В тот вечер за ужином Малколм Вернер мрачно произнес:
– Завтра мне придется съездить в Уильямсбург. Там пройдет торговля рабами, а мне нужно нескольких прикупить. Я много лет не покупал рабов, и рук на полях становится меньше. Этой зимой надо расчистить под посевы восемь гектаров земли, и мне понадобятся работники.
– Рабство – недостойное общественное устройство, – скривился Андре.
Бледное лицо Вернера вспыхнуло.
– Думаете, я этого не знаю? Однако это неизбежное зло, если экономика Вирджинии хочет выжить в ее теперешнем виде.
– Негоже обращать в раба человека, любого человека.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, мой дорогой Леклер, но я слышал истории о том, в каких условиях живут крепостные в вашей цивилизованной стране. Если эти истории – правда, то они немногим отличаются от рабов. Вообще-то я склонен полагать, что некоторые рабы в Вирджинии живут лучше, чем многие ваши крепостные. К тому же ваши соотечественники…
Ханна перестала слушать их спор и сосредоточилась на еде, слегка улыбаясь. Почти каждый вечер между Малколмом и Андре разгорались жаркие споры по разным вопросам. Иногда споры затягивались далеко за полночь в кабинете Малколма.
Андре прочно обосновался в «Малверне». Ханна знала, что Малколм отнюдь не возражал, чтобы француз жил у них, сколько ему заблагорассудится. Она была уверена, что знает причину этого: Андре был увлекательным собеседником, и Малколму нравились разговоры с ним, даже когда они расходились во мнениях – что происходило очень часто.
На следующий день ранним утром Малколм Вернер отправился по своим неприятным делам. Ехавшая в Уильямсбург группа напоминала караван. Первой двигалась коляска с Вернером, лошадьми правил Джон. Рядом с Джоном сидел надсмотрщик Генри. За ними шли две повозки с работниками – повозки отвезут в «Малверн» новых рабов.
Обязанность выбирать рабов Вернер, в отличие от остальных плантаторов, возложил на Генри. Вернер не мог заставить себя покупать людей. Его тошнило всякий раз, когда он приезжал на торги и видел, как плантаторы рассматривают рабов на помосте: щупают мускулы, заглядывают в рот и смотрят зубы, словно перед ними лошадь. Наблюдать такое было унизительно, и Вернеру оставалось лишь гадать, насколько это было унизительно для стоявших на помосте рабов. Да, он однажды видел, как плантатор изучал мужское достоинство негра, рассчитывая сделать из него производителя!
Чтобы отвлечься от мыслей о том, что ждет его позже, он стал думать о собственных горестях. Много дней он размышлял о Ханне и своих неудачных попытках зачать ребенка. В периоды наибольшего уныния Вернер понимал, что его женитьба на ней была ошибкой. Не то чтобы он не любил ее, наоборот, с каждым днем он любил ее все больше. Он знал, что на свадьбе и после нее среди приехавших распространились колкие шуточки о том, что мужчина в его возрасте женится на семнадцатилетней девчонке. В женитьбе на женщине много младше себя не было ничего необычного, особенно в стране, где мужчин гораздо больше, чем женщин. Но разница в возрасте между ними была слишком велика… Сальные остроты и грубые шутки его не заботили. Но сильно огорчали неудачи в постели. Вначале он с радостью думал, что к нему вернулся былой мужской пыл. Немного прошло времени, прежде чем он понял, что ошибался.
Теперь Вернер понимал, что все это была иллюзия, мимолетное ослепление. Было унизительно осознавать, что ему все труднее и труднее исполнять супружеские обязанности. А после любви он совершенно выдыхался, сердце колотилось и временами сильно болело, ему иногда требовалось много времени, чтобы дыхание пришло в норму. Все это напоминало ему о том, что все люди смертны, и пугало его.
Но это было не самое страшное. В конце концов, общеизвестным фактом являлось то, что женщины не получают удовольствия во время соития, они лишь терпят его ради наслаждения мужчин. Но если бы он только смог зачать ребенка! Господи боже, как же сильно ему хочется иметь сына, который унаследует «Малверн» после его ухода!
После этих раздумий пришла еще одна мысль. А что, если он внезапно умрет? Сегодня в Уильямсбурге нужно посетить адвоката и составить завещание, по которому «Малверн» достанется Ханне или его сыну, если такое чудо произойдет до или вскоре после его кончины. По крайней мере, это он должен сделать для Ханны. Если он умрет без завещания, Малколм прекрасно знал, что суды над ней не сжалятся. У женщин очень мало прав. С завещанием у нее появятся хоть какие-то права на наследство. Одному Богу ведомо, что станется с плантацией. Ханна, разумеется, не сможет вести дела в одиночку. Но если она законно унаследует имение, то, во всяком случае, хоть сможет его продать.
Вернер вполголоса выругался и тряхнул головой. Говорят же, что, если человек начинает всерьез подумывать о смерти, смерть вскоре наступит. Может, это бабские россказни, но все же…
Коляска въезжала в Уильямсбург, и Вернер заметил, что они приближаются к месту торгов. Среди собравшихся там царила атмосфера праздника. Стояли палатки, торгующие едой и напитками. Мужчины и женщины были в выходном платье, повсюду сновала детвора.
