– Кто? – не понял Влад.
– У Бэтмена был Робин. Ты что, кино не смотрел? Парень всегда находился в тени, но делал почти всю грязную работу. Сравнение, наверное, не совсем уместное. Но я объяснил, как смог.
– Сурово ты со мной, – пробормотал Влад.
– Нормально. Говорю, как есть. И если б ты тогда не выручил меня, я б тебе не стал помогать. Это нечестно, перекладывать свои проблемы на других. Естественно, я ничего бы никому не сказал о трупе. Но и пальцем бы не пошевелил, чтобы оказать тебе помощь. Но я твой должник. Я добро помню. Потому я тут.
– Спасибо.
– Спасибо – до фига, – криво усмехнулся Санек. – Чаю давай!
Влад, так ничего и не обнаружив, направился к кухне. На душе скребли кошки. Слова Сани не давали ему покоя, потому что были правдивыми. Калязин указал Соловьеву на то, чего он старался не замечать за собой. Да, Влад отдавал себе отчет в том, что когда-то, не так давно, был слабаком. Изнеженным звездным мальчиком, не ведающим бед, от того воспринявшим любовную неудачу и потерю голоса как катастрофу. Но, оказывается, он до сих пор такой же, только без налета золотой пыльцы. Ее сдуло, а то, что под ней, нутро, осталось прежним – мягким воском, так и не затвердевшим с годами. А Влад-то думал, что стал если не кремнем, то хотя бы железом…
– Егор, когда звонил, не сказал тебе, какого рода неприятности у него начались? – спросил Санек, следуя за ним.
– Нет. Он очень торопился. Выпалил только несколько слов.
– Каких?
– Привет.
– Не «салют»? – Влад рассказал ему об этом «кодовом» слове.
– Нет. Сказал «привет». Затем «у меня неприятности»…
– Точно «у меня»? Не «у нас»?
– Да перестань ты переспрашивать то и дело! – вспылил Влад. – Я ж не дебил, понимаю, что важно дословно воспроизвести наш диалог.
– Ладно, ладно, не психуй. Дальше давай.
– Я спросил – что случилось? Он – сейчас нет времени рассказывать. Потом поинтересовался, где я нахожусь. Впервые за эти годы он узнавал точный адрес. Я удивился, естественно. И задал ему вопрос: «Ты собираешься ко мне приехать?» Егор ответил: «Надеюсь, до этого не дойдет, но мало ли…» И все. Разговор закончился.
Санек слушал Влада, попивая чай. Хлебал шумно, потому что тот был горячим. И после каждого глотка втягивал еще и воздух, чтобы во рту стало попрохладнее.
– Ты не стой истуканом, – бросил он Владу. – Иди за лодкой, палаткой, снастями. Будем на рыбалку собираться.
– Прямо сейчас?
– Собираться – да. А выйдем часа в четыре. Потому что ночью никто на рыбалку не ходит.
– Да, ты прав… – И Влад хотел уже идти, но остановился в нерешительности. – Сань, а нельзя что-нибудь другое придумать?
– Боишься, если труп обнаружат, то вычислят тебя по серийному номеру лодки? Так мы его уберем.
– Не в этом дело… Просто я не могу так с другом поступить.
– Как – так?
– Бросить его в воду. Похоронить надо. Предать земле.
– Это сделать будет сложнее.
– Почему? Доплывем до ближайшего островка и похороним Егора там.
– Могут засечь.
– Я готов рискнуть.
– Тогда рискуй. А я не буду. Помогу тебе загрузить труп в лодку, а дальше действуй сам.
– Хорошо, – согласился Влад.
Саня удивился.
– Не ожидал от тебя этого, – сказал он. – Думал, ты спасуешь.
– У Егора никого из родственников не осталось. Его бабка воспитывала, но она умерла давно. Так что на могилу к нему ходить некому. Разве что мне. Я запомню место его захоронения и буду его навещать. Это единственное, что я теперь могу для него сделать.
– Мог бы и не объяснять. Я это понял.
Влад кивнул и покинул кухню.
Калязин между тем допил чай. Сполоснув после себя чашку, он отправился на поиски Влада. Его он обнаружил в гостиной. Соловьев стоял над трупом, держа в руке спальный мешок.
– Отлично придумано, – похвалил его Санек. – Спальник подойдет гораздо лучше лодочного чехла.
– Я не знаю, как смогу засунуть в него Егора… – с судорожным вздохом проговорил Влад.
– Возьмешь его за руки, я за ноги.
– Кошмар какой-то…
– Ничего кошмарного в этом нет. Я, когда подростком был, с соседкой бабушку свою и обмывал, и в гроб клал. Давай, расстилай спальник…
Последующие десять минут они занимались крайне неприятным делом. Когда тело было упаковано, Санек сказал:
– Значит, так. Я вот что предлагаю. Я сейчас выхожу на улицу, встаю под окном. Оно низкое. И мы сможем вытащить труп через него. Ну или наоборот. Ты выходишь, а я в доме остаюсь.
– А потом что?
– Ты надуваешь лодку, мы кладем спальник в нее. Туда же загружаем рыбацкое снаряжение. Затем, когда придет время, тащим лодку к реке. Ты ведь так делаешь?
– Да. Чтоб не нести все на себе. Тут под горку сразу, и лодка сама катится.
– Вот видишь.
– Тогда надо сначала ее вытащить, надуть. Чтобы труп сразу в нее положить.
– Соображаешь!
