– Знаешь, дорогуша, в честь кого меня назвали? В честь королевы белых людей, что в Англии. Королевы Елизаветы. Ее называют королева Бесс. – Она снова расхохоталась. – Моя старая мамаша много чего находила смешным, хоть и рабыней была, и думала: как смешно, что меня назвали в честь королевы белых.
Ханна резко встряхнула головой и попыталась изобразить интерес к болтовне Бесс.
– Бесс, а на какой срок тебя отправили работать по договору на мистера Стритча?
– По договору! – Бесс резко обернулась, мигом посерьезнев и уперев руки в бедра. – Господи, доченька, я вовсе не по договору работаю на старого Стритча! Он пожизненно купил меня со всеми потрохами. Разве что вдруг решит продать меня.
У Ханны перехватило дыхание.
– Ой, Бесс, прости!
– Ладно, дорогуша, не надо понапрасну сотрясать воздух и жалеть старую Бесс. Я рабыня с самого рождения. Тебе еще ой как часто себя придется пожалеть…
В этот момент в кухню робко вошел мальчик, которого Ханна видела подметающим у порога.
Бесс повернулась к нему.
– Зашел поесть, да? Ты там все закончил?
– Да, мэм, – кивнул мальчик.
– Ханна, вот этого мальчишку звать Дики, – сказала Бесс.
Девушка улыбнулась парню.
– Привет, Дики. А как твоя фамилия?
Дики опустил голову и уставился на свои босые ноги.
– Нет у меня никакой фамилии, миледи, – пробормотал он.
Бесс потрепала длинную шевелюру мальчика.
– Дики у нас сирота, дорогуша. Нет у него ни родни, ни близких. Его привезли к нам по большой воде из Англии, а здесь отдали в услужение по договору. – Тут она отступила на шаг назад, голос ее стал суровым. – Прежде чем получишь пожевать, малыш, тебе надо наполнить котел водой из колодца.
Дики кивнул, взял стоявшее в углу деревянное ведро и вышел на улицу.
Бесс повернулась к Ханне.
– А тебе, дитя, срочно надо помыться. Я нагрею в котле воды, мыться будешь вон в той лохани. И найдем тебе другую одежду, а то на тебе сплошные лохмотья.
Ханна вспомнила, что с ее платьем, и прижала к груди рваный лиф.
– Оно… порвалось… по дороге…
– Видела. Я наблюдала, как этот дядька тащил тебя на веревке. Его в тюрьму надо, да. Так с родной дочерью обращаться!
– Он мне не отец, а отчим!
– Не имеет значения. Стыдоба, да и только.
Дики вернулся с ведром воды, которое вылил в висевший над очагом большой черный котел. Бесс развела огонь, а парень сделал еще несколько рейсов, выливая воду в стоявшую в углу деревянную лохань.
Наконец, Бесс сказала.
– Хватит. Вот… – Она положила на тарелку еду. – Теперь иди на улицу, Дики. И не заглядывай в кухню. Мы хорошенько помоем эту дочурку.
Она выставила Дики за дверь и вернулась к Ханне.
– Теперь раздевайся, дорогуша. Совсем-совсем.
Ханна смущенно замешкалась. Она никогда ни перед кем не раздевалась, кроме матери.
Бесс, почувствовав ее нерешительность, повернулась к ней спиной, не переставая говорить.
– Твои лохмотья сожжем. Тебе подойдет пара платьев девушки, что работала тут до тебя. У нее кончился срок дого…
Она снова повернулась к Ханне, когда та скинула рваное платье. Ханна застыла на месте.
– Боже праведный, дитя, вот это да! – беззвучно присвистнула Бесс. – Ты прямо красавица, прямо как благородная.
Ханна почувствовала, как заливается краской.
– Ты так думаешь, Бесс? А Квинт говорит, что я слишком высокая для женщины. Говорит, я прямо корова.
Бесс фыркнула.
– А ты, дорогуша, никогда не слушай, что говорит этот дядька. Он ведь отребье, только и всего, и ничего не понимает в благородстве. Слушай лучше старую Бесс, а старая Бесс говорит, что ты красавица.
Черные глаза Бесс оглядели длинные, цвета меди локоны, обрамляющие лицо в форме сердечка. Зеленые глаза напоминали изумруды. Груди высокие, выдающиеся вперед, живот чуть округленный над темно-рыжим курчавым треугольником волосков, скрывающим женское естество. Ноги длинные и стройные. Бесс подумала, что девушка станет настоящей красавицей, как только сойдет детская полнота. И сказала она Ханне сущую правду. Судя по гордой осанке, Ханна могла заткнуть за пояс многих знатных дам. Ее красоту не умаляли даже пятна грязи на руках и лице. В ней чувствовались необыкновенная грация и благородство. А ее кожа была нежная и розово-золотистая, как спелый персик.
Бесс вдруг протянула руку и взяла Ханну за ладонь. Хоть и привычная к работе рука, но изящной и правильной формы. Бесс отпустила руку и погладила Ханну по голове, огорченная тем, что увидела. «Где-то в жилах этого ребенка течет кровь африканских вождей, – подумала она, – но сама девушка явно понятия об этом не имеет».
Глядя на цветущее тело Ханны, Бесс ясно поняла, почему старый черт Стритч уцепился за возможность получить по договору такую работницу! Бедное дитя, если бы она только знала, что ей предстоит пережить!
Бесс резко взмахнула рукой.
– Полезай-ка в лохань, дитя.
Ханна подчинилась, ступив туда сначала одной ногой, затем другой.
– Ой, Бесс, холодная!
