- Ярин...- голос прозвучал хриплым и еле слышным, но принц услышал и после моего ответа присел на песок спиной к палатке. - Скажи мне правду. Умоляю!
Говорить так тяжело. В горле сухо, словно я наелась песка, а слюны нет, чтобы хоть немного избавиться от жжения во рту.
- Еге-гей! Нос по ветру! - Он засмеялся и мелодичный смех прозвучал инородно, потусторонне. Как можно смеяться, когда такое происходит? В протвовес его веселью мне хотелось поднять лоб от пола, а потом его с большого размаха опустить обратно и разбить собственный череп в кровь, только, боюсь, у меня не было сил даже для того, чтобы нормально себе разбить голову.
Отняв лицо от пола, я пригляделась к застывшей позе Ярина и поняла, что даже всегда веселый Ярин сейчас лишь изображал смех и веселое настроение. Искусная фальшивка.
Вся его поза: понурые плечи, широко расставленные ноги, а между ними склоненная голова, подсказывали, что он озабочен и возможно напуган. Вряд ли он знал, что мне из палатки хорошо видны его очертания и "поза отчаяния". Похоже, что он пришел не столько меня успокоить, сколько за помощью или моральной поддержкой.
- Ярин, прошу... - так тяжело говорить. Не заставляйте меня мучиться в неведении. - Как мой Азамат? Он ум…, - это слово въелось очередным ножом, на что я просто задохнулась и не смогла произнести вслух. Наоборот проглотила и перефразировала. - Он жив?
- Лиль, поешь. Мы знаем, что ты травишь себя голодом. Представь, когда Азамат очнется и позовет маму, что мы скажем? Его обожаемая мамочка травит себя голодом из-за него? Ты ведь не хочешь, чтобы сын почувствовал себя виноватым?
Ответ Ярина дал понять, что Азамат все в том же состоянии без сознания. С одной стороны я испытала облегчение и из меня вырвался удовлетворенный выдох. Но с другой стороны без еды, даже будучи не больным, он долго не протянет.
На некоторое время мы замолчали. Каждый подумал о своем, расстворился в мыслях, но вслух не спешил озвучивать тревоги. Намного позднее я все же спросила то, что меня долго мучило:
- Ты правда был готов убить моего сына? - своим вопросом я ударила в больную зону.
Ярин слишком устало выдохнул и напряженным движением помассировал затекшую шею. За этими занятиями он очевидно скрывал не знание, как правильно объяснить:
- Лиль, согласись, есть вещи которые важнее наших чувств. У тебя, меня, Артура, Азамата как, у значимых для народа людей, иногда не будет выбора, как только поступить, пренебрегая жалостью и совестью. Только с возрастом я начал это понимать. В тот вечер я не хотел вешать на брата груз ответственности в виде убийства родного сына. Тысячи жизней важнее одной. Но хвала красным пескам Азамат - не единственный источник хвори. В ту же ночь мы обнаружили двадцать трое зараженных хворью. Источник инфекции в лагере так и не был обнаружен. Вероятнее всего враг заразил нас в последней деревне, в которой делали привал и что самое отвратительное: теперь не найдешь виноватого. Никаких зацепок, ничего указывающего на личность подложившего красный цветок, вероятнее всего он и вовсе уже скончался от той же болезни.
Ответ Ярина немного успокоил меня. Он действовал так ему велел долг перед землей, а я поступала так, как мне велела материнская суть, но благо Артур пресек нашу схватку, иначе мы бы столкнулись лбами.
Я легла на бочок, разделяемая парой метров и пологом палатки, от гостя и посмотрела наверх туда, где должно виднеться прекрасное солнце пустыни, а не коричневая ткань.
- Расскажи, как выглядит песок? Я начинаю забывать его, - попросила меня отвлечь от беспокойства.
- Он сверкает, Лиль, аж слепит и глаза слезятся. Россыпь красных алмазов, представляешь? Вот таким же он выглядит. А если сгрести песок ладонью, то он колет и жжет. Думаю, на нем вполне можно поджарить собственные яйца, - сейчас его смех прозвучал натурально, будто он расслабился после своего признания, а потом из него полился целый поток слов. Я же расслабилась и прислушалась к монотонному, убаюкивающему голосу:
- Знаешь, я часто задавался вопросом: "За что наш род проклят?" Почему Красные пески сделали нас по-мужски слабыми? Раннее я не интересовался причиной болезни, просто привык думать, что красные пески прокляли род Бонифациев бесплодием. Нашу ущербность принимал, как данность. Мне двадцать девять, в моем возрасте у многих знакомых более пятидесяти детей. Я же лишился одного сразу после родов, ( успел его даже увидеть), а другого еще в животе матери. Артур потерял семерых детей в утробе матерей, из них двое были у Тиль. Артур только сейчас поведал одну из возможных причин бесплодия. Значит, красные пески всё же милостивы. Где-то отбирают, а где-то дают. В нашей крови яд красного цветка, и именно он убивает наших детей. Все эти дни я хожу по лагерю, общаюсь с людьми, трогаю их и не заболеваю. Видимо, эта гадость с рождения сидит в нас и раз уж в одночасье не может убить, то убивает наш род через бесплодие.
Значило ли это, что у моего Азамата тоже есть шанс на...но погодите...
- Артур не заболел? - услышав отрицательный ответ, я продолжила мысль. - Тогда почему Артур до сих пор не уверен, что он Бонифаций по крови?
