверно, можно что-нибудь сделать: попросить, заставить?
— Интересно, как можно заставить цыганского барона? Опять бульдозер на кладбище пригнать?