— Да я и не спала, — растерянно проговорила она. — Ты как здесь очутился?
— Живу я здесь! — рассмеялся Фома. — Снилось тебе, милая!
— Не снилось! — она ударила его кулачком по груди. — Я не спала! Да и не уснуть здесь было! Может, у тебя тут полтергейст?
— А что запросто! — сказал Фома щедро, делая широкий распахивающий жест. — Даже не пол, а целый, можно сказать, тыр гейст!
— Перестань, я серьезно!
— Серьезные девушки, — доверительно сообщил Фома, придвигаясь к ней, — это большая удача в жизни всяких юнош!
Руки его плели кружева.
— Отстань!.. — отбивалась от него Ирина подушками. — Отстань от меня, я сказала!.. Змей…
Утро расцвело для Фомы новой краской, словно он что-то понял о женщинах, побывав вдали от них, на острие ножа. Хлопотное путешествие отрадно заканчивалось в широко распахнутых глазах Ирины…
— И все-таки, что это было? — спросила Ирина через некоторое (очень короткое!) время, словно ничего не произошло.
Фома расхохотался: ничего он не узнал о женщинах! Что можно о них узнать вдали от них?
— Считай, что ничего не было! Я как честный человек могу подтвердить: ничего не было, минутная слабость, общая…
— Я про квартиру твою сумасшедшую!
— И я про нее, — ухмыльнулся Фома. — Ничего не было, тебе показалось.
— Да, конечно! — не согласилась Ирина. — Что я сумасшедшая, по-твоему?..
И добавила не очень уверенно:
— Как-то странно все это.
— Есть многое на свете, друг Ирина, что и не снилось нашим мудрецам. Зато приснилось тебе, неспящая красавица!..
— Пойдем где-нибудь позавтракаем! — мечтательно предложил он, когда солнце заглянуло в просвет между шторами и причудливо изменило комнату, словно рампа. — Чего-нибудь шипящего, шкварчащего!
— В шесть утра?
— Шесть утра? — удивился Фома. — Ничего не понимаю! Следующего дня?
— Какого следующего дня? — не поняла Ирина. — Конечно, следующего, какого еще?
— Ну да! — поспешно согласился Фома. — День с Доком, за три.
— Что ты там бормочешь?
— Ну, так мы идем завтракать? У меня в холодильнике ни хвоста!
— Куда мы сейчас пойдем? Ты меня удивляешь!
— На вокзал! Вокзал же рядом!.. Кстати, говорят нельзя зачинать детей ближе четырех километров от железнодорожных путей.
— А мы и не будем, — успокоила его Ирина, — тем более, что в Москве и места такого не найти. Мы, вроде, завтракать собрались?.. Или у тебя и там твой тыргейст запланирован?
— Не, только завтрак!.. — Фома блаженно зажмурился. — Тишина, тонкие гудки маневрового, ласковый голос информаторши!..
— Грязь, бомжи и сквозняки, — продолжила Ирина.
— Не надо видеть только плохое, там и проститутки есть!
— А!.. Теперь понятно твое четырехкилометровое опасение.
— И вовсе оно у меня не четырехкилометровое.
— Слушай, если ты таким образом хочешь выдворить меня из дома, то собирайся и пошли! — решительно сказала Ирина, вставая с софы. — Я с тобой тоже проголодалась!
— Никто тебя не выдворяет, я просто есть хочу!
На площади между вокзалов к ним сразу привязалась торговка водкой.
— Водочка, водочка, ребята! Недорогая водочка, — бормотала она, увязываясь за ними.
Фома ее узнал: внештатный федеральный агент трех вокзалов.
— Бабуля? — удивился Фома. — У тебя выходные бывают? Шесть утра! Какая водочка?
— Русская, ребята, русская!..
Фому она не узнала, так как он никакой опасности для ее торговли не представлял. Фома с досадой посмотрел на ее синяк, признак здоровой конкуренции и активного образа жизни; ночь у старушки была как и у него — ого-го!
— Какие ребята, бабуля? — спросил он. — Здесь дама!
— И дамам, и дамам. Недорого. Дамская водочка, ребята! — не отставала торговка.
— И дамская есть?! — поразился Фома.
— Я ж вам дам!
Чувство солидарности за полнокровно проведенную ночь заставило его купить у бабки маленькую по сумасшедшей тройной цене. Все люди братья, объяснил он себе это.
— Ты что, опять?! — возмутилась Ирина, увидев это безобразие. — Начинается! С утра… поздравляю!
— Ты посмотри, какой у нее синяк!.. Я не буду пить! — оправдывался Фома.
— А у меня синяк ты не видишь? Мои синяки тебе не интересны?..
Ирина завелась с пол-оборота.
— Я знаю, тебе все равно, что я мотаюсь за тобой, как собачонка! Так вот, то, что я тебе говорила тогда, правда! Я действительно выхожу замуж! Это, чтоб ты знал!..
Она надулась и замолчала. Фома тяжело вздохнул: Ирина хочет замуж. Но он же не сумасшедший! С ним завтра может случиться такое, чего и в медицинском словаре нет. А объяснить… да она его в дурдом сдаст, совершенно искренне желая помочь. Она и так считает его сумасшедшим, если не хуже. Но на голодный желудок ничего решать не хотелось, тем более, чтобы что-то решали за тебя.
— Я не буду пить, — сказал Фома, пряча бутылку в карман. — Давай дойдем до ресторана, покушаем и спокойно все обсудим.
