–Позволите?– спросил он, указав на ее волосы.
–Да, пожалуйста.
Он поправил несколько локонов, ослабив шелковистую массу на затылке, а потом заколол волосы черепаховым гребнем, чтобы создать вдохновляющий образ женщины, не совсем свободной.
–Вот так…
Сознавая, что никакая решимость не заглушит воздействия сирены на его чувства, Джозайя поспешил занять место перед холстом.
–Я готова, мистер Хастингс,– мягко сказала Элинор.
«Видит Бог, я тоже».
Вчерашний поцелуй был для нее мечтой.
Элинор прикладывала все усилия, чтобы чувствовать себя спокойно и воображать, что сидевший напротив мужчина не вызывает в ней жара каждым пристальным взглядом своих карих глаз.
Ей уже начал нравиться резкий запах скипидара и льняного масла, и она давно гадала: почему на одежде Джозайи всегда пятна краски? «Наверное, все внимание художника поглощено делом, творческой задачей, поэтому он и не замечает, где оказываются его локти. Возможно, он забывает о своей физической сути и целиком уходит в таинственный процесс, который мы, обычные люди, не можем постичь, как не замечаем те цвета и оттенки, которые Джозайя, как он рассказывал, увидел еще ребенком».
Стоявшая рядом с диваном жаровня не могла разогнать холод в студии, но Элинор было вполне комфортно в слоях шелка и бархата. Не говоря уж о жарких и сладостных волнах удовольствия, которые пробегали по ее телу при каждом воспоминании о поцелуях Джозайи.
Вчера он попросил ее проявить милосердие, и она, ошеломленная, послушно ретировалась в «Рощу». Однако потом поняла: несмотря на ее ужасную выходку, Божьей кары не последовало, небо не разверзлось, не случилось ни грома, ни молнии, и, что самое потрясающее, не было никаких внешних признаков ее внутренней трансформации.
Элинор преисполнилась решимости продемонстрировать Джозайе, что она не только «невредима», как он выразился, но и способна вынести множество восхитительных поцелуев, которые он, возможно, еще подарит ей. Интересно, сумеет ли она его в этом убедить, не будучи откровенно бесстыдной и не задев его гордость и честь?
–Вы… сами смешиваете краски?– спросила Элинор, восхищаясь содержимым маленьких баночек, расставленных на полу.
–Каждый художник ревностно охраняет свои рецепты. Видите этот красный? Это для ваших волос. Я добавил туда золотую пыль, чтобы попытаться передать блеск ваших локонов.
–Какое расточительство!– воскликнула Элинор.
–Ваш колорит требует этого, мисс Бекетт. Тут нельзя фальшивить.
Она сокрушенно покачала головой:
–Вы так разоритесь, сэр… Учитывая стоимость вашей модели… В общем, не могу сказать, что это надежное финансовое предприятие.
–Это искусство, мисс Бекетт. Мы не можем думать о денежных вопросах, когда гонимся за величием,– с серьезнейшим видом сказал Джозайя и тут же подмигнул своей модели.– Думаю, именно поэтому художники славятся тем, что, преисполненные гордости, голодают.
–Бедняги!..– Элинор вздохнула.– Я очень рада, что вы не голодаете, мистер Хастингс.
–Спасибо, мисс Бекетт.
Время, казалось, остановилось, когда Элинор стала любоваться Джозайей, «гнавшимся за величием». Его руки двигались словно в танце – от палитры к холсту и обратно,– и дерзкое эхо ее мечты вернулось: Элинор вообразила, что он рисует на ее теле, что краска касается ее лица, горла, скользит по животу… и дальше.
–Красота,– пробормотал он себе под нос.– Просто красота.
–Что вы находите красивым, мистер Хастингс? Вы как-то сказали, что женские волосы очаровывают мужчину, и я начала задаваться вопросом: а что еще имеет власть?– Она покраснела.– Я, конечно, интересуюсь этим так, вообще… не вашими личными предпочтениями. Для меня это чисто теоретический вопрос.
–Да, разумеется,– улыбнулся Джозайя – эта тема его явно развеселила.– Мисс Бекетт, для женщины, которая исповедует неукоснительное следование этикету, вы задаете удивительные вопросы. Но поскольку этот чисто теоретический…
–Да-да, исключительно теоретический, мистер Хастингс.
–В данный момент я восхищаюсь дугами ваших бровей, мисс Бекетт. Вы сегодня – геометрическое пиршество изгибов и линий, и я благодарен вам за это.
–Ох!..– вздохнула Элинор.
–Вы разочарованы?
–Немного,– призналась она.– За всю свою жизнь я ни разу о своих бровях не задумалась, мистер Хастингс, и мне следовало бы утешиться вашим интересом ко мне. Но ведь женщину должно пугать то, что красота совершенно не в ее власти, правда? Ведь красота считается едва ли не единственным достоинством леди…
–Так иногда говорят,– ответил Джозайя, продолжая работу.– Но вы-то никогда не были тщеславной, Элинор.
–Совершенно верно! Я не собираюсь тратить понапрасну время перед зеркалом. Однако же… Даже сейчас мне кажется странной мысль, что во мне есть хоть что-то привлекательное. Для меня ваш интерес ко мне – величайшая тайна, мистер Хастингс.
–Тогда опишите красивую женщину.
Элинор начала волноваться, но по привычке замерла в нужной позе, когда Джозайя начал ворчать.