Влад ушел в спальню. В огромном хозяйском шифоньере он устроил кладовку. Вынул из него большинство полок и ящиков, чтобы получить большое пространство, и хранил в нем все рыбацкое снаряжение, включая палатку и лодку.
Достав ее и насос, он вышел на улицу. То окно, из которого они с Саньком собирались вытаскивать труп, располагалось на торцевой стене дома и выходило на пустырь. Бросив лодку на землю, Влад стал ее надувать.
Пока качал, смотрел по сторонам, нет ли кого поблизости. Но ни одной живой души ему на глаза не попалось. И окна близлежащих домов были темными. Только в его квартире горел свет. Причем везде. «Надо будет потушить, – сказал он себе. – А то мало ли…» Потом порадовался тому, что Приреченск такой сонный городок. В другом, более оживленном, он сейчас умирал бы от страха. А возможно, даже не решился бы на то, что задумал…
Лодку Влад надувал долго. Она была большой, основательной. Влад покупал ее с тем прицелом, что когда-нибудь навесит на нее мотор. Закончив, он стукнул в стекло. Санек тут же открыл окно. В его руке была чашка с чаем.
– Ты извини, я у тебя на кухне похозяйничал… – Он отставил чашку. – Ну, что, подавать?
– Свет хоть выключи…
Санек кивнул. Затем прошел к выключателю и погасил свет. Сначала Влад ничего не видел, но вскоре привык к темноте и смог рассмотреть силуэт Калязина в окне. Он подтаскивал к нему мешок с трупом.
Принимая тяжелый спальник, Влад старался не думать о том, что внутри тело его лучшего друга. Но эти мысли все равно лезли в голову, и Влад ругал себя за то, что не напился перед тем, как взяться за дело.
Разместив спальник в лодке, он сверху накрыл его брезентом. После чего вернулся в дом. Санек к тому времени закрыл окно и переместился в кухню. Не стоит и говорить, что он пил третью кружку чая.
– Ты, деточка, не лопнешь? – спросил у него Влад, вспомнив старую рекламу сока.
Калязин ответил просто:
– Нет.
– Сколько времени?
– Скоро будем выдвигаться. Иди переодевайся.
– А ты? Я могу одолжить камуфляж…
– Мне он в плечах не полезет. К тому же мы договорились, что я с тобой только до реки. Посажу тебя, оттолкну лодку и восвояси. На случай, если ты (тьфу-тьфу-тьфу, конечно!) попадаешься с трупаком, я ничего не знал!
– Конечно… – И Влад ушел переодеваться.
Вернулся он довольно скоро. В тельняшке, комбинезоне из плотного материала цвета хаки, в штормовке и кроссовках. Связанные за лямки болотные сапоги висели у него на плече.
– Глядя на тебя теперешнего, не скажешь, что когда-то ты был метросексуалом.
– Глядя на меня теперешнего… не скажешь, что я когда-то вообще был.
– В смысле?
– Я же пустое место сейчас. Никто.
– Ты сам этого захотел.
– У меня не было выбора.
– Я не про обстоятельства, приведшие тебя сюда. Я про твое отношение к себе самому.
– Ой, ладно, Саня, давай не будем…
– Ты песни пишешь?
– Нет.
– Почему?
– А зачем?
– Но ведь творят не зачем-то, а потому, что не могут не творить.
– В моей голове иногда рождаются стихи и мелодии, но я ничего не записываю. Даю им забыться. Ни к чему мне они сейчас…
Влад не хотел говорить об этом, как и думать. Первые месяцы своей «ссылки» он только и делал, что сочинял новые песни. Пел их про себя и даже иногда вслух, вполголоса. Он выплескивал свои эмоции, главной из которых была тоска по любимой женщине, которая умерла, по маме с папой, по родному городу. А еще Влад надеялся, что совсем скоро он поделится своими эмоциями со зрителем. И был уверен, что это будет альбом.
Но шли дни, месяцы. Год миновал. А Влад так и оставался никем. Песни, что рождались в его голове, только мешали ему жить. И он запретил себе их сочинять.
– Смотрю, тебе неприятен этот разговор, – заметил Санек. – Тогда оставим его.
– Оставим.
– Неси снаряжение в лодку. Я чай допью, присоединюсь.
Соловьев ушел. Калязин поднес чашку ко рту, но пить не стал. Не лезло уже. Санек выплеснул остатки чая в раковину. Ужасно хотелось спать и чтобы все поскорее кончилось. Он хоть и сохранял спокойствие, но все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Уж вроде чего только в жизни не повидал, а от трупа избавляться еще не приходилось…
– Саня! – услышал Калязин возглас Влада. – Саня, выйди, пожалуйста!
– Зачем?
– Надо…
– Не понял, – нахмурился Саня и выглянул из кухни в прихожую. Соловьев был там. Стоял спиной к открытой входной двери. А из-за нее выглядывали две ухмыляющиеся хари.
Глава 8
Ника всегда была уверена в том, что рождена для счастья. Только для него!
Сестра как-то, еще в ранней юности, с умным видом сообщила ей, что, по мнению древних мудрецов, человек рождается для того, чтобы страдать. Поэтому, если твоя жизнь не соткана из одних потерь, разочарований, терзаний, боли и страха, можно считать себя везунчиком. Ника тогда только фыркнула. Какая глупость! Человек рожден для счастья! Она, по крайней мере, совершенно точно.
Под этим девизом прошли все детство Ники и юность. Ее обожал дед, который, со