- В том то и дело в детстве он заболел хворью, но смог справиться с нею и отделался лишь несколькими шрамами, как последствие от красных ожогов. А я совсем не заболеваю...
И вновь возникло неловкое многозначительное молчание и, чтобы его прекратить, я задала очередной вопрос. Просто эти дни наедине с собой и со страхом за сына сходила с ума, от этого мне сейчас хотелось говорить и говорить. Я готова была побеседовать и с мечом Артура, но лишь бы не прислушиваться к тишине.
- Погибшие есть?
- Пятьдесят два тела. Мы с Артуром таскаем трупы. Сегодня ночью будем сжигать первую партию умерших от хвори. Ты раньше могла бы представить, что принц и шейх будут выполнять настолько грязную работу?
Он горько и нелепо засмеялся над поворотами судьбы, а я впервые призадумалась не только о здоровье сына, но и об Артуре.
Одна беда за другой посыпались на армию. Сам дьявол отвернулся от земного дьявола и оставил на волю удачи. Голодные и паникующие люди могли восстать против шейха и если ему не удастся остановить панику, то за ним придут. А панику я уже увидела, когда мужчина в сердцах швырнул тарелку с едой.
Нет. Они не должны злиться. Артур для них должен быть идолом. В конце концов, шейх не мог быть точно уверенным, что хворь повторно не возьмет его. Он действует на свой страх и риск ради них.
Глава 22
POV Лилия
Визит Ярина на меня сильно повлиял и подарил хрупкую надежду.
Если за неделю Азамат еще не умер, то… есть шанс? Возможно болезнь, которую пережил Артур, оставила след в их тела и пощадит сына? Тяжело верить в чудо, а потом ощущать, как она ежедневно то медленно умирает, опуская тебя в бездну отчаяния, а затем снова возрождается, поднимая до небес. Итак до бесконечности. Изо дня в день.
Только жестокая бесконечность в ожидании чуда, и я - дрожащая тварь, привязанная к мечу.
Я пыталась поесть и поспать, но жалкие попытки заканчивались плачевно. Вместо этого проводила время в молитвах красным пескам с просьбой вернуть сына и в обмен забрать мою душу. Хоть она грязная, лживая, продажная, прогнившая насквозь, но все равно...
Днем, стараясь развеяться, сидела возле меча и терла об него толстую веревку. Влево-вправо. Наверное, это бесполезное занятие, но я зачем-то это делала. Скорее всего, чтобы найти утешение в монотонном занятии. От трения об веревку запястья еще сильнее страдали. По прошествии стольких дней я уже слабо чувствовала руки и с трудом могла шевелить пальцами. Кровоток в конечностях сильно нарушился, что уж говорить о коже, которая горела, точно ее особо изощренно и долго сдирали тупым ножом.
По ночам, часто страдая бессонницей, я смотрела в потолок и размышляла о многом. О прошлом, о будущем. Например, что мне делать без Азамата? Если вдруг Артур не поможет моему...нашему сыну, как дальше жить? Провести остаток дней в поисках смерти? По кодексу воинов, да и по нашей вере даже для меня самоубийство - не выход. Самый тяжкий грех.
Через две недели заточения я осознала, что исчезли сны о погибшей земле, об Антуане и отце. Все кровавые воспоминания и отрезанные головы для меня больше не имели значения и даже не вызывали укола боли или грусти.
Мертвых уже не вернуть и мертвые должны оставаться в своих могилах с доброй памятью о них. Покойники должны остаться там… в моем детстве.
Пусть сотрутся из памяти тяжелые воспоминания, а останутся добрые образы и картины. Не тот отец, который подложил под врага, а позднее не справившийся со своими чувствами и возненавидевший меня - любовницу своего врага, а отец, научивший дочь кататься на лошади без седла и искренне любивший свою рыжею непоседу, бегающую по дворцу, как мальчишка-сорванец. Антуан останется лучшим другом, с которым мы якобы по-взрослому охраняли Клару, а старшие позволяли нам думать, что мы выполняем важную роль. А тринадцатая земля… останется плодородным оазисом с дикой природой и буйной растительностью, а не пепелищем, оставленным на крови и костях.
Я должна отречься от всего этого, если не хочу похоронить себя и своего ребенка рядом с ними в одной могиле. Мой Азамат важнее их всех вместе взятых.
Будучи в одиночестве я даже начала сравнивать отцов и задалась вопросом: " А если бы моему отцу пришлось когда-нибудь выбирать - убить меня, зараженную хворью, или лечить самостоятельно, чтобы он выбрал? Меня или столь желаемую власть? Рискнул бы своим здоровьем и властью ради меня? Конечно, у Артура ощутимое преимущество в этом вопросе, ведь он уже переболел хворью, но это же не гарантирует его безопасность? Впрочем, действия моего отца сами напрашиваются на правильный ответ, но ... хватит. Больше не имеет смысла сравнивать.
***
Ярин исправно приходил ко мне один раз в сутки. На пару минут, чтобы рассказать о новостях, о том, как Артур поил Азамата соком фруктов, что немного поддерживало его физические силы и не давало совсем зачахнуть без еды. Рассказал о том, что в целях безопасности, мы огородились и засели в песках. Все, что меня интересовало первое время - это Азамат, об остальном я не хотела слышать или замечать.