– Клеопатра!
Он рванулся к ней.
Но она бросила в него кольцо, так что его содержимое взмыло в воздух желтым облачком.
Вскрикнув, он отскочил к противоположной стене, но сквозь дымку оседающей на пол желтой пыли успел заметить, как она скрылась в проеме следующей двери, ведущей в сторону выхода из особняка.
Он последовал за ней.
Он увидел ее бегущей через большую гостиную. И не понял, куда она направляется, поскольку дверей там больше не было.
– Клеопатра! – попробовал он остановить ее.
Она обернулась, и глаза их встретились.
– Оставь меня в покое, Рамзес! – крикнула она. – Ты возродил меня к жизни, не задумываясь над тем, кем я стану. И теперь я обречена. У тебя есть только один способ загладить свою вину передо мной – оставить меня в покое!
Увидев, что от ее слов он застыл на месте, она развернулась и побежала. Он беспомощно смотрел, как она прыгнула в ближайшее окно, а на пол между вздымающихся штор посыпались большие осколки разбитого стекла.
Если Клеопатра будет продолжать в том же духе, остальные ее тоже не поймают. Джулия с Актаму находились на дальнем краю поместья: Джулия охраняла Актаму, который в трансе от воздействия волшебного порошка управлял действиями своры собак.
Позади послышались чьи-то шаги, и Рамзес оглянулся. Энамон нес на руках, казалось бы, безжизненное тело Сакноса. Рамзес знал, что окончательно сломили сопротивление первого министра не собаки, а порция успокаивающего средства с кинжала Энамона; действие этого зелья будет продолжаться несколько часов, после чего дозу нужно будет повторить. Глубокие порезы и раны, которые псы оставили на руках и лице первого министра, уже начали заживать.
– Я должен принести его к царице прежде, чем он проснется, – сказал Энамон.
– Ты имеешь в виду, что преследовать Клеопатру мне придется одному? Это ты хотел сказать?
Ничего не ответив, Энамон скрылся за дверью; поступь его была упругой и уверенной, как будто Сакнос был легким как пушинка.
Рамзес продолжал стоять, уставившись на разбитое окно.
Стоило лишь ему только взглянуть на Клеопатру, как весь его боевой пыл пропал.
Он был не готов к ее идеальному сходству с его прежней, любимой Клеопатрой. И был не готов увидеть ее мучения и отчаяние.
Ее последние слова разрывали ему сердце.
Как может он позволить себе отказать ей в просьбе дать прожить ей последние свои дни в здравом уме так, как она того хочет? Да и вряд ли он теперь ее отыщет. И вряд ли он может при этом надеяться использовать ее связь с Сибил. Даже если предположить, что это удастся, хватит ли у него мужества и самообладания на то, чтобы смирить Клеопатру в ее безумии, заключив ее в губительную темноту – так, как грозился сделать Сакнос, но для ее же пользы? Или ему нужно просто отпустить ее странствовать по миру, отпустить раз и навсегда?
Но сможет ли он когда-либо успокоиться, если она так и не обретет покой?
38
Неторопливой трусцой они молча бежали через лужайку плотной стаей. На фоне горящих окон особняка они вначале показались Джулии просто плотным сгустком темноты. Но затем постепенно уже стали различимы их отдельные очертания.
Джулия вышла из машины, в которой на черном кожаном сиденье в полубессознательном состоянии лежал Актаму.
Миссия, очевидно, была завершена, иначе зачем еще Актаму мог привести этих псов к их убежищу?
Джулия старалась следовать за ними на безопасном расстоянии, несмотря на то что они не могли переключить свое внимание на нее, поскольку до сих пор находились под властью Актаму. С помощью порошка из «ангельского соцветия» он непонятным образом мог контролировать их поведение и видеть мир их глазами. Это было потрясающе, потому что ему приходилось управлять одновременно пятнадцатью мастифами.
Во время их долгого пути до Парка Хэвилленд Джулия засыпала Актаму вопросами об этом чуде, о том, как именно он собирается использовать собак Сакноса против их хозяина, и что это за чары, под действием которых Актаму не сможет ни слышать, ни разговаривать. Однако Актаму не мог толком объяснить ей, как работает порошок из «ангельского соцветия» и как он собирается установить контакт с пятнадцатью псами, чтобы управлять ими посредством какой-то мистической силы. Он просто повторял ей, что сможет это сделать и что, когда он через решетку бросит в яму мясо, предварительно хорошо обваляв его в волшебном порошке, он сумеет всех этих монстров держать в повиновении.
Джулия находила это очередным захватывающим откровением из массы других потрясающих откровений, к которым наряду с остальными могущественными бессмертными теперь была причастна и она; этот новый для нее мир настолько отличался от ее прежней жизни, что она не могла до конца разгадать его, как ни старалась. На самом деле она уже не была Джулией Стратфорд – и прекрасно понимала это, – а ее хрупких связей с Лондоном, каким он был в 1914 году, с каждым днем становилось все меньше и меньше.
И вот сейчас, в темноте, она медленно шла по траве за этими зачарованными животными без страха, но проникшись благоговейным трепетом; тайна «ангельского соцветия» не отпугивала Джулию, ею руководило лишь одно желание – проникнуть в нее как можно глубже.
