Светке — не звонить. Понял?
— Да. Леонид Вячеславович, а что же мне делать?
— Ничего! Выпить сейчас стакан минералки. А потом валить домой, чтоб хорошо выспаться. И быть хорошим помощником для Папы Карло Астахова.
Деревянный ты мой мальчик. Будет звонить Светка — не отвечай. И главное — чтоб в суде я тебя не видел! Все, именем Тарабарского короля: приговор окончательный, обжалованию не подлежит! Гудбай!
Глава 34
И снова судебное заседание. Как же быстро ко всему привыкаешь.
Признаться, уже весь зал чувствовал себя профессионалом в этом деле.
Вошел секретарь, объяснил, что нужно встать, потому что суд идет. Потом пришел судья. Открыл заседание. Спросил, какие свидетели имеются у защиты.
Форс заявил двух:
Пименова Павла Павловича и Астахова…
Тут Кармелита и Света радостно переглянулись.
…Николая Андреевича.
Свете захотелось закричать: "Папа, ты ошибся! Астахова Антона Николаевича".
Но, посмотрев на отца, Света поняла, что он не ошибся. И все идет по плану. Только по его плану, а не по тому, что придумали они с Кармелитой.
— Где Антон? — зло спросила Кармелита.
— Не знаю, но он обещал прийти.
— Он нас обманул!
— Кармелита, но, может быть, Антон еще придет… Давай подождем!
— А с отцом ты на эту тему разговаривала?
— Нет. Он дома вообще никогда о работе не говорит. Но я договорилась об их встрече с Антоном.
— Антону звонила?
— У него телефон отключен. Я думала — на суд настраивается.
— Ясно. Все. Теперь Максиму точно конец!
Как Кармелита ни сдерживала себя, но из глаз выкатилось по слезинке.
А Форс реализовывал свой план на сегодня.
— Первым свидетелем защита вызывает Пименова Павла Павловича.
Палыч вышел к трибуне, оглядел ее деловито, подумал, что подправить бы неплохо, а то вот направо покосилась. А, ну правильно, там же шуруп вылетел!
Сюда б отверточку.
Но Форс прервал его конструктивные мысли.
— Гражданин Пименов, вы сами заявили себя в качестве свидетеля, поэтому я предоставляю вам слово.
— Ну… Я хочу сказать… да… я хочу выступить в защиту Орлова.
— Что именно вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что Максимка… гражданин Орлов, не виновен.
— Протестую! — вскочил Чугаев.
— Принято, — сказал судья. — Свидетель, это голословное заявление.
Приведите какие-нибудь факты…
— Есть у меня и факты, и аргументы тоже. Во-первых, Максим пацифист…
— Палыч, не ругайся, — крикнул кто-то из зала. Люди засмеялись. Судья призвал всех к порядку.
Все прислушались. Порядок восстановился.
— Да-да, и ничего смеяться. Помню, Максим мне говорил о полнейшем, так сказать, неприятии к оружию. Фактически, абсолютному. Я ему как-то говорю: что ж ты ночью через весь город один идешь. Хоть бы трубу железную взял. У меня там, в котельной, обрезков этих… А он пацифист. И, стало быть, вообще не имеет права браться за оружие.
Чугаев выслушал все это с улыбкой:
— Пал Палыч, Максим Орлов пойман с поличным. Это, извините, факт. Есть свидетели. И если вам больше нечего сказать, то…
— Как нечего. Мне есть, чего сказать. Дело в том, что Максим… Он не способен ни на какую агрессию вообще, в принципе.
Судья вмешался в разговор:
— Павел Павлович, ваши слова ничем не подкреплены. Понимаете?
Припомните, что вы можете сказать о том дне, когда произошло покушение на жизнь гражданина Милехина.
— Да ничего не могу сказать… Кроме того, что в гостинице трубу прорвало.
— Тогда зачем вы пришли сюда? В суд?
— Как зачем? Чтобы сказать, что Максим невиновен.
— Павел Павлович, вашей веры в невиновность гражданина Орлова недостаточно. Понимаете, нужны факты…
— Да я понимаю. Но поймите и вы меня. Ведь беда грозит хорошему человеку.
И так Палыч искренне это сказал, что все притихли. И даже Чугаев задумался. О деде своем, которого в 39-м совершенно зря шлепнули. То есть по бумажке, присланной домой, он, конечно, умер от воспаления легких в 43-м. Но на самом деле — шлепнули в 39-м. Петр Архипович в архивах узнавал…
— Эх, Павел Павлович, — сказал в сердцах судья. — Если бы заранее знать, кто хороший, а кто плохой…
— Ну почему ж заранее. Я с ним столько лет знаком. Уверен: его кто-то подставил. Хороший парень, а гибнет ни за что. За то, чего он не делал.
Точно говорю: Максим не стрелял. Ни в кого и никогда! Вы в глаза его посмотрите. А-а-а… — Палыч бессильно махнул рукой.
— Спасибо, Павел Павлович. Если вам больше нечего сказать, то садитесь на свое место.
Астахов, сидевший в зале, высоко оценил работу Форса, его ход с Палычем.
Казалось бы, совершенно пустой бессмысленный свидетель. Но, с другой стороны, именно такой смешной, нелепый, но безумно трогательный старик очень помог, задал в зале правильную атмосферу — хорошую, искреннюю.
