Квинт в ужасе завизжал и спрятался обратно за дуб. Тут раздался голос Ханны:
– Можешь выйти, Сайлас Квинт.
Он осторожно высунул голову из-за ствола. Черный конь стоял совершенно неподвижно, Ханна прямо и уверенно сидела в седле, словно родилась наездницей. От этого зрелища Квинт разозлился, и он забыл об ужасе, охватившем его несколько секунд назад. Снова сделавшись злобным и ехидным, он сделал пару шагов в ее сторону.
– Так что ли это хозяйка «Малверна» на таком дивном коне? Прямо настоящая леди, а?
Глаза Ханны вспыхнули огнем.
– Что ты делаешь в «Малверне»? Разве я тебя не предупреждала, чтобы ты сюда носа не показывал?
– Пришел вот спросить, что это ты меня на свадьбу не пригласила. Думал, забыла ты старого Квинта.
– Забыла тебя? Никогда… никогда я тебя не забуду, – грозно проговорила она. – А что до приглашения тебя на свадьбу, то мы не зовем в «Малверн» белую шваль!
– Мы, да? А я белая шваль? – В нем закипела злоба, он снова шагнул к ней. Конь попятился, вращая глазами. Квинт отпрянул на несколько шагов.
Ханна натянула поводья.
– Берегись, Квинт! Если я его отпущу, он легко тебя затопчет. – Конь ударил копытом по земле, фыркнул, потом снова встал смирно. – Так, а теперь скажи, зачем ты сюда явился?
– Думал, что теперь, когда ты богатая благородная дама, то могла бы подбросить старому бедному отчиму несколько монеток, – заныл Квинт. – Мне нужно-то всего несколько шиллингов. Ну очень нужно.
– Я тебе уже говорила – от меня ты ни фартинга не получишь.
– Чтобы только хватило на еду и питье, барышня. Сквайр Вернер ничего и не заметит. Да, а я больше не стану тебе докучать, – воровато произнес Квинт. – Может, сподобишься мне несколько фунтов в месяц посылать. Сделай, а я даю слово, что больше никогда тебя не побеспокою.
– Мой ответ – нет! Никогда! Ни теперь, ни потом!
– Ты, шлюха неблагодарная! А сквайр Вернер знает, на какой бабе он женился? – Рот его оскалился. – Знает он, что ты не только драила полы как служанка, но и на спину ложилась, когда Стритч захочет? А что если я ему на ушко правду нашепчу?
Только сейчас Квинт заметил, что в руках у Ханны кожаный кнут. Не успел он сообразить своими размытыми ромом мозгами, что Ханна задумала, как она ослабила поводья, хлопнула каблуками коня по бокам и ринулась прямо на него. Квинт застыл на месте с разинутым ртом. В последнее мгновение она отвела коня чуть влево, но промчалась так близко, что на Квинта пахнуло терпким конским потом. Пролетая мимо него, Ханна подалась вперед и наклонилась, потом рассекла кнутом воздух. Бахрома на кончике кнута на пару сантиметров не достала до лица Квинта, прожужжав в воздухе, словно рой разъяренных пчел.
Если бы Ханна не промахнулась, то исполосовала бы ему всю физиономию!
Квинт обернулся как раз тогда, когда она развернула жеребца и снова бросилась на него. Ханна и конь стремительно надвигались на Квинта, делаясь все крупнее, пока до него не дошло, что на этот раз она не отвернет в последний момент. Она хочет растоптать его. Если его сшибут с ног и он попадет под копыта, его перемелют, как фарш для колбасы!
Квинт в отчаянии рванулся в сторону. Упал на землю и ударился так, что у него дыхание перехватило. Дальше он на четвереньках пополз под защиту дерева. Конь с грохотом промчался мимо, стуча копытами по тому месту, где Квинт стоял всего несколько секунд назад. Он добрался до дуба и спрятался за ним. Дрожа от испуга, он выглянул из-за ствола. Черный жеребец мчался на юг.
Квинт выждал, пока не убедился, что Ханна не вернется, потом встал на трясущиеся ноги, опираясь на ствол дерева.
Злоба душила его, как разлившаяся желчь. Эта спятившая сучка пыталась его убить! А он ничего не смог с этим поделать. Кто поверит его слову против слова хозяйки «Малверна»? Ханне всего-то придется спокойно отрицать, что она пыталась его убить, а его обзовут вруном и негодяем, старающимся очернить ее имя.
Немного успокоившись, Квинт стал обдумывать свой следующий ход. И тут его озарило. Из своих прежних наблюдательных вылазок он знал, что она вернется по крайней мере через час. А сквайр Вернер, скорее всего, будет дома.
Коварно усмехнувшись, Квинт подобрал бутылку из-под рома и встряхнул ее. Она была пуста. Выругавшись, он отшвырнул бутылку прочь.
Но скоро у него появятся деньги на еще одну бутыль. Он зашагал в сторону особняка.
Ханна пришла в ярость, узнав, что Малколм дал Квинту горстку монет.
– Я же вам говорила никогда не давать ему денег!
– Квинт сказал, что хочет есть и ему нужны деньги на еду. Он же ваш отчим, дорогая.
– На еду! Да он на выпивку их истратит!
– Во всяком случае, деньгами мы от него избавились.