Зрелище того, как стая огромных собак, двигаясь как единое целое, молча направлялась в ночной тишине к дверям своего логова, завораживало ее. Завораживало не меньше, чем то, как они каких-то полчаса назад одна за другой выскакивали из своей зловонной ямы.
Теперь эти мощные свирепые псы молча уселись перед своей обителью, ожидая, когда им откроют двери.
Дрожа от страха, Джулия вышла вперед, открыла перед ними дверь и быстро отскочила в сторону.
Один за другим они прошли мимо нее и спустились в свою грязную тесную яму.
Как только все оказались внизу, она взялась за веревку и аккуратно опустила тяжелую решетку на место. Все собаки дружно посмотрели на нее, и под их взглядами она содрогнулась. Это, конечно, была работа Актаму. Он ждал, когда она опустит решетку и плотно закроет ее, прежде чем стереть со своего лица волшебную пыльцу, тем самым вернув этим монстрам их истинную природу.
С громким щелчком она задвинула толстую щеколду. Но не могла заставить себя уйти. Только не в такой момент. Она должна была проследить этот феномен до самого конца.
И постепенно с собаками начали происходить перемены.
Кто-то из них вздрогнул, кто-то принялся отчаянно вибрировать всем телом, словно стараясь стряхнуть с шерсти воду. Несколько собак залаяли, но не так неистово и агрессивно, как раньше. Они казались озадаченными и сбитыми с толку – что с ними только что сделали?
Их когти цокали по каменному полу, но двигались они как-то растерянно и как будто смущенно; наконец она поняла, что собаки внизу стараются пристроиться так, чтобы им через прутья решетки было ее лучше видно.
Эти создания явно изменились. Что бы это ни было за растение из сада Бектатен, но оно позволило этим безжалостным убийцам ненадолго оказаться под властью человеческого сознания. И сейчас они, присмиревшие и покорные, бросали на нее тоскливые взгляды, словно очень хотели, чтобы это повторилось.
Ей было почти жаль покидать их, потому они больше не были монстрами.
Но в этот момент дверь позади нее открылась и на пороге появился запыхавшийся Рамзес. На лице его угадывался отнюдь не триумф, а еле сдерживаемые страдания, хотя при виде Джулии его черты смягчились и из его груди вырвался вздох облегчения. Оказавшись в его объятиях, она вдруг подумала, что не может сообразить, кто из них первым бросился навстречу. Впрочем, какое это имеет значение?
– Где она? – наконец спросила Джулия.
– Сбежала.
– О, Рамзес!
– Мы сцепились. Ей удалось отобрать у меня мое кольцо с ядом. Это был вопрос жизни или смерти – либо я, либо она. Поэтому я дал ей уйти.
– Яд и теперь у нее?
– Нет. Она открыла кольцо и швырнула его в меня, когда я попытался ее преследовать. Оно и сейчас лежит на ковре в доме.
Снаружи раздался рев мотора. По звуку было понятно, что этот автомобиль явно больше и мощнее, чем те машины, на которых они приехали сюда.
– Мы нашли грузовик с гробом, в котором они доставили сюда Клеопатру. И мы используем его для перевозки Сакноса. Джулия, я должен ехать с ними и быть рядом, чтобы помочь усмирить Сакноса, если он вдруг проснется. Ты сможешь сама ехать за нами на машине?
– Конечно, Рамзес. Конечно.
Он уже развернулся, чтобы уйти, но, взявшись за ручку двери, вдруг замер.
– Я не справился, Джулия, просчитался.
– Нет. Нет, Рамзес.
– Я мог погнаться за ней. Перед тем как она выпрыгнула в окно, был такой момент, когда я мог свалить ее на пол. Но не сделал этого, потому что она попросила меня. Сакнос наговорил ей страшные вещи про то, кто она есть на самом деле, про ее сущность выходца с того света, и самое ужасное, что это может быть правдой. Ночтин – вот как он называл ее. Мы все слышали это. Ночтины. Это жуткие существа.
– Но почему же, Рамзес?
– Дело в том, что он сам много раз с помощью эликсира оживлял людей из мертвых. И в результате все эти ночтины, как он их называет, сходили с ума. Это он ей и рассказал.
Рамзес отвел глаза в сторону, глядя куда-то вдаль.
– Ее переполняют страдания, Джулия. – Он передернул плечами. – Я был готов к жестокости, к ее гневу, но только не к ее мучениям. Поэтому, когда она попросила отпустить ее, чтобы прожить последние свои дни в здравом рассудке так, как она хочет сама, я дал ей уйти.
Джулия снова обняла его. Рамзеса, ее царя, ее бессмертного фараона, всего трясло. Трясло от бушевавших в нем чувств.
– Неужели я совершил еще одну ужасную ошибку? – наконец спросил он. – Не менее страшную, чем когда оживлял ее?
– Нет, Рамзес.
– Но Сибил? Что будет с Сибил?
– Сибил уже освободилась от всех мук, которые Клеопатра здесь испытала. Как и сама Клеопатра.
– Но мы ей обещали больше.