А вот и самого Астахова позвали свидетельствовать. Он вышел и заговорил, спокойно, деловито:
— Гражданина Орлова я знаю с наилучшей стороны. Это серьезный, ответственный молодой человек. На него всегда можно положиться.
Форс решил подправить речь своего заказчика, направить ее в нужное русло:
— Скажите, Николай Андреевич, давно ли вы знаете Максима Орлова?
— Давно.
— Вы когда-нибудь замечали, чтобы он с кем-нибудь скандалил, конфликтовал?
— Никогда! Это открытый и безобидный человек.
— Скажите, это правда, что несколько недель назад ваш сотрудник Орлов был какое-то время на больничном?
— Да.
— По какой причине?
— Его ранили.
— Производственная авария?
— Нет. Кто-то ударил его ножом.
— Наверно, Орлов тяжело перенес это нападение, боялся ходить по городу?
— Нет. Максим вел себя очень мужественно. Он голой рукой вырвал у нападавшего один из ножей. Но, к сожалению, у того оказался и второй, которым и было нанесено опасное ранение.
— А кто доставил Орлова в больницу?
— Насколько я знаю, Палыч, его друг, который только что передо мной выступал.
— У нас в городе не так часто случаются подобные нападения. Почему же столь дерзкое нападение не привело к судебному процессу?
— Ну об этом лучше спросить у следователя. Но, насколько я знаю, Максим сказал, что прощает нападавшего, кто бы это ни был, и не хочет длить ссору…
В зале ахнули. А Рыч, сидевший в самом центре, рядом с Баро крепко сжал кулаки и опустил глаза.
Форс недоуменно развел руки, сотворил удивленную рожицу:
— Ничего себе… Неожиданное решение. То есть, как я понимаю, чувство мести для Орлова несвойственно?
— Нет. Абсолютно.
— Благодарю вас, господин Астахов. Свидетель ваш, господин Чугуев.
Обвинитель встал, размял затекшие от долгого сидения ноги. И резко спросил:
— Гражданин Орлов и сейчас у вас работает?
— Нет. В последнее время он у меня не работал.
— Почему? Вы его уволили?
Николай Андреевич замялся. Он вспомнил, как ходил к Максиму в гостиницу.
И тот сказал, что уезжает из-за женщины. Астахов очень быстро догадался, что это за женщина…
Форс чуть не взвыл от злости. Он не предупредил Астахова о том, что такой вопрос очень вероятен. Да, нужно отвечать, да! Я его уволил. Но это нормально. Мы с ним разошлись во мнениях, как вести бизнес. А поскольку я начальник, то… И, несмотря на его увольнение, сохранили замечательные отношения. И это лишнее подтверждение миролюбия, не мстительности Максима Орлова.
Но нет, нет, поздно, Форс чувствовал, что Астахов сейчас ступит на другую дорожку.
— Нет, Максим сам уволился.
— Почему?
— Он собирался уехать из города.
— Один?
Астахов опять притормозил. Форс с трудом сдерживал себя, делая вид, что ничего особенного не происходит.
— Нет, ну, не один, но… я не понимаю, какое это отношение имеет…
— Имеет, — жестко сказал Чугуев. — А с кем?
— Что "с кем"?
— С кем уехал?
— Со своей девушкой.
— А не знаете ли вы имя этой девушки?
— Кармелита.
Форс сдерживался как мог. Да что он творит, это Астахов! И это свидетель защиты! Да он же сейчас выставляет Форса полным идиотом и идет на поводу у Чугуева.
Форс уставился в потолок и начал разглядывать висевшую там люстру, считать на ней хрусталики.
— Кармелита — редкое имя, — сказал обвинитель. — Уточните, о какой Кармелите идет речь.
— Кармелита Зарецкая.
— Дочь Рамира Драговича Зарецкого?
— Да.
— Но, судя по всему, отъезд этот сорвался.
— Да, — Астахов поняв, что влип, начал отвечать кратко, но поздно — это уже не спасало.
— По какой причине побег сорвался?
— Мне это не известно.
— Очевидно, между Максимом Орловым и Кармелитой Зарецкой произошел разрыв, иначе, почему бы ее стали сватать за другого?
— Я повторяю, мне это не известно.
Петр Архипович повернулся лицом к судье.
— Я напомню суду, что покушение на господина Милехина произошло именно на сватовстве. И именно он был тем "другим", за кого сватали девушку.
Астахов разнервничался:
— Да ну о чем вы говорите? Максим не стал бы по такому поводу стрелять в человека.
— Уважаемый гражданин Астахов, в юриспруденции это называется не "поводом", а "мотивом". И мне данный мотив кажется как раз очень убедительным. У меня больше нет вопросов к свидетелю Астахову.
— Можете вернуться на свое место в зале, — сказал судья.
Но Астахов уже не мог остановиться. В его голосе появились истерические нотки, выглядело это жалко:
— Да как можно говорить о каких то мотивах, когда на карту поставлена жизнь и свобода человека?!
— К порядку!
— Максим не виновен! И это может подтвердить, любой, кто хоть немножко его знает! А вы пытаетесь засудить человека. И тем самым закрыть это дело…
— Свидетель! Прекратите выкрики и сядьте на свое место.
— Подождите же, я должен сказать…
— Вы уже сказали все, что могли. Пожалуйста, сядьте на свое место, не заставляйте меня выводить вас из зала.