У Ханны к глазам подступили слезы. Она судорожно сглотнула.
– Я ее спрошу. Благодарю вас, Малколм. Вы хороший и отзывчивый человек.
Вернер взмахнул рукой и достал из кармана сигару, полностью на ней сосредоточившись, опустив кончик в коньяк, прежде чем ее зажечь.
Ханна не выезжала с плантации с тех пор, как там оказалась, и теперь, перед отъездом, ее охватил страх. На следующий день она с помощью Бесс тщательно подобрала себе наряд, стараясь выглядеть как можно лучше.
– Тебе бы шляпку надеть, дорогуша, – сказала Бесс. – Поедешь ведь в открытой коляске. А солнце так и печет.
– В открытой коляске! – отозвалась Ханна. – Я думала, что поеду в карете!
– Так Джон сказал. Карета сломалась, колесо у нее слетело. Так что поедешь в коляске.
Коляска – плохое решение. В ней ее сможет увидеть каждый человек, встреченный на пути. Ханна знала, что по Уильямсбургу и окрестностям обязательно поползут сплетни о Малколме Вернере и молодой красивой служанке, живущей у него в доме.
К счастью, людей по пути оказалось немного, но, несмотря на это, большинство из встречных седоков глядели на нее с нескрываемым любопытством. Ханна смотрела прямо перед собой, отказываясь замечать их взгляды. Когда колеса загрохотали по булыжным улицам Уильямсбурга, она сидела с гордым видом, не глядя по сторонам.
В том районе, где стоял дом Квинта, улицы не были вымощены булыжником. Это была просто земля, полная рытвин, на которых коляску подбрасывало. Колеса поднимали тучи пыли. Люди выходили из своих домишек поглядеть, но Ханна знала, что не на нее. В этом районе люди не были добрыми соседями, Ханна не знала никого из них, кроме как в лицо, и очень сомневалась, что теперь они узнали в ней дочь Мэри Квинт. Они глазели потому, что, наверное, впервые увидели у себя в районе красивую коляску. Они выстроились по обочинам и, не скрываясь, таращились на дорогу.
Наконец, Ханна подалась вперед и тронула кучера за плечо.
– Вот здесь Джон. Второй дом справа.
Кучер эффектно натянул вожжи, и серые лошади остановились. Он спрыгнул с козел и протянул руку Ханне, помогая ей сойти.
Джон был немолод, но высок и широк в плечах. Росту в нем было больше метра восьмидесяти, руки были огромными, и он отличался необычной для своих габаритов легкостью движений. В ливрее он выглядел просто великолепно. Ханна знала, почему Малколм послал именно Джона: с ним она чувствовала себя в безопасности. Он излучал какую-то спокойную уверенность и говорил как человек образованный. Ханна как-то раз из любопытства спросила о нем Вернера.
– Я нанял преподавателя, чтобы тот жил в «Малверне» и обучал Майкла. Джон попросил меня разрешить ему сидеть на их уроках. Я не видел в этом ничего плохого.
Это был единственный раз, когда Малколм Вернер упомянул своего сына.
Ханна на мгновение замешкалась, глядя на дом, где провела столько несчастных лет. В отличие от других домов на улице, в этом будто и вовсе никто не жил. Девушке показалось очень странным, что мать не выбежала ей навстречу.
Она вздохнула.
– Ну, думаю, мне лучше войти в дом и со всем там разобраться.
– Да, мэм, – тихо отозвался Джон. – Если понадоблюсь, я здесь.
– Спасибо, Джон, – улыбнулась Ханна.
По короткой земляной дорожке она прошла к дому, гордо подняв голову, как делают благородные дамы. Дверь была приоткрыта.
Не постучав, Ханна распахнула ее и вошла, позвав:
– Мама! Это я, Ханна!
В доме было очень грязно, и Ханна была поражена. Мать даже такую лачугу всегда старалась содержать в чистоте и порядке. Теперь дом напоминал свинарник. Ханна предчувствовала, что случилось что-то плохое.
Она сделала еще несколько шагов и позвала, на этот раз погромче:
– Мама, это Ханна! Ты где?
Ханна услышала в спальне какую-то возню и ждала, не отрывая глаз от двери. Она открылась, и появился Сайлас Квинт. Одежда у него была мятой после сна и заляпанная пятнами от еды и вина. Даже на расстоянии она слышала исходивший от него жуткий запах.
При виде Ханны он вытаращил глаза все в красных прожилках, словно они кровоточили. Похожий на свиной пятак нос был краснее обычного.
– Ой, гляньте-ка! Благородная дама явилась навестить папочку!
– Я не к тебе. Где мама?
– Слыхал я, как ты прилетела в «Малверн» и высоко там забралась. Думал вот к тебе заехать. У старика Квинта тяжелые времена. – В его голосе послышалось знакомое нытье. – Думал, может, ты подашь мне пару монет.
– Ничего ты от меня не получишь, понятно? Ничего! А если нос свой покажешь в «Малверне», мистер Вернер тебя выставит!
– Ты позволишь ему так обойтись с пожилым отцом?
– Ты мне не отец! – вспыхнув от злости, воскликнула Ханна. – Так где мама?
– Мэри Квинт уж месяц как умерла и похоронена, – ответил Квинт, пряча глаза.
– Умерла? Не верю! – Ханна была ошарашена. Она пошатнулась и оперлась о стену. Ей на мгновение показалось, что сейчас она упадет в обморок.
Невнятно, словно через тонкую стену, она услышала снисходительный голос Квинта:
– Грустно, но так. Моя бедная Мэри, умерла и похоронена в могиле для бедняков.