Это также вызывало у Вернера отвращение. Для такого случая больше подошла бы похоронная атмосфера.
Однако он знал, что с его мнением согласятся лишь немногие, и он давно научился держать его при себе. Многие считали его обращение с рабами слишком либеральным. Уже одно назначение негра надсмотрщиком было достаточно скандальным. Но использовать того же черного надсмотрщика для принятия решений вместо плантатора каких рабов покупать – это уже выходило за все рамки здравого смысла!
Вернер был благодарен судьбе за одно обстоятельство. Рабы, выставляемые на торги один или два раза в год, не были прямиком с невольничьего корабля из Африки: они не были закованы в цепи, не были измождены от голода и не напуганы до полусмерти, не зная, зачем они тут и, вообще, где находятся. Большинство невольничьих судов разгружалось гораздо южнее, на побережье Каролины. Здесь же продаваемые рабы чаще всего принадлежали плантаторам, у кого оказывались лишние рабочие руки, или же тем, кто оказался на мели и продавал рабов чисто из денежных соображений. Поэтому большинство невольников были из соседних мест. Правда, работорговцы из Каролины и других южных колоний иногда приезжали сюда со своим живым товаром, однако Вернер давно наказал Генри выбирать только местных рабов.
Вернер сидел в коляске на краю площади. У него не было желания смешиваться с толпой и общаться с другими рабовладельцами. Возможно, они считали это странным. Но поскольку он знал, что его считают странным и не похожим на других плантаторов, то не придавал этому особого значения.
Генри вышагивал туда-сюда от коляски до торговой площадки. Когда он рекомендовал кого-то купить, Вернер привставал на ступеньках и объявлял свою цену. Он приехал с целью купить восьмерых рабов, молодых, сильных и здоровых мужчин. Поскольку он всегда назначал высокую цену, то без труда следовал рекомендациям Генри.
К полудню Вернер купил семерых из восьми намеченных. Он радовался, что все почти закончилось, и вскоре караван отправится обратно в «Малверн». Вернер прикурил сигару от свечи в подставке у двери коляски и откинулся на сиденье, чтобы несколько мгновений покурить и расслабиться. Через некоторое время он подался вперед и выглянул из окна коляски. Он увидел Генри, говорившего с одним из немногих оставшихся рабов, стоявших в очереди на торговый помост.
Мужчина, с которым разговаривал Генри, был среднего роста, но широкоплечий и мускулистый. На нем была лишь пара рваных штанов, на широкой груди бугрились мышцы. Похоже, он был в самом соку. И тут Вернер заметил нечто, от чего у него перехватило дыхание.
Раб был в цепях, которые обвивали его лодыжки и запястья. Это был или беглый, или склонный к буйству. Это было единственное объяснение кандалам.
Через мгновение Вернер увидел, как Генри отошел от раба и направился к коляске. Вернер вышел ему навстречу.
– Масса, – сказал Генри. – Я говорил с сильным парнем. Звать его Леон. По-моему, его стоит купить.
Вернер затянулся сигарой.
– Но он же в кандалах, Генри. С чего бы это?
– Он попадал в переделки, масса Вернер, – немного смущенно ответил Генри. – Несколько раз убегал, но мне кажется…
– Я всегда доверял твоему чутью, Генри, и ты это знаешь. Но покупать беглого? От него одни заботы будут.
– Именно так, – с жаром проговорил Генри. – Он говорит, что устал сбегать и попадать в переделки. Я ему сказал, что вы хороший хозяин, лучше всех в округе. Он клянется, что исправится. Он устал, что на него охотятся с собаками, устал от порок и кандалов. Сказал, что, если вы хороший хозяин, будет усердно работать и не сбежит. – Генри с хитрецой добавил: – Если он в кандалах, то отдадут дешево, это уж точно.
– Генри, прямо не знаю. Он беглый…
– Его привезли сюда с юга. Его хозяин устал от побегов и думает, что его вообще никто не купит. Почти все беглые, каких я знаю, с норовом и не любят, когда с ними жестоко обращаются. Если к ним с добром – они хорошо работают. Вы купите его, а я обещаю сделать из него лучшего работника на плантации.
Вернер поглядел на закованного в цепи раба, стоявшего с удрученно опущенной головой. Если его купит кто-то другой, он первым делом даст ему плетей, чтобы сломить его дух. Вернера охватила жалость. Он вдруг принял решение и кивнул.
– Ладно, Генри. Раньше ты всегда оказывался прав. Но ты за него в ответе, понятно?
Генри с улыбкой кивнул и быстро зашагал обратно к помосту. Раба в цепях вывели вперед. Аукционист завел свою песню, расхваливая молодость и силу раба, тщательно избегая говорить о цепях.
Когда объявили ставки, Вернер выступил первым.
– Пять фунтов!
По толпе пронесся ропот, на Вернера устремились любопытные взгляды.
К Вернеру подошел Барт Майерс.
– Малколм, ты что, того? Думаешь купить ниггера в цепях? Да он явно беглый с юга.
– Мне Генри порекомендовал его купить.