Но когда Майкл стал выходить из нее, она крепче сомкнула объятие и пробормотала:
– Нет, дорогой, останься.
Через некоторое время он снова шевельнулся, и она отпустила его, но лишь для того, чтобы он лег рядом с ней. Она тотчас же приникла к нему, обхватив его рукой и закинув одну ногу.
– Дорогая Ханна… Должен признаться, что мне любопытно кое-что узнать. Но если ты не хочешь об этом говорить, я не настаиваю.
– Спрашивай о чем угодно, любимый, – сонно пробормотала она. – У нас никогда не будет секретов друг от друга.
– Когда ты… – Он откашлялся. – Когда ты узнала о том, что унаследовала от отца негритянскую кровь, что ты почувствовала?
– Что почувствовала? – Ханна окончательно проснулась. – Первая мысль была о тебе и о том, что ты подумаешь. – Она приподнялась на локте и посмотрела на него. – Ты должен понять одно… Я никогда не стыдилась своего отца! И никогда не стану стыдиться. Это был прекрасный человек, и я всем сердцем его любила. Я много об этом думала и, по крайней мере, пришла к определенному выводу. Я такая же, какой была до того, как узнала о негритянской крови у отца. У меня те же чувства и те же взгляды. Два человека, которых я люблю больше всего на свете – темнокожие, они такие же, как любой белый, и лучше, чем большинство людей. Что до меня, то я не чувствую ущербности от того, что во мне есть негритянская кровь. К тому же я считаю, что работать по договору немногим лучше, чем быть рабом, разве что цвет кожи другой. А Андре рассказывал, что в былые времена и белых делали рабами.
– Да, это верно, – тихо проговорил Майкл.
– А ты, Майкл? Что ты почувствовал?
– Что я чувствовал? – Он хохотнул. – Если честно, то мальчишкой в «Малверне» и позже я никогда особо над этим не задумывался. Там были рабы, это тамошняя жизнь. Я знаю, что отец не очень-то одобрял рабство. Он много раз мне об этом говорил. Но добавлял, что рабство необходимо для плантаторского хозяйствования. А потом… – Майкл рассмеялся громче. – Ты с трудом в это поверишь, но впервые я серьезно задумался о рабстве, когда был пиратом у Черной Бороды!
– У Черной Бороды? – изумленно спросила Ханна.
– Да, дорогая. Это может показаться невероятным, но многие в его шайке были темнокожими, в основном беглыми рабами. Я как-то раз спросил его, почему так, и он ответил… Постараюсь поточнее вспомнить его слова. Он сказал: «Каждый должен быть свободен и делать что захочется, приятель. Цвет кожи и раса роли не играют. Да, темнокожий для Тича – просто человек, если может выполнять то, что я требую. Что по-твоему такое пиратская жизнь? Жизнь свободная, где все люди равны…» И это говорил капитан Тич, отъявленнейший негодяй! Вот тогда я задумался. А еще он сказал: «Я знаю, что ты или Малколм Вернер владеете рабами на своей прекрасной плантации. Думаешь, это делает тебя лучше старины Тича?» И знаешь, я не нашелся, что ему ответить. Но если такой человек, как Черная Борода, мог считать темнокожего равным себе, то отчего я должен думать по-другому? С того дня я смотрю на темнокожих, рабов и свободных, другими глазами. О, не думаю, что я освобожу всех рабов, когда вернусь в «Малверн». Прошло два года, и я их не освободил. Но это то, над чем стоит подумать. Кстати, об этих двух годах…
Майкл повернулся к ней, и Ханна поняла, что он снова готов к любви.
– Ах, сэр, какой вы пылкий!
– Я тебе еще кое в чем признаюсь, любимая. Я – человек сильных страстей. У меня кипящая кровь. Однако я хранил целомудрие с тех пор, как вернулся в «Малверн» из Нового Орлеана.
Он умолк, словно ожидая от нее ответа, и Ханна внутренне напряглась. Ждет ли он от нее подобной исповеди? Она вспомнила свои совсем недавние слова, что между ними не будет никаких тайн. Она будто уже была готова рассказать о Джоше, но тут древнее женское чутье, подсказывающее ей, что следует говорить, а что – нет, велело Ханне промолчать.
– Если так, то тогда, сэр, нам много чего нужно наверстать. А я, дорогой Майкл, с тобой становлюсь такой развратной. Надеюсь, это тебя не шокирует?
– Шокирует? Вовсе нет, любимая. Это повергает меня в восторг! – громко рассмеялся он. – Никогда не хотел бы иметь в своей постели холодную рыбину!
– Я не холодная рыбина, сэр, – пробормотала Ханна.
Она подняла руки и подалась навстречу его объятиям.
Прохладным сентябрьским днем экипаж подъехал к «Малверну» уже в сумерках. Стремясь доехать до места за день, Джон с самого утра нещадно гнал лошадей.
Как бы она ни устала от дороги, Ханна села прямо и жадно смотрела в окно, когда экипаж свернул на знакомую подъездную дорожку.
– Вот он, «Малверн»! – Она взяла Мишель у Бесс и поднесла ее к окну, чтобы девочка могла впервые увидеть хозяйский дом. – Отныне он будет нашим домом, Мишель.
Словно об их прибытии объявили заранее, все рабы собрались у дома, когда подъехал экипаж. Генри подошел к экипажу и помог Ханне выйти.
– Добро пожаловать в «Малверн», миссис Ханна.
– Как же здорово сюда вернуться, Генри.
Следующим вышел Майкл. Он положил Генри руку на плечо.
– Как дела в имении, приятель?
– Все в порядке, масса, – ответил Генри. – Хорошо, что вы вернулись как раз вовремя, чтобы присмотреть за сбором урожая.
Ханна снова забрала Мишель у Бесс и побежала к входной двери, которую открыла Дженни. Ей хотелось быть первой, с кем ее дочь переступит порог «Малверна». Майкл чуть задержался, разговаривая с Генри. Ханна бежала из комнаты в комнату, держа на руках Мишель.
Она ликовала и шептала ребенку на ухо:
– Милое дитя мое, я наконец-то раз и навсегда стала настоящей хозяйкой «Малверна»!
Тут она услышала голос Майкла:
– Ханна! Где ты, милая?
Она вбежала в вестибюль и, задыхаясь, спросила:
– Что такое?
Он показал рукой на широкую лестницу.
– Ты помнишь, как мы в последний раз поднимались по ней?
– Конечно, помню, сэр! Вы тогда меня…
Затем, все вспомнив, она ошеломленно оглядела широко улыбающиеся лица.
– И повторю это!
Он взял у нее Мишель и передал Бесс. Потом, прежде чем Ханна поняла, что у него на уме, подхватил ее на руки и понес вверх по ступеням.
Раскрасневшись, она сказала ему на ухо:
– Майкл, наконец-то я дома.
– Дома и навсегда.
Майкл несся вверх по лестнице. Ее лицо пылало от смущения, но Ханна все равно обняла его за шею, уткнулась лицом ему в плечо и ощутила жаркую волну блаженства.
В мыслях она еще раз повторила: «Хозяйка “Малверна”!»