– Но, сударыня моя, на балах и свадьбах носить парик обязательно! Могу понять и солидарен с вашим отказом носить корсет и обручи, но парик – это просто необходимо!
– Тьфу! Вы так говорите, потому что сами делаете парики, и вам хочется их похвалить. Я не надену корсет и обручи под юбки и не надену парик. У меня свои волосы шикарные, и разговор окончен!
Ни одна из дам не удостоила Ханну чем-то большим, чем беглый взгляд, и она подумала, что ее принимают за служанку. Она полагала, что они недалеки от истины, но какое потрясение они испытают завтра! Ханна подавила ехидный смешок.
Она выглянула на улицу. Съехалось множество гостей. Разбивали палатки. Как же много народу! На мгновение ее охватил страх. Сможет ли она повести себя так, чтобы не скомпрометировать Малколма?
Чувствуя себя потерянной и немного одинокой, Ханна побрела на кухню и обнаружила там сумасшедший дом. Там все кипело. Бесс руководила десятком служанок. В огромном очаге ревел огонь, а сама кухня напоминала раскаленную печку. Бесс не обращала внимания на стекавшие у нее по лицу струи пота и величественно прохаживалась, внимательно наблюдая за всеми и вся.
А еда… Ханна никогда не видела столько еды сразу. Копченые окорока, оленина, баранина, птица – индейки, гуси и голуби. Несколько видов рыбы и морепродуктов, включая устриц, моллюсков и раков. Ханна знала, что в последние две недели Малколм много ездил с рабами на охоту, и их результаты были представлены на столах.
Остывали всевозможные пирожные, торты, пироги и пудинги. В кастрюлях варились овощи: ирландский картофель и батат, всяческие сорта бобов и фасоли, и в основном спаржевая фасоль. На углях в очаге жарились початки кукурузы, там же пеклись кукурузные лепешки.
Ханна знала, что кладовая под родником полна молока, масла, сыра и разных фруктов, которые держали в холоде перед подачей гостям.
Малколм говорил ей, что гости обычно берут с собой корзинки с провизией на первый день, но с завтрашнего дня всех станут кормить за счет «Малверна».
Бесс заметила Ханну и поспешила ей навстречу, вытирая фартуком взмокший лоб.
– Милая, а ты что здесь делаешь?
– Да как-то мне одиноко, Бесс. Все так заняты… – Она всплеснула руками. – А мне вот совсем нечего делать.
– Глупый ребенок! Ты невеста, тебе и нельзя ничего делать, – напустилась на нее Бесс. – Господи боже, тебе даже на глаза нельзя показываться, пока не настанет время предстать перед священником! Так что давай уходи. – Она взмахнула фартуком. – Ты здесь мешаешь. Ступай к себе в комнату и любуйся на наряды, которые наденешь под венец. Живо!
Ханна вышла из кухни, но в дом не вернулась. Стала слоняться среди гостей на улице. Она не знала там ни единой души.
Наконец, к ней подошел Малколм Вернер, когда она слушала на лужайке скрипача.
– Ханна, что вы тут делаете? – с неподдельным ужасом спросил он.
– Мне стало одиноко, Малколм. Я никого не знаю, вообще никого! Вы не представите меня гостям?
– Представить? Дорогая моя, так не делается. Невеста не встречается с гостями до завершения церемонии венчания. Вы знаете, как это обычно происходит: если у невесты есть родители, свадьба проходит у них дома, если возможно. Если родителей нет, если свадьба устраивается в доме жениха, невесту туда не привозят до самого начала обряда. А в вашем случае… Ну…
– И что мне нужно делать до завтра? – простонала Ханна.
– С этого момента вы будете сидеть у себя в комнате, пока не спуститесь к началу церемонии. Я распоряжусь, чтобы еду приносили вам наверх.
– Малколм, это жестоко! Я там с ума сойду.
– Прошу меня простить, дорогая, – нежно, но твердо ответил он. – Но так уж заведено. А теперь ступайте, да поскорее.
И Ханна побрела к себе в комнату. Весь остаток дня она хандрила, набросившись на девушку, которая принесла ей ужин. Ханна думала, что хотя бы Андре придет ее навестить. Но, придвинув стул к окну, она увидела его на лужайке прогуливавшимся среди гостей и постоянно жестикулирующим. Он переходил от одной дамы к другой, говорил пару слов и оставлял их хохочущими от души.
А когда стемнело, до Ханны стали доноситься звуки музыки из бального зала. Она услышала среди других инструментов клавесин и узнала игру Андре.
Они там танцуют, а она сидит тут одна-одинешенька!
Ханна слушала, как менуэты, жиги и рилы сменяли друг друга, с завистью внимая музыке и веселому смеху. Веселье продолжалось далеко за полночь. Малколм сказал ей, что большинство гостей вообще не лягут спать, разве что дамы прилягут на несколько часов. После того как дамы устанут от танцев и удалятся, мужчины до утра засядут играть в карты и выпивать.
В окно лилась музыка. Ханна встала и начала танцевать с закрытыми глазами. Андре сказал ей: «Вы быстро всему учитесь, сударыня моя. Вы уже прекрасно танцуете, хоть взяли всего несколько уроков. – Снова лукавая улыбка. – Конечно, Андре прекрасный учитель танцев».
Ханна была уверена, что вообще не заснет от предвкушения завтрашнего торжества и звуков музыки из бального зала.