За месяц, прошедший после их свадьбы, Малколм сильно изменился. Первые несколько дней он, казалось, был наверху блаженства от новой жизни с молодой женой, но в последнее время Ханна заметила перемены в его характере. Похоже, он стал менее энергичен и редко улыбался. Были случаи, когда Ханна незаметно подходила к Малколму, и он выглядел лет на десять старше, а на лице его появилась прежняя печаль.
– Мы от него не избавились, Малколм! – резко возразила она. – То, что вы дали ему денег, лишь подхлестнет его снова приходить и слезно клянчить гроши.
– Это неважно, – равнодушно взмахнул рукой Вернер. – Что такое несколько монет – больше или меньше? И неважно, на что они ему нужны.
– Еще как важно. Это важно для меня! Он убил мою мать, я в этом убеждена!
Его взгляд сделался острым.
– Убил? Что вы об этом знаете? Если это правда, то надо дать делу ход.
– Я не могу ничего доказать, если вы об этом. Но в глубине души я уверена.
– Содержимое глубины души женщины вряд ли послужит доказательством в суде, дорогая. – Его легкая улыбка сделалась по-старому веселой.
– Я это прекрасно знаю. Вот поэтому-то я раньше об этом и не заговаривала. Малколм… – Она схватила его за рукав. – Дорогой, хочу, чтобы вы мне пообещали, если Квинт еще раз сюда явится, прогоните его. Ради меня.
– Обещаю, Ханна, если это так много для вас значит. Для меня это, конечно же, неважно. А теперь позвольте откланяться, мадам.
Малколм устало махнул рукой и отправился к себе в кабинет. Ханна слышала, как щелкнула задвижка. Вот еще и это. В последние две недели он снова стал запираться в кабинете…
– Что-то вроде бы гнетет хозяина «Малверна», сударыня моя?
При звуках голоса Андре Ханна резко обернулась.
– В каком смысле? Малколма ничего не гнетет!
– Возможно, что и нет, сударыня моя, – пожал плечами Андре. – Я вдруг просто подумал, что ваш муж в последнее время ведет себя как-то странно. Какой-то он отчужденный, нет?
– Почему странно? Лишь потому, что он не трещит, как сорока, вроде тех, кого я бы предпочла не называть?
– В самую точку, мадам. – Андре чуть вскинул брови. – Боже, да мы вроде как отвлекаемся, так ведь? Ваш муж, сударыня моя, это ваша забота. А сейчас время для нашего урока музыки…
– Мне надо помыться. От меня несет лошадью.
– Вы и вправду удивляете меня, дорогая Ханна. Большинство колонистов, которых я встречал, моются раз в месяц, а то и реже. Немногие – раз в неделю. Но никак не чаще, чем вы. Даже во Франции, самой цивилизованной стране мира, мы моемся не так часто. Для чего, по-вашему, нужны духи?
– Можно свинью искупать в духах, а от нее все равно будет нести свиньей, – язвительно заметила Ханна, поднимаясь по лестнице.
Андре смотрел ей вслед с довольной и несколько меланхоличной улыбкой. Во всем своем широчайшем кругу общения он никогда не встречал женщины, обладающей такой же одаренностью, шармом и красотой, как Ханна Вернер. Она прекрасно научилась танцевать меньше чем за месяц, и если бы он не придерживал ее, то она превзошла бы его в игре на клавесине. Это и впрямь была огромная потеря. Во Франции она бы стала известнейшей красавицей, за которой бегал бы весь королевский двор. Андре отвернулся и направился в музыкальную гостиную.
Раздеваясь в своей комнате наверху, Ханна по-прежнему думала о Малколме. Ей казалось, она знает, что его тревожит. После примерно первой недели супружества его любовный пыл пошел на убыль. Он все так же ложился с ней, медленно и нежно ласкал ее, и, вероятно, любил ее больше прежнего, однако случались моменты, когда он не мог воспользоваться своей мужской силой.
И несмотря на удовольствие, которое Ханна испытывала во время прелюдии, она так и не испытала истинного наслаждения, и ее смутно мучила какая-то неудовлетворенность.
Однако самое важное, по крайней мере, для Малколма, в чем Ханна была уверена, состояло в том, что она еще не зачала. Ему безумно хотелось иметь сына и наследника, и он в итоге решился ей в этом признаться. Ее месячные пришли и ушли, а она еще не зачала. Винить ли ей в этом себя?
Наконец, Ханна рассказала все Бесс.
– Девочка, он уже немолод, наш хозяин, – ответила Бесс. – Очень часто мужское семя с возрастом слабеет.
– Но я слышала, что есть средства, любовные зелья, всякие варева, от которых мужская сила растет.
Бесс раскатисто рассмеялась.
– Да это бабьи сказки, деточка! Ты думаешь, что я это все не перепробовала? А вот детей у меня нет. Господи, как же я мечтала, чтобы вокруг меня бегали детишки. – Это был один из тех редких моментов, когда Бесс позволила показать свою грусть Ханне. Но потом снова рассмеялась. – И не думай, что это оттого, что я плохо старалась. Я спала со многими мужчинами и получала удовольствие. И почти все они завели детей от других девчонок.
– Так что же мне делать, Бесс? Малколм так хочет сына!
– Он спит с тобой?
Ханна почувствовала, как заливается краской.
– О да. Почти… – Она сглотнула. – Почти каждую ночь.
– Время, милая, только время покажет. – Бесс похлопала Ханну по плечу. Лицо ее посерьезнело. – Не хочется мне это тебе говорить, милочка, но дело может быть в тебе. Иногда Господь располагает делать женщин бесплодными… вроде меня.