Однако через несколько секунд, после того как Майкл подошел к стойлу, конь тыкался носом в его протянутую руку.
– Чтоб мне пусто было! – восторженно вскричал Барт Майерс. – Будь там кто другой, он бы сразу его затоптал. Твой сын просто колдун, Вернер!
– Да, к лошадям у него есть подход, – не без гордости ответил Вернер. И подумал: «Нечасто я им горжусь», но тотчас же устыдился своей недостойной мысли.
Чуть позже Вернер сторговался с Майерсом о покупке Черной Звезды. Он понял, что Майерсу очень хочется избавиться от коня, однако заплатил ему хорошие деньги, чтобы избежать долгих пререканий.
И теперь, когда Вернер открыл двери конюшни в «Малверне», заморгали свечные фонарики. Джона и еще одного раба предупредили ждать их появления.
В конце конюшни заржал конь, дернул головой и горделиво встряхнул гривой.
– Черная Звезда!
Майкл бросился к нему.
Вернер неторопливо последовал за ним снисходительно улыбаясь. Перед его внутренним взором предстала картина: Майкл Вернер, его сын, едет по плантации верхом на вороном жеребце. Возможно, выбор подарка оказался более символичным, чем он думал. Именно такой подарок нужен, чтобы привязать сына к дому и очагу.
Когда Вернер подошел к стойлу, Майкл гладил коня по шее, что-то шепча ему на ухо. Затем он обернулся.
– Спасибо, папа, – просто сказал он. В тусклом свете глаза его блеснули, возможно, от слез. Затем Майкл повелительно взмахнул рукой, и мгновение задушевности исчезло. – Джон, уздечку и седло! Я должен его объездить! Сейчас же!
– Но, сынок! – в смятении воскликнул Вернер. – Сейчас, ночью? У нас еще гости!
Майкл сверкнул глазами. Презрительно тряхнул головой.
– Гости! Сборище хихикающих баб, у которых все мысли о том, как бы выскочить за сына хозяина «Малверна»! А мужчины… разговоры у них только об урожае да о ценах на табак! Папа, разве ты не видишь, что с меня хватит всего этого? Там ведь целый мир существует. – Он широко повел рукой. – Я должен увидеть хоть частичку его. Должен!
Вернер молчал. Он сначала подумал запретить сыну ехать, но понял, что слишком долго медлил в ожидании чего-то. Джон, приняв молчание хозяина за согласие, уже накинул на вороного жеребца уздечку и вывел его из стойла. При помощи второго раба они надели на Черную Звезду седло и затянули под огромным животом коня подпругу. Конь стоял на удивление послушно, не отрывая от Майкла влажных глаз словно в ожидании быстрого пролета сквозь темную ночь с Майклом на спине.
Майкл с улыбкой принял у Джона поводья. Одним мощным прыжком взлетел на коня. Кроме белой рубашки с кружевным воротником, вся одежда на Майкле была черного цвета, делая его единым целым с лошадью. Юноша натянул поводья, и конь встал на дыбы. Вернер мимолетно подумал о кентавре, но отогнал эту мысль как нелепую фантазию.
Земля вздрогнула под копытами опустившегося на нее жеребца. Майкл легонько стукнул каблуками по бокам лошади.
Вернер отступил в сторону.
– Сынок, подожди! Куда ты?..
Слишком поздно. Черная Звезда уже мчался к дверям конюшни, Майкл сидел в седле с легкостью опытного наездника.
Он повернул лицо к Вернеру, сверкнув белозубой улыбкой. Что-то прокричал, но его слова потонули в грохоте копыт, и конь со всадником исчезли в ночи.
Вернер подошел к двери конюшни и прислушивался к удалявшемуся топоту копыт, пока тот не остался лишь в его воображении.
Наконец, он развернулся и тяжелой походкой пошел к дому, по дороге пытаясь придумать оправдание внезапному исчезновению сына, которое нужно изложить оставшимся гостям…
Раньше Майкл исчезал на ночь, а иногда на две или три. Но когда прошла неделя, а от сына не было ни слуху ни духу, Вернер встревожился. Он сел в коляску и направился в Уильямсбург. Почти все отводили глаза, когда он расспрашивал о сыне. Наконец, он разыскал его в одной из самых низкопробных таверн на улице герцога Глочестерского, где тот играл в карты. Партнерами его были жуткие типы, настоящие подонки. Лицо у Майкла опухло от вина, он был небрит, одежда была измятой и грязной.
Вернер мимоходом заметил, что перед Майклом лежала горка выигранных монет, и на минуту задержался вне поля зрения игроков. Он знал, что избаловал Майкла. Разве неестественно для отца баловать единственного сына? Но Вернер всегда внушал себе, что мальчик с возрастом станет серьезнее. Теперь оказалось, что он ошибался.
Вернера охватила черная злоба, которой он никогда раньше не испытывал. Он подошел к столу.
Майкл заметил его и откинулся на спинку стула. Он улыбнулся язвительно, даже какой-то жестокой улыбкой.
– Ну, папа?
Вернер так разозлился, что боялся взорваться. Наконец, он взял себя в руки.
– Майкл, можно с тобой поговорить?
Сын легкомысленно взмахнул рукой.
– Давай, папа.
– Наедине, если можно.
Их взгляды на мгновение встретились. Майкл отодвинул стул от стола.
– С вашего позволения, господа. Я скоро вернусь.
Вернер резко развернулся и вышел на улицу. Он не видел, встал ли Майкл из-за стола, но слышал за спиной его шаги.