Но она, наконец, упала поперек кровати и почти сразу же заснула. Ей снилось, что она мчится на Черной Звезде в свадебном платье. Черная Звезда летит, и свистящий в ушах ветер доносит звуки музыки…
На следующий день Ханна – в свои последние минуты как Ханна Маккембридж – спустилась по широким ступеням под руку с Андре. Поскольку ни у Малколма Вернера, ни у нее не было живых родственников, Андре был по настоянию Ханны вручающим невесту жениху.
Ханна напряглась, ее ударило в нервную дрожь, когда она увидела у подножия лестницы толпу внимательно рассматривавших ее гостей.
– Спокойнее, сударыня моя, – прошептал ей на ухо Андре. – Вы, несомненно, самая очаровательная дама из всех присутствующих. Я чувствую себя так, как, наверное, чувствовал себя Пигмалион. Пигмалион, дорогая Ханна, – это легендарный кипрский царь, сделавший из слоновой кости женскую статую и ожививший ее… при помощи богини Афродиты.
Ханна рассмеялась, сжала его руку и шепотом ответила:
– Вы всегда можете меня рассмешить, Андре. Спасибо вам за это.
Свадебное платье, сшитое для нее Андре, было из набивного синего бархата со смелым глубоким декольте, подчеркивающим ее грудь. Вообще-то это было довольно простое платье, но благодаря мастерству Андре оно выгодно подчеркивало ее фигуру, делая ее тонкую от природы талию еще тоньше. Ханна выбрала из подаренной ей Малколмом шкатулки лишь одну драгоценность – ожерелье с бриллиантами. В качестве обручального кольца она решила взять простое золотое колечко, которое лежало в кармане у Андре.
Они достигли нижних ступеней, и гости расступились, образовав узкий проход в бальный зал, где должна была состояться брачная церемония.
Ханна не могла не слышать замечания, которые отпускали дамы, стоявшие по обе стороны от нее, пусть и говорившие шепотом.
– Возмутительно, просто возмутительно! Ни корсета, ни обручей!
– А какой глубокий вырез. Вульгарно, положительно вульгарно!
– А чего вы, собственно, ожидали? Разве вы не знали? Она же была служанкой в таверне. Не знаю, что такое нашло на Малколма Вернера!
На это замечание последовал остроумный мужской ответ:
– Я вижу, что именно на него нашло. И вправду вижу!
В последовавшем негромком смехе прозвучали фривольные нотки.
Андре крепче сжал ее руку и снова склонился к уху Ханны:
– Не обращайте внимания, дорогая. Уродливые душой всегда завидуют красоте.
Они вошли в бальный зал, и Ханна увидела уже стоявшего рядом со священником Малколма. Все остальное тотчас вылетело у нее из головы. Она станет его женой, хозяйкой «Малверна». Как теперь ей могут навредить ядовитые шепотки?
Там стоял Малколм Вернер – стройный, прямой, элегантно одетый в бархатные белые бриджи, парчовый жилет и в башмаки с серебряными пряжками. На его голове красовался сделанный Андре парик. Малколм повернулся в сторону приближавшейся к нему Ханны и улыбнулся. Девушка всем сердцем рвалась к нему. Это прекрасный человек. Она сомневалась, что когда-нибудь по-настоящему его полюбит, но испытывала к нему огромную искреннюю привязанность. Она будет ему хорошей женой. Ханна твердо решила, что никогда не причинит ему боль.
Она остановилась рядом с ним, по-прежнему под руку с Андре, и началась церемония. Когда священник, высокий мрачный человек со звучным голосом, дошел до фразы, обязывающей ее во всем повиноваться Малколму, Ханна тотчас вспомнила рассказанную ей Андре историю. Она издала нервный смешок. Священник моментально умолк и нахмурился, а Вернер бросил на нее резкий взгляд. Андре чуть сжал ее руку, и она поняла, даже не глядя на него, что он улыбнулся лукавой улыбкой.
Наконец, обряд закончился, и Ханна повернулась к Вернеру, подставляя губы для поцелуя. Прежде чем гости обступили их, чтобы поздравить, Андре легонько чмокнул ее со словами:
– Желаю вам счастья, сударыня моя.
Ханна заметила, что к ней с поздравлениями подошли всего несколько женщин, но с тайным наслаждением отметила, что ее поздравили почти все мужчины. Скоро заиграла музыка. Середина бального зала освободилась для танцев. Вернер протянул руку и повел Ханну танцевать. Музыканты играли менуэт. Вернер держался очень прямо, кружа ее по залу.
– Боюсь, я немного потерял навык, дорогая. Не танцевал уже много лет.
– Вы все вспомните, дорогой, – нежно улыбнулась она. – Я прослежу, чтобы отныне вы танцевали чаще.
Первый танец они танцевали в зале одни, гости вежливо стояли вдоль стен. Когда музыка смолкла, раздались аплодисменты.
Вернер с улыбкой отступил на шаг назад и поклонился. Потом заключил Ханну в объятия, когда музыка снова заиграла. На сей раз к ним присоединились другие пары, и официально начался свадебный бал.
На следующий танец ее пригласил Андре Леклер. Конечно же, танцевал он превосходно.
– Сначала Малколм, теперь вы, – сказала Ханна. – Интересно, остальные мужчины станут со мной танцевать?
– Предрекаю, что вы будете нарасхват, сударыня моя. Будьте покойны, за вами станут бегать все холостяки, и подозреваю, что и многие женатые, пусть даже они и будут рисковать позже нарваться на грубость своих благоверных.