– Конечно, дорогуша, – проворчала Бесс, подходя к лохани с кипящим чайником. – Скажешь, когда будет тепло.
Она стала выливать воду в лохань, где стояла Ханна, уже стесняясь своей наготы. Через несколько секунд ноги ее стало обнимать тепло. Она села в лохань, подобрав колени.
– Так тепло?
Ханна кивнула, и Бесс протянула ей кусок хозяйственного мыла и мочалку.
– Помойся хорошенько.
«Можешь не волноваться», – подумала Ханна, наслаждаясь теплом. Дома она могла позволить себе лишь обтирание мочалкой. А тут – райское наслаждение! Она медленно мылась, лениво слушая болтовню Бесс.
– В большинстве таверн с дюжину слуг, рабов и договорных. Но старый Стритч слишком прижимистый. Есть только ты, я и Дики. Нам втроем придется прислуживать за столами и убираться наверху. Еще есть Нелл.
– А это кто такая?
– Нелл еще одна подавальщица в таверне. Она сущая крыса, гадкая, как кошачье дерьмо. Не давай ей наседать на себя…
Сначала Ханна была потрясена, услышав такие слова от женщины, но понемногу начала привыкать и поняла, что ей нравится Черная Бесс с ее словечками и всем остальным.
– За одно ты можешь быть благодарна, дитя. Наверное, несколько недель тебе не придется надрываться, будет время освоиться. Вот когда съедется народ в Дом парламентариев, тогда побегаем. Приедут благородные господа со всей Вирджинии. Тогда будем носиться как угорелые. Все комнаты наверху будут заняты, кроме конуры Стритча, гости все время будут есть и пить.
Ее слова прервал крик сверху. Бесс подошла к двери.
– Слушаю, масса Стритч.
– Давай гони сюда свои черные ноги да захвати что-нибудь поесть, чтоб тебя!
– Слушаюсь, масса Стритч. Бегу и лечу.
Оборачиваясь, Бесс перехватила взгляд Ханны, широко улыбнулась и подмигнула ей.
– Старику Стритчу нравится, когда я так говорю. Он уверен, что черной так и следует обращаться к хозяину. Он очень вспыльчивый, когда подагра прихватывает, а я ему никогда не перечу. Старый Стритч вообще злой всегда, а уж как выпьет – берегись! – Она сновала, наполняя тарелку едой. – Ты побудь здесь, пока я не вернусь, дорогуша. Я быстро – пару минут. Принесу тебе платье. Накормлю его жирной утятиной, может, тогда он не встанет с постели до утра. У старого Стритча не хватает мозгов понять, что он от еды в лежку лежит.
Бесс подошла к очагу, перед которым стояла полукруглая жаровня, и присела посмотреть, как готовится птица. Потом начала срезать с нее кусочки мяса.
Бесс оказалась права – этим вечером Стритч не появился в таверне. Посетителей собралось достаточно, но без толкучки. Подавальщица Нелл и вправду была жуткой по характеру, грубиянкой и не очень-то чистоплотной – от нее исходил неприятный запах. Она была старше Ханны, и срок ее найма по договору скоро истекал. Слегка полноватая, она носила платья с низким лифом, из которого груди грозили вывалиться наружу каждый раз, когда она наклонялась.
Платье, которое Бесс раздобыла для Ханны, было ей чуточку великовато, но повариха немного повозилась с ним, и оно стало сидеть сносно. Платье было сшито из мягкой ткани светло-зеленого цвета, который очень шел Ханне. Бесс расчесала девушке волосы, и они заблестели. Ханна с восхищением глядела на себя в зеркальце, которое Бесс достала из ящика комода. Ей никогда не было так легко и спокойно, ее тело никогда так не благоухало. После мытья она посвежела еще и потому, что Бесс щедро побрызгала на нее какими-то духами.
Когда Ханна зашла в таверну, чтобы начать работу, там было почти пусто. К ней подошла Нелл. С выражением отвращения в злобных черных глазках она оглядела Ханну с ног до головы и, не стесняясь, фыркнула.
– Ну вот и дама расфуфыренная! Вся разнаряженная, как госпожа из богатого дома. Ручаюсь, что не успеет кончиться вечер, как ты растеряешь весь лоск. Лучше не верти зазывно задом, иначе его тебе до синяков отобьют!
Ханна слишком опешила, чтобы что-то ответить, но даже если бы у нее и нашелся достойный ответ, он прозвучал бы впустую, потому что сразу после своей едкой тирады Нелл убралась восвояси за стойку.
Поскольку все было для Ханны внове и она раньше никогда не бывала в тавернах, Ханна слишком погрузилась в свои раздумья о том, что делать дальше, как дать отпор Нелл.
Спустя некоторое время улица заполнилась людьми: торговцы со своими товарами, холеные господа в бриджах, тонких чулках, туфлях с пряжками и в напудренных париках, тихо переговаривающиеся друг с другом, и сновавшие туда-сюда простолюдины. Ханна знала, что в тавернах жизнь бьет ключом, особенно по вечерам.
Но именно то, что происходило внутри таверны, вызывало в ней наибольший интерес.
Таверна была сравнительно небольшой по размерам. В одну стену был встроен камин, который летом не топили. По бокам его стояло два кресла, в центре – небольшие столики, а вдоль стен – лавки. На одном из столиков стояла шахматная доска, и вскоре после прихода Ханны за игру сели два джентльмена. Она подала каждому по кружке пива. За другим столиком шумное трио играло в кости. Когда таверна стала наполняться, большинство посетителей вели негромкие разговоры, но иногда спорщики повышали голос. Многие курили длинные глиняные трубки с душистым табаком.