Чего «обсудим», он, откровенно говоря, не знал, сказал, чтобы отвлечь ее. А вот что покушает, знал!.. Но ресторан еще не работал.
— Тогда «Русское бистро»! — резюмировал Фома.
— А это что такое? — подозрительно спросила Ирина, дитя приличий, паче естества постели: что-то приличное в этот час, по ее мнению, работать не могло.
— О, русское бистро — последнее русское общепитовское изобретение начала девятнадцатого века! Такие пирожки!
— Пирожки-и-и! — скуксилась Ирина. — Ты меня будешь кормить пирожками?
— Тебе понравится! — с жаром сказал Фома. — Кстати, смотри под ноги, один из них где-то здесь валяется!
Ирина выразительно посмотрела на него.
— И мы что, будем их здесь собирать? Это твое последнее русское изобретение?
Фома хохотнул:
— Нет, я тут недавно потерял один!
— Потерял?! — Ирина даже остановилась.
— Ты иногда мне кажешься совершенно ненормальным, честное слово! Я перестаю понимать, когда ты шутишь, а когда говоришь правду.
— Водочка, водочка, девочки, курочка, — догнала их другая тетка и стала выписывать вокруг них круги.
— Водочка, водочка, недорогая…
— Я правда потерял, — оправдывался Фома, увлекая Ирину дальше.
— Ты посмотри, что творится на вокзалах по утрам? Какое оживление торговли!.. Бабуля!.. — повернулся он к надоевшей торговке. — Это не ты, случайно, засадила в глаз моей доброй знакомой?..
Он показал на маячившую невдалеке торговку с синяком.
— Нехорошо, а еще водкой торгуешь! Позоришь свой цех!..
Торговка немного остолбенела, так ее еще никто не оскорблял, и только потом, когда они отошли на безопасное расстояние, вслед им понеслось возмущенное:
— Ты меня еще еться поучи! Сосунок!
Но Фома уже заворачивал за угол и предложением не воспользовался.
— Понимаешь, я не могу отделаться от странного впечатления, что иногда ты говоришь правду, но правду какую-то безумную…
Они были уже в бистро; там Ирине неожиданно понравилось: чистенько, светло, приятный сдобный запах печеного.
— Я же говорил!..
Фома назаказывал всякой всячины: пирожков, кулебяк, расстегаев, ватрушек и разнообразил все это салатами и квасом. Пирожки он начал есть сразу у стойки, даже не рассчитавшись. Ну его на фиг, думал он, сунув Ирине деньги — рассчитывайся!..
Ирина с возрастающим удивлением смотрела на него, впрочем, как и продавщица. Больше в зале никого не было, кроме одинокой мужской фигуры в углу, спиной к ним, но Фома все равно жадно откусывал от пирогов.
— Ты напрасно драматизируешь, — возразил он с набитым ртом. — И не надо отделываться, правильно! Я действительно говорю только правду. Уродился такой. Урод. Ты ешь… Смотри, все как я говорил: тишина, паровозные гудки, ласковые объявления…
— И бомжи! — кивнула Ирина в угол.
— Это ты сама заказала. И с чего ты взяла, что это бомж? Вполне приличный дядечка
— Ага! А то я не вижу! — сказала Ирина, хотя стояла спиной к человеку в углу. — Бахрома, локти блестят, под мышкой прореха…
— И когда ты все это? — удивился Фома. — Ну, хорошо, бомж, но очень приличный. Видишь, утром рано встал, не пьяный, урны проверил, позавтракал, чем они послали… аристократ!
— Не хватает только проституток! — весело и громко заметила Ирина.
— Проституток?.. Сейчас будут! Только не кричи, на тебя уже смотрят.
— Ну и что? — беспечно сказала Ирина. — У нас нет проституции?.. Есть, слава Богу!
— Слава Богу! — согласился Фома. — Но если раньше это было ругательство, то теперь звание, за которое борются.
— Не знаю, кто за него борется, я не борюсь!
— А тебе и не надо! — согласился Фома. — Пусть они за звание тебя борются.
— Что ты имеешь в виду? — сощурилась Ирина. — А?.. Фильтруй базар!
— А что?
— Да ничего!
— Я про душу твою…
— Ешь давай, ешь, продуша!
— Мама моя!..
Фома с непреувеличенным наслаждением впился в следующий пирожок, открыл салат
— Думал уже никогда больше, — пробормотал он, скорее для себя.
— Да! — вдруг вспомнила Ирина. — А что это за тип ждал тебя в подъезде?
Фома чуть пальцы себе не откусил вместе с пирожком.
— Как же это я забыла? — удивилась Ирина самой себе.
Он через силу улыбнулся полным ртом, поднял палец: сейчас, мол, все расскажу, — и стал тщательно пережевывать пирожок. Шестьдесят четыре раза на одной стороне челюсти, шестьдесят четыре на другой, потом еще тридцать два на передних… когда пирожок уже стал жижей, грозящей вылиться изо рта, Ирина обижено отложила вилку.
— Я что-то не то спросила? Не моего ума дело?.. Не хочешь, не говори!
Фома выпучил глаза самым успокаивающим образом: что ты, родная?! — и всем телом продемонстрировал глоток: вот, мол, в чем дело, кушаю рекомендованным, здоровым образом!.. После этого радостно поведал:
— Это мой давнишний приятель!
— Приятель, которому ты ничего не должен и который следит за тобой?
«Только правду, только правду! — лихорадочно соображал Фома. — Мне нельзя врать, у меня плохая память!»