– Генри, – фыркнул Майерс. – Странный ты человек, Малколм Вернер, если веришь россказням одного ниггера про другого!
В толпе кто-то поднял цену, и Вернер его перебил.
– Думай сам. Но по мне так ты дурак.
Майерс отошел.
Вернер, наконец, купил раба за пятнадцать фунтов – за смехотворно низкую цену.
– Ладно, Генри, – быстро бросил он. – Грузи повозки и поезжай обратно в «Малверн». Я тут еще немного задержусь. У меня кое-какие дела.
После того как недавно купленных рабов сгрузили с повозок в «Малверне», Генри собрал их в группку и произнес небольшую речь. Раб по имени Леон, с которого сняли кандалы, стоял спокойно и со скептическим видом.
– Так, ниггеры, внимательно слушайте, что я скажу. Плантация тут неплохая. Масса Вернер – лучший хозяин в округе. На земле здесь не спят, а зимой он разрешает рубить на растопку лес. Едим не помои, еда хорошая. Носить дают хорошую одежду, на Рождество дарят подарки. От рассвета до заката каждый день не работаем, разве что во время сбора урожая и сушки. Вам всего-то и нужно – усердно работать и делать, что велено. Все время тут не бьют, масса Вернер берет кнут только тогда, когда украдешь или соврешь. Если найдете себе женщину, дадут для жизни хижину. – Генри понимающе улыбнулся. – И не нужно прятаться, если хочешь поиметь какую-нибудь девчонку. Найдешь, какую надо, и скажешь мне…
Генри еще немного поговорил в том же духе. Леон слушал и вздыхал. Его мучили подозрения, но он надеялся, что все сказанное Генри правда. Боже правый, он устал от побегов, от того, что на него охотились, как на дикого зверя, от заковки в кандалы, пытки голодом, побоев чуть ли не до смерти. Так случалось несколько раз. Он не однажды пытался бежать во всю мочь, чтобы добраться до севера, где, как ему говорили, к людям его цвета кожи относятся хоть чуточку получше. Но не успевал он добраться до цели, как его всегда ловили. Все боялись помогать беглому, даже его соплеменники.
Да, он устал бегать. Он не так молод и полон огня и норова, как раньше. Верно, он был все еще в соку, мог выполнять дневную работу наравне со всеми, но годы побегов и побоев выжали из него массу соков.
Если все сказанное Генри правда, Леон подумал, что, может, на этот раз он не станет сбегать. Леон не смирился и никогда не смирится с положением раба белого человека, но, если он найдет место, где станет работать, регулярно есть и каждый день не подвергаться побоям, он будет доволен жизнью, насколько это возможно.
Кое-что вселяло в Леона надежду. Это была первая плантация, о которой он слышал, что там надсмотрщик негр. Может, этот белый, Малколм Вернер, будет получше остальных…
Леон поднял глаза, поток его мыслей остановился, когда Генри замолчал. Затем Леон услышал громкий топот копыт и увидел, как все уставились на огромного черного жеребца, подъезжавшего к конюшне. В седле сидела белая женщина с длинными волосами цвета меди, державшаяся легко и прямо.
Генри сказал:
– Это хозяйка плантации миссис Ханна. Она такая же хорошая, как масса Вернер…
В Леоне проснулись смутные воспоминания, когда он пристально глядел на длинные распущенные волосы цвета меди. Было в этой женщине что-то знакомое. Потом он отбросил эти мысли, приняв их за наваждение. Раньше он в этих краях никогда не был.
И все же раб, называвший себя Леоном, глядел на нее нахмурившись, напрягая память. Беглый раб, которого когда-то знали под именем Исайя.
Глава 12
– Расскажи сказку о Великом Джоне-Победителе, – просили Бесс собравшиеся на кухне дети.
Зимний холод загнал всех в дом. Было поздно, вечер, начало десятого, и обычно все дети в это время уже спали. Но стоял декабрь, до Рождества оставалось совсем немного, и все работы на плантации приостановились. Единственное, что продолжалось, – это расчистка восьми гектаров земли под новые посевы, так что малышне разрешили ложиться попозже. Бесс напекла из кукурузной муки блюдо печенья, и дети жались к теплу, исходившему от огромного очага, и жевали лакомство.
– Так, дайте-ка мне минутку подумать, – рассудительно проговорила Бесс. – Похоже, я рассказала вам все истории о Великом Джоне, которые знала.
Раздались тихие стоны и протестующие возгласы.
– Тихо-тихо, дайте подумать.
Взгляд ее устремился вдаль, когда открылась дверь кухни. Вошел один из новых рабов по имени Леон. Бесс нахмурилась, думая, а не выгнать ли его вон. Он ей не нравился. Работник он был хороший – ей Генри так сказал. Но было в нем что-то, что настораживало Бесс. Гнилой он, она нутром это чуяла. Однако Бесс решила: пусть остается, она не станет его выставлять.
Бесс даже не возразила, когда Леон схватил со сковороды пригоршню печенья, присел на корточки у дальней стены и принялся им хрустеть. Может, ему есть хотелось. Бесс вздохнула. Бог свидетель, большинство новых рабов были истощены и не могли поверить своему счастью, увидев в «Малверне» столько еды. Пища, конечно, простая, не такая, какую подавали в хозяйском доме, но сытная и обильная. А Бесс никогда не могла отказать голодному в куске, как бы неприязненно она к нему ни относилась.