Ханна собралась с духом и вперилась взглядом в ненавистное лицо.
– Почему мне не сообщили?
– Так ты же сбежала и бросила свою бедную маму. Я думал, тебе будет все равно. – Он в открытую насмехался над ней, даже не притворяясь скорбящим.
– От нее я не сбегала… Как она умерла? Когда я в последний раз ее видела, она не выглядела больной.
Квинт снова отвел глаза.
– Несчастный случай. Вышла посреди ночи по нужде, поскользнулась на лестнице и упала. Сломала шею, как тростинку. Умерла до того, как я прибежал.
Уклончивое поведение Квинта насторожило ее. Ханна выпрямилась и стальным голосом заявила:
– Не верю! Это ты ее убил, знаю, что убил! Ты всегда избивал маму. Ты ударил ее и сломал ей шею!
– Не говори так, девонька. – Глаза Квинта лихорадочно заметались. – Кто-нибудь услышит. Все было не так, клянусь. Это был несчастный случай, даю слово!
– Слово даешь! – с презрением отозвалась Ханна – Ничего твое слово не значит. Ты всегда предпочитал врать. Это ты убил маму, знаю, что ты. Грязный убийца! – Ханна знала, что почти кричит и вот-вот сорвется. – И ты за это заплатишь. Я добьюсь, что ты заплатишь, пусть это будет последнее, что я в жизни сделаю!
– Не кричи так, девонька! Тише, ради бога, тише!
Квинт пошел на нее, активно жестикулируя и прося замолчать.
Не обращая на него внимания, Ханна завизжала:
– Убийца! Убийца!
Лицо Квинта потемнело, он подошел к ней, потянулся руками к ее шее, губы у него шевелились.
– Заткнись, грязная сучка, заткни свою пасть!
К Ханне вернулось здравомыслие, и она, пока не стало слишком поздно, поняла, что ей угрожает опасность. Она подумала позвать на помощь Джона, но тут увидела прислоненную к стене метлу. Девушка схватила ее и с размаху врезала Квинту по голове. Тот завизжал, вскинув руки, а Ханна, схватив метлу, как двуручный меч, стала тыкать ею в отвислый живот Квинта – раз, два, три. Квинт ахнул, пытаясь защитить живот, и в то же время подбираясь к Ханне и готовясь в любую секунду наброситься на нее.
Испугавшись, Ханна стала на ощупь искать дверь. И найдя ее, начала пятиться из дома. Квинт бросился за ней, но на пороге замер, уставившись на кого-то, стоящего у нее за спиной.
Ханна обернулась и увидела Джона.
– Эта белая тварь беспокоит вас, мисс Ханна? – спросил он. Лицо у него было застывшее, словно вырезанное из черного дерева.
– Все в порядке, Джон. Со мной все нормально. Поехали обратно в «Малверн».
Она сделала несколько шагов к коляске и обернулась.
– Ты пожалеешь о том дне, когда убил маму, Сайлас Квинт! Это я тебе обеспечу, даю слово!
Только теперь Ханна заметила, что у нее есть зрители. По обе стороны дороги собрались жители близлежащих домишек и молча наблюдали происходящее. Ханна торопливо забралась в коляску, прежде чем Джон успел ей помочь. Он вскочил на козлы, натянул поводья, и коляска тронулась.
Ханна ехала с высоко поднятой головой и смотрела прямо перед собой. Она держала себя в руках, пока они не отъехали на какое-то расстояние от Уильямсбурга. Там она сломалась, и слезы хлынули водопадом. Ханна согнулась на сиденье чуть ли не пополам, всю ее сотрясали рыдания. Бедная мама! Мэри Квинт не знала ничего, кроме тяжкого труда и бедности, за исключением нескольких недолгих лет счастья с Робертом Маккембриджем. И вот теперь, когда у Ханны появилась возможность вырвать ее из лачуги и из лап Квинта, чтобы она вольготно прожила остаток жизни, ее дочь опоздала. Мама умерла.
Ханна все плакала и плакала. Но под гнетом горьких слез и горя зарождалась жажда мести. Ее сердце разрывалось от ярости. Когда-нибудь и как-нибудь она обязательно увидит, что Сайлас Квинт страдает. И Амос Стритч тоже. Почему-то, видимо на уровне интуиции, Ханна связывала Амоса Стритча со смертью матери.
Вдруг Ханна подумала, что от мужчин ей всю жизнь доставались лишь ругательства и тычки, за исключением Малколма Вернера. А с чего бы это ему быть другим? Может, он ведет себя хитрее, потому что из благородных.
Она решила впредь быть очень осмотрительной. Любые посягательства дорого обойдутся каждому!
Сайлас Квинт еще долго смотрел на дорогу, пока удалявшаяся коляска не скрылась из виду. После этого он решил вернуться в дом. И тут заметил отовсюду глядевших на него соседей, и молчание их показалось ему обвинением. Что они слышали? И многому ли они поверили из того, что наговорила эта тупая девчонка?
Его охватил страх, Квинт оскалился и рявкнул:
– Чего вылупились? Валите по домам и не суйтесь в дела соседей!
Люди начали расходиться, и Квинт зашел в свой дом. В голове у него стучало, сердце колотилось. Ему срочно надо было чего-нибудь выпить. Вчера, добираясь до кровати, он почти ослеп от пьянства и не помнил, осталось ли в доме что-нибудь из спиртного.
Квинт лихорадочно шарил повсюду и наконец нашел кувшин, на дне которого оставалось немного сидра. Он жадно его выпил. Вкус был кислый, как у уксуса. В животе возмущенно заурчало, и он на мгновение испугался, что его сейчас вырвет.