Стоя на булыжной мостовой, Вернер повернулся к сыну.
– Когда ты вернешься домой, мальчик?
– Мальчик? Мне уже двадцать один год, папа. Забыл? – Майкл наклонил голову набок. Изо рта у него кисло пахло вином. С подчеркнутой дерзостью он произнес: – Я подумывал вернуться домой. Мне еще предстоит принять решение.
– Ты намерен оставаться здесь и предаваться разгулу? – дрожащим голосом спросил Вернер.
– У него есть привлекательные стороны. В конце концов, папа, я взрослый человек. И могу распоряжаться своей жизнью как хочу.
– На что ты будешь жить? От меня ты денег не получишь!
– Я смогу легко прожить картами. Похоже, я неплохой игрок.
– Мой сын – картежник, повеса! Я этого не допущу! Это позор!
Майкл улыбнулся еще шире.
– Папа, ты уверен, что боишься опозорить доброе имя Вернеров?
– Твое место в «Малверне»!
– Хочешь сказать, что там я должен вкалывать, как раб в поле, и уработаться до смерти, как мама?
Вернер разинул рот, сраженный таким обвинением.
– Твоя мать умерла от лихорадки! Если она и трудилась усердно, то по своей воле.
– В «Малверне», папа, хозяин ты, – с откровенной насмешкой ответил Майкл. – И ничего не делается против твоей воли.
– Это неправда! – Малколм Вернер не просто злился, он был потрясен и глубоко уязвлен. Говорило ли это в Майкле выпитое вино или же он лелеял в себе такие мысли все эти долгие годы? Вернер умоляюще протянул к нему руку: – Ты сам не ведаешь, что говоришь, сынок! Прошу тебя, скажи мне, что это злая шутка!
Майкл отвернулся, равнодушно махнув рукой. Вытащил тонкую сигару и стал вертеть ее в пальцах.
– Это не шутка, папа. Я говорю, что думаю.
Вернер смутно понимал, что рядом толпятся какие-то люди, несомненно, слушавшие с нескрываемым любопытством. На выручку ему пришла гордость, он выпрямился.
– Если ты продолжаешь на этом настаивать, у меня нет иного выбора, кроме как отречься от тебя…
– Слишком поздно, папа. – Майкл оборвал его взмахом руки. – Я здесь и сейчас отказываюсь носить фамилию Вернер.
Не думая, Вернер замахнулся и раскрытой ладонью ударил сына по лицу, выбив у него изо рта сигару. Удар был настолько сильным, что Майкл отшатнулся и отступил на несколько шагов назад. Его черные глаза вспыхнули огнем, кулаки сжались. Майкл шагнул вперед, и в это мгновение Вернер решил, что он ответит ударом на удар. Потом Майкл презрительно взмахнул рукой и вернулся обратно в таверну.
Некоторое время Малколм Вернер стоял, опустив плечи. Его переполняло отчаяние. Ему казалось, что за несколько минут он постарел лет на десять. Наконец, он поднял голову и огляделся по сторонам. Рядом по-прежнему толпились люди, таращась на него. Вернер бросил на них испепеляющий взгляд, и они опустили глаза, после чего почти все разошлись. Однако он знал, что еще до захода солнца по Уильямсбургу поползут сплетни о ссоре между отцом и сыном Вернерами.
Вернер устало дошел до коляски и вернулся в «Малверн».
Через три дня привели Черную Звезду. Нанятый для доставки конюх привез Вернеру короткую записку. Она гласила:
Сэр, поскольку я более не считаюсь вашим сыном, я счел своим долгом вернуть вам ваш подарок. Вскоре я уеду из Уильямсбурга.
Через несколько дней до Вернера дошли слухи, что Майкл и вправду уехал из Уильямсбурга. А через год ему сообщили, что его единственный сын погиб в море.
У Малколма Вернера больше не было сына, который продолжил бы род Вернеров. Он подумывал жениться, чтобы обзавестись еще одним сыном – Бог свидетель, было много женщин, с радостью вышедших бы за хозяина «Малверна». Но с повторной женитьбой у него как-то не сложилось. Вместо этого он сидел в конторе и напивался до бесчувствия…
Осторожный стук в дверь отвлек его от горьких воспоминаний. Он поднял голову.
– Да? Кто… кто там?
Он осознал, что сильно пьян.
– Мистер Вернер, – неуверенно произнес женский голос. – Можно с вами поговорить, сэр?
Это девушка… как там ее? Ханна, Ханна Маккембридж.
– Нет! – крикнул он. – Уходите! Оставьте меня в покое!
Через мгновение он услышал ее удаляющиеся шаги. И громко вздохнул.
Что ему с ней делать? Оставить ее у себя, не сообщив об этом в суд или этому Амосу Стритчу, – значит нарушить закон. Но Вернер знал, что ничего никому не сообщит. Не сейчас. От одного воспоминания об отметинах у нее на спине его передернуло.
Ее предложение шантажировать Амоса Стритча представлялось ему омерзительным. В то же время его чувство юмора потешилось от ироничной справедливости такого действия.
Тут Вернер вспомнил, как его огорошил вид ее неприкрытой груди, и ощутил волну стыда. Почему она вдруг появилась в его жизни, нарушив ее размеренный, пусть и скучный уклад?
Он на мгновение закрыл глаза. Перед его внутренним взором плясали картины его плотского соития с ней. А какого сына она могла бы ему родить…