–Так вот, у нее золотистые волосы, чудесные и гладкие, без всяких волн и кудрей, и ясные голубые глаза. Кожа у нее фарфоровая, а фигура – изящная и миниатюрная. Кроме того, она светская, модная, аккуратная, и ноги у нее правильно поставлены.
–Правильно поставлены?..
–Да. Моя мама всегда говорила, что у меня носки смотрят в стороны, как у фермерши. Не уверена, что мама видела хоть одну фермершу, но леди явно не полагается стоять так, будто она предъявляет на что-либо права или вот-вот начнет маршировать.– Элинор улыбнулась.– Я рада, что длина моих юбок заставляет вас использовать воображение, мистер Хастингс.
–Звучит интригующе…– Руки Джозайи задвигались быстрее: разговор вдохновлял его, а зрение, к счастью, оставалось ясным.– Я могу вообразить, что ваши ноги – само совершенство, но позволю вам хранить свои секреты.
–Как вы храните свои?
–Мои? У меня нет секретов.– Джозайя не отрывал глаз от холста – не желал смотреть на Элинор, произнося столь откровенную ложь.
–Нет секретов?
–Даже если и есть, неблагоразумно признаваться в этом, мисс Бекетт.
–Вы так и не ответили на мой вопрос, мистер Хастингс.– Элинор откашлялась.– Так что же вы находите привлекательным в женщине?
–Вы должны поклясться, что оставите эту информацию при себе.
–Обещаю.
–Ну, кроме очевидных вещей…
–А каковы очевидные, сэр?
–Полагаю, что очевидное – это приятный характер, лирические таланты и постоянство в сердечных делах.– Набрав на кисть немного белой краски, Джозайя продолжил: – Но как грешный представитель своего пола признаюсь: то, что больше всего физически влечет в женщине… неуловимо. Однако могу сказать, что лично я питаю слабость к нежному изгибу – там, где ключица привлекает глаз к линии плеча и шеи. Не пропущу форму ушей и лодыжек, а также запах кожи, но главное – изящество внутренней стороны запястья и та маленькая жилка, которая выдает самые потаенные чувства.– Он вздохнул.– Лучше спросите, что не привлекает, мисс Бекетт. Поскольку я уверен, этот список будет короче.
Элинор рассмеялась.
–А что во мне вас не привлекает?
Джозайя в растерянности покачал головой. Потому что в Элинор Бекетт не было ничего, что не привлекало бы. Но все это выходило за рамки колорита и красоты форм. Ему, например, нравились наивные вопросы Элинор и еще более – ее ответы. Нравились также ее рассуждения и даже чисто женское любопытство.
–Не двигайтесь, мисс Бекетт. Плечи назад, пожалуйста.– Он изо всех сил притворялся, что рисует, пока его нервы не успокоились.– Но если вы хотите сделать перерыв…
–Нет, мистер Хастингс! Я бы…– Она умолкла, так как в этот момент появился Эскер с подносом в руках.
Пожилой слуга пересек комнату скованной походкой человека с больными суставами. Джозайя молча кивнул ему и снова занялся работой. Эскер с явным облегчением опустил поднос на стол и сообщил:
–Вам письмо, сэр.
Джозайя взглянул через плечо на знакомую серую тень управляющего.
–Что в нем, старина?– спросил он, накладывая мазки на холст.
Мистер Эскер тотчас же сломал печать на письме и прочитал:
–Джозайя, наш контакт в «Таймс» сообщает, что ответ на наше объявление получен. Шакал заглотил приманку. «Отшельники» непоколебимы. Его личность остается неизвестной. От Торна ни слова…
–Достаточно. Спасибо, Эскер.– Джозайя с уколом смущения вернулся к реальности. Он так увлекся своим делом, что пожертвовал осторожностью и впутал Элинор в самое опасное дело «Отшельников».– Я просмотрю письмо позже.
Эскер с ворчанием ушел и закрыл за собой дверь.
–Шакал? «Отшельники»?– Элинор распахнула глаза.– Вы гонитесь за шпионом или выслеживаете отъявленного преступника, мистер Хастингс?
Ему пришлось прикусить щеку, чтобы сдержать улыбку.
–Не совсем. Это… просто небольшое дельце. Мы с друзьями работаем… над одним приватным вопросом.
–И мистер Радерфорд участвует?
–Почему вас это интересует?– спросил Джозайя, несколько раздосадованный вопросом.– Вас заботит безопасность Майкла?
–Едва ли. Но поскольку он озабочен вашей безопасностью, то я бы очень хотела убедиться, что ваш защитник и нянька в курсе того, во что вы впутались… включая «наживку» и «шакала». Но я вовсе не собираюсь вмешиваться в ваше личное дело.
Джозайя невольно улыбнулся: Элинор была такая грозная… и такая соблазнительная! Он поймал себя на том, что задавался вопросом: как мужчины выдерживали брак с красивыми женщинами, обладающими еще и острым умом?
–Я член небольшого кружка джентльменов, известного под именем «Отшельники». И должен заметить, что в некоторых других кружках… вязания больше, чем опасного озорства.
–В кружках вязания обычно не бросают «приманку» «шакалам» и не дают тайные объявления в газетах, мистер Хастингс.– Зеленые глаза Элинор неодобрительно сверкнули.– Но еще раз повторяю: меня это не волнует.
Джозайя снова прикусил щеку.
–Насчет вязания – могу только предполагать… Поскольку вязать не умею.