Она начала свой рассказ:
– Вот я уже вам говорила, что Великий Джон всегда приносил массе прибыль, когда тот на него ставил. Как-то раз масса велел Великому Джону бежать наперегонки с ниггером с другой плантации. Великий Джон бежал полдня, пока другой ниггер не рухнул на землю, и Джон выиграл массе пятьдесят фунтов. И вот Великий Джон решил, что ему в тот день не придется идти работать в поле, потому как он выиграл столько денег, но масса все равно послал его в поле. Великий Джон сильно обиделся, и ночью залез в сарай, где поломал все мотыги и все остальное. На следующее утро старый масса заподозрил, что это дело рук Джона и обвинил его в этом. «Конечно это я», – сказал Джон, скалясь до ушей.
Масса говорит: «Я тебя убью за это, Джон». А Великий Джон только засмеялся: «Убьешь, масса, и я перестану выигрывать тебе деньги». Конечно, старый масса этому не поверил. Он затолкал Джона в мешок и потащил к реке. Только он собрался швырнуть мешок в воду, как вспомнил, что забыл привязать к нему груз. И вернулся за ним в сарай. А у Джона был нож, он разрезал мешок, набил его камнями и снова завязал.
Когда масса вернулся с грузом, то бросил в речку лишь мешок с камнями. Конечно, он этого не знал. К тому времени Джон давно уже спал.
Настало утро, и Джон встал рано. Взял свою шкуру мула и отправился в деревню гадать за деньги. Джон это умел. Он мог сказать, когда человек умрет или когда родится ребенок. Мог еще колдовать. Да, а если Джон захочет, может заставить птиц петь в полночь!
Так вот, Джон пошел в деревню и вернулся с карманами, полными звенящих монет. Масса чуть не помер, когда его увидел. «Джон, это ты? Да быть не может!»
А Джон только посмеялся и позвенел монетами. «Говорил же, что если убьешь, то перестану приносить тебе деньги». Масса, открыв рот, проговорил: «Думаешь, если б я тебе разрешил меня убить, то я бы тоже заработал?» Великий Джон засмеялся: «Масса, я знаю, что смог бы!»
Ну вот, масса позволяет Джону затолкать его в мешок. Джон привязал к нему груз и покатил мешок к реке. Только Джон собрался столкнуть мешок в воду, как масса говорит: «Джон, ты уверен, что я смогу заработать?» Джон расхохотался и ответил: «Масса, я это знаю!»
Великий Джон столкнул мешок в реку, тут и конец старому массе!
Бесс рокочуще рассмеялась и вытолкала детей из кухни, чтобы те ложились спать. Леон задержался. Когда они остались в кухне одни, он подошел к ней.
Бесс встала.
– Что тебе нужно, Леон? Еще печенья? Ты и так облопался, как свинья!
Леон покачал головой.
– Нет, старуха. Я слушал и все гадал. Какими россказнями ты им головы забиваешь?
Бесс пожала мощными плечами.
– Да просто сказки рассказываю, чтобы время быстрее шло.
– А вот и нет. Сама знаешь, что зовешь к смуте, говоря, как Великий Джон воевал с белыми людьми, убил хозяина, и это сошло ему с рук!
– Это просто сказка, чтобы время быстрее шло, – упрямо произнесла Бесс. – Я ни к чему не зову.
– Во черт, не зовешь, – тихо сказал Леон.
– Хватит тут ругаться!
– Я вот только гадал, как тебе это сходит с рук, вот и все.
Бесс тряхнула головой.
– Мисс Ханне нравятся мои сказки, она сама говорила.
Леон снова покачал головой.
– Тогда, похоже, все, что я слышал об этой плантации, – правда. А эта мисс Ханна… что ты о ней знаешь?
– То, что я знаю о мисс Ханне, не твоего ума дело, ниггер! – рявкнула Бесс. – Она теперь хозяйка плантации. Как по-твоему, что с тобой сделает хозяин, если узнает, что ты о ней расспрашиваешь?
– Узнает он только от тебя. – Вид у Леона вдруг сделался угрожающим, и Бесс охватил страх. Он шагнул к ней: – Держи язык за зубами. Слышала, старуха? Ты старая, и мало надо…
Из хозяйского дома раздался визг, и Леон замолчал. Бесс по голосу узнала, что кричит Ханна и двинулась к двери крытого перехода, ведущего в хозяйский дом. Леон уже ускользнул, словно призрак, выскочив через заднюю дверь.
Снова раздался голос Ханны.
– Бесс!
Ханна уже одолела полпути до кухни, когда Бесс вышла за дверь.
– Господи, девочка, что стряслось?
– Бесс, идем быстрее! – прохрипела Ханна.
В тот вечер супруги ушли к себе рано, по крайней мере Ханна. Она взяла в библиотеке книгу. Проходя мимо кабинета Малколма по дороге наверх, постучала в дверь.
– Малколм, я иду спать.
После паузы Вернер ответил:
– Я скоро приду, дорогая.
Наверху Ханна в нерешительности остановилась у хозяйской спальни. Уже месяц как она почти всегда спала в своей прежней комнате. Так предложил Малколм.
– Несомненно, там ты будешь спать лучше, Ханна. Я частенько допоздна засиживаюсь за бухгалтерскими книгами и только бужу тебя, когда ложусь спать.
Ханна знала, что это не вся правда. Малколм снова начал пить, не так сильно, как во время приезда Ханны в «Малверн», но от него почти всегда несло коньяком, когда он возвращался. Малколм заходил к ней в комнату раз, может, два раза в неделю, но обычно эти приходы кончались конфузом для них обоих и, Ханна была уверена, унижением для него.